Как я украл миллион. Исповедь раскаявшегося кардера. - Сергей Павлович

Я опять отправил поисковую «маляву» в надежде найти Пашу Воропаева и пообщаться с ним раньше мусоров, но моим надеждам не суждено было сбыться.

Глава 12

Допросы, опять допросы…

Ты хочешь узнать, как выглядит допрос?

Первый допрос — это как первый сексуальный опыт: ждешь его и волнуешься уж точно не меньше. Ты никогда не знаешь наверняка, когда это случится — утром, днем или даже ночью (бывало и такое). Просто нервно ждешь: на людях храбришься, а в душе очень переживаешь, поскольку этот единственный, самый первый визит следователя может приоткрыть завесу неопределенности и неизвестности над твоим будущим. Вроде бы и ожидаешь постоянно, когда за тобой придут, и дежурные ручка с блокнотом всегда наготове, но этот равнодушный металлический голос за дверью: «Павлович, с бумагами!» — все равно оказывается неожиданным. Сердце начинает биться так, что кажется, будто его стук слышен и в соседних хатах. Но надеваешь на себя маску безразличия и идешь. Куда идешь? Да навстречу своей судьбе, к кому-то благосклонной, а к кому-то не очень.

Первый раз меня допрашивали вечером 4 октября. Ты скажешь: «Какого черта! Человек уже восемнадцать дней за решеткой, а к нему только сейчас пришли!» — и будешь абсолютно прав. Я и сам каждый день сгорал от желания поскорее узнать, в чем же меня обвиняют и какие испытания приготовила мне судьба. Правда, следователи не разделяют эту точку зрения и намеренно держат тебя в неведении — неделю, две, три. Наверное, это один из элементов оказания психологического давления на подследственных по особо важным уголовным делам — человек, впервые заключенный под стражу, находится в непривычных, незнакомых, довольно жестких, порой нечеловеческих условиях, и кому-то этих нескольких недель может оказаться достаточно, чтобы сломаться и при первой же встрече со следователем написать явку с повинной, которая, при благоприятном стечении обстоятельств, может обернуться подпиской о невыезде и пусть временной и иллюзорной, но свободой.

Вхожу в кабинет, прищуриваюсь — настольная лампа специально повернута так, чтобы светить мне прямо в глаза. Обшарпанный деревянный стол с намертво прикрученной пепельницей, пара прикрепленных к полу табуреток, небольшое окно, забранное выкрашенной в белый цвет железной решеткой, мой адвокат Нестерович и долговязый, похожий на сухую сосновую жердь уже знакомый мне следователь Макаревич. Редкие свежевымытые волосы, дешевый костюм от «Коминтерна» с брюками не по длине… Сколько же ему лет? — пытаюсь угадать, но юношеский румянец на щеках Макаревича путает все карты, и с равным успехом ему может быть как двадцать пять, так и около тридцати.

— Ну здравствуй, Сергей, — протянул мне руку следак. — Как поживаешь?

— Вашими молитвами, — я ответил на рукопожатие. — Слушаю.

— Вот обвинение, прочти. Особо не заморачивайся — оно предварительное и в процессе расследования еще не раз изменится. Ну, прочел?

— Да.

— Вину признаешь?

— Нет, конечно.

— Хорошо, так и запишем. Подпиши здесь и здесь. Пароли от своих зашифрованных дисков не скажешь?

— Угадали — не скажу.

— Ну, как знаешь. До встречи, — Макаревич поднялся и собрался уходить.

— Когда вас в следующий раз ждать?

— По закону срок предварительного следствия — два месяца. Это если не будем продлевать. Так что в любой день. До свидания, Сергей Александрович.

— Ага, пока, — буркнул я себе под нос.

Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Раз спрашивал пароли — значит, мои диски они еще не открыли. Это хорошая новость. Раз уж ФБР методом брутфорса (подбора пароля по словарю) за год не смогло расшифровать жесткий диск, защищенный программой BestCrypt, то наши недоумки и подавно не смогут.

Я внимательно прочел текст обвинения: «приготовление к хищению с использованием компьютерной техники» (часть 2 статьи 212 УК РБ) — из-за Сапрыкина и часть 4 статьи 212 за шопинг в Минске с Пашей и Степаном. Вернулся в хату, поужинал. Пацаны с расспросами не приставали.

— Славик, расскажи, как тебя вычислили, — чтобы отогнать от себя дурные мысли, спросил я у Белоскурского.

— Спалился на телефонных звонках, — неожиданно охотно начал тот. — «Выставил» пару хат, без шума и пыли — все тихо. Прозваниваю остальные, чтобы изучить примерный распорядок дня хозяев — из таксофона набираю, разумеется. Наметил одну квартирку, вхожу, включаю свет — не включается. Вот блин! Достаю из кармана фонарик, включаю, иду по коридору — откуда-то из темноты удар, прямо в челюсть. Я и свалился сразу. Лишь тени надо мной прыгали. И каждая норовила побольнее ударить кованым ботинком, уроды. Думал, ниндзя — оказалось, «Алмаз». На чем прокололся? Да на карточке таксофонной. У меня самая большая была, на семьсот пятьдесят единиц. Я все хаты — и последнюю, и те, в которых раньше побывал, с одной этой карты прозванивал. Телефоны-автоматы, само собой, менял, а вот про карточку-то и не подумал. А ведь у нее тоже серийный номер есть — минуты же как-то списываются. Мусора взяли распечатку звонков из тех хат, где я уже побывал, — ага, есть звонки из таксофонов, вычислили серийный номер моей карты, пробили, куда еще я с нее звоню — а я же в эту последнюю хату особенно часто «долбил», ну и устроили там засаду. Отбили все внутренности, — Славик тяжело вздохнул и взялся за правый бок, — почки особенно. Правда, это помогло мне в прокуратуре правды добиться — нашли с ними компромисс, чтобы и мусоров в тюрьму не сажать — за такой-то «прием», и с меня часть обвинений снять.

— Я вот тоже поначалу номера своих мобильников каждые две недели менял и трубки перепрошивал, — решил поделиться опытом я. — Недавно, кстати, появились трубки с плавающим IMEI. Нажал на кнопку — и идентификационный номер твоего аппарата уже другой. Вставил новую «симку» и звони. Правда, без толку все это — ты можешь свой номер хоть трижды на дню менять, но телефоны, куда ты регулярно звонишь, — матери, подруги, жены — остаются неизменными и мусора очень быстро вычисляют твой новый номер. Вот тебе и новые технологии: с одной стороны, сильно упрощают жизнь — вспомни, как ты жил без Интернета и мобильного телефона, а с другой — помогают мусорам выходить на наш след.

Всю следующую неделю на допросы не дергали, приходила лишь адвокат, которая исправно в обход цензуры приносила мне письма от родных и близких. Боря взял в руки форматную и газетную бумагу, клейстер, цветные ручки, самодельный трафарет — вот уж действительно, талантливый человек талантлив во всем — и смастерил новую колоду игральных карт, после чего упорно учил нас играть в преферанс.