Дети из камеры хранения - Рю Мураками

— О том, что я держу крокодила.

— Все животные занятные, только хлопот с ними много.

— Очень большой.

Анэмонэ шептала, сложив губки. Ветер доносил до его ушей шепот вместе с запахом мыла.

— Крокодил, говоришь? Я как-то видел крокодила в зоопарке, он не показался мне особенно смышленым.

— Приходи посмотреть. Почувствуешь себя как в тропических джунглях.

Кику хотел сказать, что уже чувствует. Ему уже жарко и так бьется сердце, словно он в джунглях.

— Когда закончишь с делами, милости просим.

— Сегодня не получится.

— Есть такое сакэ, называется «Ночь в царстве крокодилов».

— Сегодня никак.

— Когда сможешь. Как только надумаешь, сразу и приходи.

Отчего же ему так тяжело дышать? Кику уже долго об этом думал. С того момента, как он дотронулся до ее щек, его охватило чувство, что он совершил что-то жестокое. Щеки были прохладные и мягкие. Интересно, а какова их изнанка? Наверное, тоже прохладная. И гладкая. Гладкий изгиб чуть выдающейся вперед верхней губы Анэмонэ, кончика подбородка, горла, шеи был освещен зданиями, бросавшими свет за ее спиной. Лишь контуры лица четко вырисовывались, как это было и с маленьким островком, неподалеку от острова, на котором они жили, когда с наступлением сумерек его с той стороны освещал маяк. Контур менялся всякий раз, когда Анэмонэ шептала, вздыхала, улыбалась. Кику еще раз протянул ладонь и прикоснулся к ее щеке. Он обвел пальцем красные следы.

— Приходи посмотреть на крокодила, когда захочешь. Просто позвони.

— Ладно, мне пора, — сказал Кику и поднялся. Он достал спрятанный шест.

— Как красиво, как будто лазерный луч, — сказала Анэмонэ, глядя на длинный серебристый полупрозрачный шест. — Удачи тебе в прыжке. Я снимаю.

Кику стал разминаться. Он помассировал голени, пробежался несколько раз туда-обратно и наконец, взглянув на вершину колючей проволоки, встал на стартовую точку. Анэмонэ приготовила поляроид. Кику побежал, наклоняя вперед корпус еще сильнее, чем бегуны на короткую дистанцию. Он нарисовал в уме себя, летящего в воздухе, пересекающего в небе планку. Выбрав длину шага, он ускорился. Наконец сделал последний шаг перед толчком и воткнул шест в.песок. Кику резко оттолкнулся от земли. Шест изогнулся. Внезапно раздался свисток.

— Стой! — закричали ему.

Сюда бежали двое патрульных. Один из них выстрелил в воздух. Тело Кику, которое вот-вот должно было преодолеть ограждение, качнулось. Левой рукой он отпустил шест, его туловище, потеряв равновесие, накренилось. Кику увидел, как на него надвигаются огромные шипы колючей проволоки.

Он попытался изменить траекторию, но острый как нож шип проткнул ему щеку возле рта. Чтобы не порвать щеку, он бессознательно схватился за колючую проволоку руками и повис на ограждении. Вот мерзавцы, такой чистый прыжок — и помешали! Подтянувшись на руках, он вытащил шип из щеки. Внизу стоял патрульный в шлеме и держал пистолет. Рот Кику наполнился кровью. Он языком пытался придавить рану, но язык затек и не двигался.

— Не смей бежать, побежишь — буду стрелять. Спускайся сюда, — сказал низким голосом патрульный, светя вокруг фонариком.

Прожектор испускал косой луч света. Кику посмотрел на выглянувшую из-за дерева Анэмонэ. Она нажала затвор фотоаппарата. «Странная девчонка», — подумал Кику и рассмеялся. Патрульные в белых защитных костюмах почему-то рассердились. Возможно, их разозлило то, что Кику смеется.

— Эта сволочь плевать на нас хотела, а ведь у нас есть право открыть огонь! Давай его пристрелим.

Им, кажется, не терпелось пристрелить человека — скучно стало ходить возле колючей проволоки. Один с явным удовольствием вскинул оружие. Когда он, со смехом поправив шлем, прицелился в голову Кику, в луче прожектора возникла другая рука с пистолетом странной формы, и в тот момент, когда это заметили патрульные, раздался выстрел. Из толстого ствола вылетела шрапнель. На белой защитной одежде патрульных появились крохотные дырочки, и оба упали на землю. Кику с удивлением обернулся. Ему махал низкорослый парень с темной кожей и без передних зубов. Ствол, который он сжимал в руках, еще дымился.

— Будешь долго висеть так — сожгут тебя. Данай сюда, спортсмен.

Кику спрыгнул с колючей проволоки. На выстрелы уже мчался бронированный джип. Анэмонэ помахала рукой и исчезла. Убедившись в этом, Кику поспешил за беззубым парнем. Когда они вышли из луча прожектора, беззубый остановился и указал на дом с низкой крышей. К ним приближался юноша с длинными волосами. Это был Хаси.

ГЛАВА 9

— Это тебя, что ли, Кику зовут? Зачем такой шум поднял? Если бы мы не заметили и не подоспели вовремя, тебя бы сожгли. А правда, что ты спортсмен? Неужели? Плохо, очень плохо. Хаси, я ему скажу, а ты подтверди. Ненавижу спортсменов, на дух не переношу. Примитивные, не мозги в голове, а один пот. Fight, fight, fight, fight. Бегут, задыхаются, ненавижу такое.

Беззубого парня звали Тацуо. Филиппинец. Тацуо дела Крус. Хаси жил с ним в одном доме. Двухэтажное здание под оцинкованной крышей когда-то было заводиком. Хаси, не сказав ни слова, провел Кику внутрь. На втором этаже, возле лестницы раскачивалась лампочка без абажура, а под ней, согнувшись в три погибели, сидела беременная женщина и красила ногти на ногах. Мотылек кружил вокруг лампочки, женщина смахнула его ладонью. Золотистая пыльца с его крыльев упала на еще влажные ногти.

Комната была маленькой, в ней стоял запах мочи. Из окна свисал резиновый шланг, опущенный в пластиковое ведро, полное воды. Вода желтая, мутная. Хаси зачерпнул воды и вымыл руки. Циновки на полу разорваны, на доски наброшена холстина, замазанная масляной краской. В центре комнаты — крохотный чайный столик с двумя эмалированными чашками с засохшими чайными пакетиками, рядом со столом — черно-белый телевизор, магнитофон и зеркало. Кику удивился пока лишь одному. Хаси был накрашен. Брови сбриты, на лице белая пудра. Хаси, продолжая молчать, повернулся к зеркалу, ни разу не взглянув на Кику. Вместо него громко затараторил Тацуо.

— Спортсмен, ты видел? Видел, как я свалил патрульных? Эту пушку я сам сделал, шрапнелью стреляет. Здорово, правда? Во всей Японии, кроме меня, никто такого сделать не может. Называется «Liberator», за основу я взял простые стволы, из которых во время Второй мировой стреляли партизаны. Ты, спортсмен, небось не знаешь, что значит «Liberator». Классно, правда? «Тот, что дает свободу». Мне давно хотелось такой сделать. Чтобы шрапнелью стрелял. Отдача великовата, но в ближнем бою бьет наповал. Когда доделаю, назову его «Либератор», хотя лучше, конечно, «Гэтвэй». Это одно старое кино, в детстве еще видел, когда в префектуре Гумма жил, в городке Такасаки. Там артист американский был с короткой стрижкой, который все из короткого ствола палил. Я в детстве его смотрел. — Тацуо суетливо расхаживал по комнате. Заглянув в грязный пакет с фруктовым соком, он принялся рыться в картонной коробке, наполненной обувными рожками и воланами для бадминтона. — Странно, где-то был йод. — Тацуо искал йод для Кику. — Вот так-то, спортсмен, пушка у меня есть.

Он несколько раз повторил эту фразу, а затем протянул Кику смоченный платок.

— Рану протри, — сказал он, показав на щеку. Кику заметил, что пальцы у Тацуо дрожат.

— Спортсмен, лекарство надо купить. Не забуду. У меня же пушка есть. Теперь и ты знаешь, что такое мой «Гэтвэй», так что надо мной не издеваться, уговор? Честно сказать, мне бы хотелось пострелять внизу, там, где заводской цех был. Только там дед живет. Дед-землетрясение, ух и шуму от него. Кричит: «Землетрясение! Землетрясение!» Стоит у него спазму случиться или напугается чего, так сразу же: «Землетрясение!» Жалко его.

Выпалив все это на одном дыхании, Тацуо посмотрел на Кику. Кику, не поднимая головы, сказал:

— Наверное, досталось ему во время землетрясения.

Тацуо сморщился и рассмеялся:

— Вот это да, спортсмен заговорил! — удивленно проговорил он и хлопнул Хаси по плечу. — Эй,

Хаси, спортсмен заговорил. Здорово! Будь он хоть трижды спортсмен, славный парень. Взял и заговорил. Хаси за тебя переживал. Увидел, что ты со своей палкой перелететь сюда вздумал, и схватил меня — мол, помочь надо, очень переживал. О чем это я говорил? А, про деда-землетрясение. Он всю жизнь сторожем работал, с тринадцати лет. Шестьдесят лет сторожем. Всю свою зарплату тратил на покупку неприкосновенного запаса продовольствия на случай землетрясения: консервов всяких, минералки. А потом заболел, вот семейка и вышвырнула его на Ядовитый остров. У него на позвоночнике опухоль, совсем не ходит, даже нужду справить не может. Его сюда забросили с двухколесным велосипедным прицепом, полным запаса еды и минералки. Только и держится за свои землетрясения. Ради землетрясения шестьдесят лет сторожем проработал. Чуть что — кричит: «Землетрясение! Землетрясение!» Шуму он него — жуть. Никакого землетрясения не надо. Интересно, да? Как тебе у нас, хорошее место? А я понравился? Тацуо, свернув язык трубочкой, очень быстро тараторил, а потом сказал, что пойдет за лекарством, махнул Кику рукой и вышел из комнаты. Хаси сел перед зеркалом, открыл коробочку и стал пальцем намазывать на лицо белый крем.