Вокруг Света 2006 №08 - Вокруг Света

Хаос

Запрет на конструктивное мышление влечет за собой хаос. А режиссировать хаос очень сложно. Как бы ни желал Мао видеть себя коммунистическим императором (в 1956-м он даже назначил себе официального преемника — министра обороны Линь Бяо), страна все же перестала быть «старой доброй» стабильной феодальной монархией. Элементы броуновского движения наталкивались друг на друга, все воевали против всех. В руководстве оставались сильные фигуры, и надеть зловещий колпак на голову, скажем, Лю Шаоци, которому Кормчий даже оказался вынужден временно «одолжить» формально пост Председателя КНР (в 1959-м), представлялось невозможным без тщательной подготовки. Маоисты, правда, сумели подготовиться: в 1968-м «китайский Хрущев» Лю лишился всех постов, его подвергли публичному поруганию на глазах жены и детей и бросили в тюрьму, где он вскоре умер. Удалось уцелеть величайшему мудрецу Нового Китая Дэн Сяопину, неоднократно разжалованному, но всякий раз вновь возвращавшемуся к кормилам власти...

История не post factum, а — по факту расставляла на места карьеристов, авантюристов, ловцов золотых карпов в мутной воде, глупцов и патриотов. Народ, коллективная память которого хранила воспоминания о тайных обществах, восстаниях Желтых повязок и ихэтуаней, начинал утомляться произволом юнцов-хунвэйбинов, которых вскоре пришлось усилить «когортой» цзаофаней («бунтарей»). То были молодые неквалифицированные рабочие, иногда — служащие, и роль они играли посредническую: «доставить» «культурную революцию» на места — в учреждения и на заводы, в провинции. Подмять «массы» под хунвэйбинов. Но тут коса впервые нашла на камень. Пусть стихийно и неоформленно, но «низы» не хотели подминаться. Цзаофани получали отпор, по стране прокатились забастовки, погромщиков в деревнях встречали дрекольем. Да и «в верхах» не все молчали: популярный маршал Чжу Дэ, Чэнь И, Хэ Лун относительно смело выступили против разрушительной эрозии партии и страны.

А счетчик революционных потерь продолжал тикать: разоренная страна с почти погубленным хозяйством лишилась сотни тысяч рядовых коммунистов, составлявших опору режима; более 2,5 тысячи литераторов и деятелей искусства были репрессированы, почти некому стало «поставлять» хотя бы официальное искусство. Официальные китайские данные свидетельствуют: в той или иной мере от «культурной революции» пострадало около 100 миллионов человек. Казалось, все разрушено до основания, и строить «новый мир» уже некому. Но Китай имеет многотысячелетнюю традицию выживания, и он опять выжил.

…Останься Мао Цзэдун хотя бы еще пять-шесть лет здоров и полон сил, один бог знает, к чему привела бы «культурная революция». Вождь явно не имел намерения ни тормозить, ни прекращать ее. Трудности и растущее запустение вокруг нимало не пугали этого человека, а уж решительности продолжать начатое ему всегда хватало. Вот хотя бы известное тому свидетельство из самого разгара кровавых чисток — случай с Линь Бяо.

Маршал Красной армии Линь Бяо в мае 1950-го. В 1959-м он станет министром обороны, а в 1971-м — погибнет при попытке скрыться от преследований Мао в СССР

Последний полет наследного принца

Вроде бы все шло «нормально». IX съезд КПК (апрель 1969 года) охотно одобрил все, что произошло в стране с начала революции. Линь Бяо, министр обороны КНР, в своем выступлении с жаром призывал продолжать борьбу с ревизионистами и уклонистами. Уже светил ему маяком новый Устав партии, в котором он именовался наследником Мао. Старый император обзавелся преемником и перевел немигающий взгляд на Конституцию 1954 года, новая версия которой обещала Кормчему руководящую роль во всех вопросах политики, экономики и идеологии, а значит, и преемник вполне мог со временем рассчитывать на подобную же роль. Спустя пять лет конституцию приняли.

Как это часто случается с «принцами», Линь Бяо не захотел ждать, и уже в сентябре 1971-го на очередном пленуме ЦК разразился кризис: министр обороны с группой сторонников попытался легально заполучить власть и потерпел неудачу, после чего, как пишут современные китайские историки, «разработал план переворота».

Тут как по мановению волшебной палочки торопыга-преемник и его товарищи — высшие офицеры (из них шестеро членов Политбюро) — исчезают. Сам Линь Бяо погибает 13 сентября в авиакатастрофе над Монголией — вскоре после вполне дружеского ужина с Председателем. Остальные участники заговора тоже куда-то пропали. Наверное, туда же, куда и десятки тысяч других офицеров, сгинувших в горниле очередной (или внеочередной?) чистки, последовавшей за этим эксцессом.

Яо Вэньюань перед особым трибуналом (1980 год). Через 16 лет он выйдет из тюрьмы, а в декабре 2005-го — умрет последним из «Банды четырех»

Впрочем, это была последняя убедительная демонстрация силы Мао. К счастью для Китая, он дряхлел. Уже через полтора года на горизонте немного развиднелось: ЦК реабилитировал своего бывшего Генерального секретаря Дэн Сяопина, зашевелились «разгромленные» ранее комсомол и профсоюзы.

Январская конституция 1975 года получилась компромиссной: страну по-прежнему призывали «готовиться к возможной войне», но членам коммун все-таки позволили сохранить приусадебные участки, нехотя признали необходимость постепенного повышения уровня жизни, оплаты по труду... Формально Мао все еще оставался Великим Кормчим, но политически вождь уже утратил свое влияние, а через полтора года ушел из жизни и физически.

В верхах немедленно нашлись люди, оперативно арестовавшие преступную «четверку» — Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюаня и Ван Хунвэня. Выдохшейся и обескровленной стране предстояло зализывать раны и оправляться от десяти лет сплошного кошмара. Ей предстояло построить одну из мощнейших экономик в мире и заполонить магазины Лондона, Сан-Франциско и Москвы товарами с маркой «Сделано в Китае». Китайцы с облегчением устремили взгляды туда, куда неизменно устремляли их в трудную минуту, — к Золотому веку мифических императоров древности, правивших мудро и справедливо. Конфуций любил приводить этот век в пример живущим.

Финальный аккорд

В 1981 году ЦК КПК вдруг будто просыпается от спячки, протирает глаза и сообщает городу и миру о своих ощущениях. Решение «По некоторым вопросам истории партии» признает: «Культурная революция не была и не может быть революцией или источником социального прогресса в каком бы то ни было смысле... она явилась смутой, вызванной сверху по вине руководителя и использованной контрреволюционными группировками; смутой, которая принесла серьезные беды партии, государству и всему многонациональному народу». Беда в том, что так не бывает. Кто бы ни инициировал «смуту», в ней принимали участие не два и не три человека, даже не четыре. Похоже, американский китаец, историк Сун Юнъи, с ареста которого начался этот рассказ, открыл именно этот секрет.

На мавзолее Мао Чжуси, на той самой главной площади страны Тяньаньмэнь, где уже в 1989 году престарелый Дэн Сяопин раздавил танками демонстрацию совсем других студентов, до сих пор красуется портрет Великого Кормчего. Не надо кидать в него чернильницами. Это чревато тюремным заключением или смертной казнью. Да и вообще — не надо. «Культурную революцию», как любую другую революцию в любой другой стране, китайцы сделали все вместе. Вместе из нее и вышли. Хотя, как мы уже выяснили, это — государственная тайна.

Динара Дубровская

Фань насущный

Ни одна мировая культура не является столь пищецентричной, как китайская. Ни одна мировая кухня не распространилась по миру с такой ласковой агрессивностью и не завоевала более широкую популярность. И для этого есть объективные причины. Дело не только в том, что мире расселилось огромное количество эмигрантов-хуацяо, а скорее, в высоких кулинарных стандартах и свежести блюд китайской кухни.

Китайская еда делится на «фань» и «цай» — две неразделимые и противоположные части, дополняющие друг друга и классово, и антагонистично. Фань приблизительно то же, что для нас хлеб, то есть базовая еда, которая дает возможность жить. И хотя слово «фань» означает рис, им принято называть и лапшу, и любые мучные и зерновые изделия. Цай же — все остальное съедобное, побывавшее в руках повара: овощи, мясо, птица, морепродукты, фрукты, орехи.

Тайбэй. Периодически проходящие здесь Праздники китайской еды свидетельствуют: съедобно все, даже личинки тутового шелкопряда

Некогда Мао Цзэдун произнес лозунг, кардинально отличавшийся от пищевой программы короля Генриха IV, мечтавшего, чтобы каждая крестьянская семья во Франции хотя бы раз в неделю могла готовить на обед курицу. Слова, сказанные Великим Кормчим, звучали лаконичнее и жестче: «Железная чашка риса». Что это значит? Конечно же, не то, что прекрасные китайские фарфоровые пиалы-вань следует заменить металлическими, а то, что каждый житель КНР должен «железно» потреблять по чашке риса в день, иными словами, не голодать. По мере возрастания благосостояния к фань можно добавлять цай — от самого распространенного его вида, китайской капусты, до всем известных, но мало кем отведанных сунхуадань — «тухлых яиц».