Хвост виляет собакой - Ларри Бейнхарт

Я блокирую как могу, позволяя ему бить по предплечьям, плечам, бедрам, но стараясь защитить уязвимые места: глаза, горло, пах, колени. Пропускаю один сильный удар в живот и отступаю назад, чувствуя вкус пива.

Легкий контакт не такой уж легкий.

Инструкторы боевых искусств верят в то, что боль – это учитель. Как и инструкторы морской пехоты. И многие родители. Надо признать, что, даже принимая эти размеренные удары, я концентрируюсь и становлюсь бодрее. Я начинаю ясно видеть Ястреба. Я уверен, что в какой-то момент он решит, что у него есть шанс, и нанесет сокрушительный удар в полную силу. Простая демонстрация его не устроит. Он полон ярости и высокомерия.

Я пытаюсь атаковать. Он блокирует и наносит ответный удар левой рукой мне по шее. Я пропускаю блок. Удар получился резче, чем следовало. Я отступаю назад, мне больно. Он заносит ногу, чтобы пнуть меня в пах.

Вот он – его удар в полную силу.

Я подставляю бедро, и оно тут же немеет. Он знает это. Теперь я еще медленнее, чем в начале.

Он повторяет ту же последовательность. На этот раз бьет рукой мне по глазам, чтобы заставить меня отступить и подставиться под следующий удар. Сейчас я уверен, что он целится в колено, – это не передать словами. Пока подбираешь слова, действия давно закончатся. Это яркая и четкая мысль, но я не могу выразить ее без слов.

Удар в колено меня травмирует – либо немного, либо сильно. На этом поединок закончится. После этого он принесет официальные, но неискренние извинения.

Вместо того чтобы отпрянуть назад, защищая глаза, я шагаю навстречу его руке, намереваясь принять удар лбом. Это опасно для нас обоих. Если я не успею, или он успеет перестроиться, я получу в глаз. В то же время череп – это очень твердая кость, расположенная очень близко к коже. Бить по голове кулаками или пальцами очень опасно. Если он ударит со всей силы и не успеет перестроиться, то, скорее всего, что-нибудь сломает.

Он перестраивается. Но недостаточно. Его напряженные пальцы ударяют о кость прямо над глазом. Моя кожа под бровью лопается. Течет кровь. Это выглядит драматично, но ничего не значит. Ким не останавливает схватку. Мне кажется, что я слышу, как он хихикает. Но я слишком сосредоточен, чтобы быть уверенным в этом.

Ястребу больно, он теряет ритм. А я этим пользуюсь.

Его засада превращается в мою засаду. Но он этого пока не понимает. Возможно, его завораживает блеск моей крови.

Не понимая, он действует по своему плану – ударяет меня в колено. Но я уже слишком близко к нему и продолжаю двигаться. Я поднимаю свое колено вверх, чтобы ударить им по его колену и сцепиться с ним. Я поворачиваюсь, соединяя свою силу с его силой. Я падаю вниз, на мат, и перебрасываю его через себя. Я следую за ним так быстро, как только могу. Я бью его коленями. Сжав руку в тигриную лапу, я царапаю его лицо, касаясь пальцами его век.

Ким хлопает в ладоши, чтобы закончить схватку.

Мы встаем. Кланяемся друг другу. У меня течет кровь. Ястребу досаждает боль в руке. Ким уходит. У него есть другие дела. Я должен был чему-то научиться. Из книги. Или из его истории. Или из всего этого. Если урок не усвоен, виноват ученик, а не учитель, и учителю, право же, больше нечего сказать. А может быть, он просто разозлился на меня за то, что я задавал глупые вопросы, и решил показать мне, что я должен заткнуться и не мешать ему. Все это возможно.

– Считаешь себя крутым, да? – говорит Ястреб.

– Вполне, – отвечаю я.

– Ты не так крут, как я, – говорит он. – Если бы я тебе врезал по глазам, ты узнал бы Ястреба как следует, прежде чем я дал бы тебе подняться.

– Возможно, – говорю я.

Он вдруг усмехается. У него большой рот и крупные зубы. Его улыбка очень широкая и дружелюбная.

– Пошел ты, Джо. Ты нормальный мужик, – говорит он и начинает одно из старомодных рукопожатий с ударами кулаками, локтями, предплечьями и перекатыванием больших пальцев. Я был во Вьетнаме. Все парни так делали. Моя версия устарела, как и версия Ястреба. В наши дни братаны просто показывают пальцами знаки банды. Вы точно такое видели в кино.

Я возвращаюсь в дом. Мэгги готовится пойти на важную вечеринку. Ее устраивает Джон Питерс, которого недавно приняли на работу в «Сони» на должность главы «Коламбия Пикчерз». Говорят, что зарплата составляет 2 700 000 долларов плюс часть прибыли и голливудские привилегии. Тысячи людей в Голливуде могут сказать «нет». Несколько сотен могут сказать «Я согласен» или «Я одобряю». Но только несколько человек могут сказать «Поехали» – и двадцать, тридцать, сорок миллионов долларов будут выделены, потрачены, и фильм будет снят. Таких человек, может быть, пять, или десять, или пятнадцать. Сколько бы их ни было, большинство из них сегодня вечером будут там.

Мэгги пригласила своего парикмахера. Его зовут Фредо. Я несколько минут наблюдаю за его работой. Они меня не замечают. Он болтает о сексуальной жизни звезд. Он снова упоминает историю с песчанкой. Он клянется, что у его коллеги стрижется врач, который извлекал грызуна.

– Фредо, закрой рот и делай меня красивой, – огрызается Мэгги. Как будто она некрасива и это внезапно пугает ее.

Я смотрю в зеркало на ее перепуганное лицо, а затем выхожу из комнаты.

Позже Мэгги спускается вниз. Она умопомрачительная. Прическа, макияж, одежда, туфли – полный комплект. Я не разбираюсь в одежде, но могу сказать, что это платье очень дорогое, из какого-то особенного материала, и оно сшито для нее на заказ. Тот, кто его сшил, очень умен, потому что оно выглядит просто, но постоянно подстраивается под нее, меняется в зависимости от ее движений. Передо мной мимолетно мелькает то ее грудь, то ее длинные ноги, то изгиб ее бедер.

Я, напротив, выгляжу не лучшим образом. На брови пластырь, под глазом фингал, еще и хромаю. Она обеспокоенно смотрит на меня. Затем, опасаясь прослушки, включает музыку. Она спрашивает, все ли со мной в порядке. Я отвечаю, что да. Я даже не пытаюсь объяснить ей про додзё. Я так и не понял, то ли Ким спивается, то ли что. К чему эти слова: «Стратегия позиционирования избегает Реальности и нападает через Иллюзию»?

– Мне