Восемь. Знак бесконечности - Ульяна Соболева

Зазвонил сотовый, и я вздрогнула, потянулась к кейсу, нажала на кнопку вызова.

– Да, я вас слушаю.

На том конце молчали. Ни единого звука. Глубокая, глухая тишина. Я выудила пачку сигарет, придерживая аппарат между плечом и ухом. Достала зажигалку.

– Простите, но я вас не слышу. Вы могли бы перезвонить? – отключилась, но сотовый зазвонил опять.

И снова тишина. Дурацкая шутка, совсем не смешно. Наверное, это мать, решила услышать мой голос и теперь молчит, не решаясь сказать ни слова.

– Мам! Это ты? Могла бы и не молчать, я не съем тебя, особенно по телефону. Тебе нужны деньги?

Что-то щелкнуло там… вдалеке, я услышала приглушенную музыку и какой-то странный звук. Я даже не могла объяснить, что это, как жужжание очень тихое жужжание.

– Я отключаюсь, если вам нужно поговорить, перезвоните еще раз. Если вы просто хотели услышать мой голос, то я сброшу вас на автоответчик.

Я выключила звонок, и в этот момент раздался характерный звук полученного сообщения. Обернулась. Он ответил. Я медленно подошла и нажала «прочесть»:

– Я всегда выполняю обещания, Кошка. Только захочешь ли ты пойти до конца? Ведь назад дороги не будет.

– Ал! Твою мать! Ты, гребаный сукин сын! Как? Твою мать, как ты это понял?

Заславский развешивал фотографии убитых девушек на доске за письменным столом.

– Он накачивал их бета-блокаторами, они впадали в полную прострацию, в состояние, похожее на кому. Это была убойная доза, она бы убила их и без этих порезов. Только умирали они раньше.

– Ты хочешь сказать, что он привозил их в общественные места уже в бессознательном состоянии?

Фернандо посмотрел, как Алекс прикрепил кнопками последний снимок, и поморщился, глядя на фотографию Веры, самой юной из жертв.

– Он привозил их, резал вены, а потом аккуратно укладывал на скамейку. Для него это было сродни ритуалу или он бросал нам вызов, а мы ничего не замечали.

– Сукин сын!

– Еще какой сукин сын. Он неплохо знаком с фармацевтикой или же принимает этот препарат.

Фернандо сел на краешек стола.

– Они исчезали на несколько дней. Следовательно, он где-то держал их. Думаешь, насиловал?

– Скорее всего, да. Бета-блокаторы погружают человека в состояние, близкое к коме, замедляет сердцебиение, сильно понижают артериальное давление, но жертва скорей всего чувствовала, что с ней делают, только не могла дать отпор, не могла даже кричать. Вот почему мы не нашли следов сопротивления. Но все они имели сексуальный контакт за сутки или двое перед смертью.

– Твою ж мать! То есть этот маньяк уже полгода убивает девчонок, а мы ни слухом, ни духом!

Алекс резко повернул голову к Ферни.

– Вот именно, и он будет убивать еще. Ублюдок всех обвел вокруг пальца, не проводилось вскрытие, причины смерти были ясны, ни у кого не возникло сомнений. Мне нужен психологический портрет преступника. Я должен понимать, какого хера он хочет нам сказать, а эта тварь таки хочет. Заново допросить родителей, друзей, учителей. Всех, с кем дружили, трахались, держались за ручку, ненавидели, ругались.

– Мы приступим завтра с утра. Разрешение подписано?

– Да! Главное, чтоб не просочилось в прессу!

– Просочится! И ты прекрасно об этом знаешь.

– У нас есть фора в несколько часов, а в лучшем случае и дней. За это время мы можем что-то нарыть.

Алекс подошел к снимкам и снова пристально осмотрел каждый из них. Потом вдруг сорвал два снимка и поднес к лицу.

– Твою мать. Ферни, посмотри.

Фернандо подошел к напарнику и посмотрел на снимки.

– Что?

– Смотри внимательно. У них в паху тату или рисунок… скорее всего, тату. Видишь? Немедленно отдай снимки на увеличение, я хочу знать, что там!

– Будет сделано!

Алекс задумчиво сел в кресло и откинулся на спинку, положил снимки на стол. Потом вдруг сунул руку в карман и поднес к фотографиям маленькую черную визитку.

– Будь я проклят, если это не восьмерка! Посмотри! Видишь закругление?

– Вижу.

Заславский провел острием шариковой ручки по закруглениям на визитке, а потом снова взял снимок Анны в руки.

– Это необязательно восьмерка, Ферни, – тихо сказал он, – это может быть знак бесконечности, как на визитке. Когда будете допрашивать знакомых и родственников остальных четырех девушек, заострите внимание на тату. Я уверен, что оно было и у их.

Алекс нажал кнопку на коммутаторе:

– Стеф! По Марини что-то есть?

– Нет, сэр, чисто. Никакой связи ни с одной из девушек.

– Уверена? Проблемы с несовершеннолетними? Заявления в полицию?

– Нет, ничего из того, что ты перечислил. Связи нет. Он не безупречен, но он по другой части, в любом случае адвокаты в два счета вытаскивали Марини из дерьма.

– Ищи. Серова пыталась проникнуть к нему в дом и была задержана всего два месяца назад! Пусть с ним поговорят об этом. Что со списками учеников?

– Мы еще не всех допросили, но у многих алиби и притом железное.

Алекс несколько секунд постукивал зажигалкой по столешнице.

– Он был близок с ними. Они ему доверяли, знали. Он не ловил их на улице.

Алекс достал сотовый из кармана и набрал до боли знакомый номер. Он уже знал, что она не ответит, и поэтому оставил сообщение.

«Кэт, позвони мне. Это были убийства. Слышишь? Убийства. Мне нужна твоя помощь!»

Глава 10

Эрик Хэндли смотрел, как по спирали обогревателя медленно ползет ночная бабочка. Свет неоновой лампы освещал светло-коричневые крылышки в разводах. Нежная и мерзкая одновременно, вызывает чувство гадливости и в то же время завораживает. Откуда она взялась непонятно, окна его спальни открывали очень редко, он не разрешал. Ему нравился царящий в ней мрак, без единого луча солнечного света, раздражали даже яркие фонари под окнами, так он говорил тетке Луизе и отцу. Зачем им знать о тайнике между оконными рамами и том, что там лежит?!

Чернокожая Нэнси, которая помогала матери по дому, с тех пор, как та заболела, знала неписаные правила этого дома – Эрика не беспокоить, в его комнате убирать только один раз в неделю и при этом ничего не трогать, окна не открывать. Нэнси его недолюбливала, а самому Эрику было плевать, что эта толстозадая, бесполезная курица о нем думает. Однажды он застал ее у себя, когда та брызгала углы его спальни какой-то дрянью и что-то бормотала себе под нос. Она считала, что Эрик поклоняется дьяволу и что рано или поздно этот дьявол утащит Хэндли-младшего в преисподнюю. Идиотка не понимала, что Эрику ее суеверный страх только льстит, и он при каждом удобном случае готов шокировать ее новыми выходками и смотреть, как та быстро осеняет себя крестным знамением при взгляде на постеры в его спальне и аксессуары в виде черепов.