Восемь. Знак бесконечности - Ульяна Соболева

Я резко выдохнула от этой режущей прямоты. Браво, мистер Марини, вы тут же попытались нащупать мое слабое место, нанести удар, чтобы убедиться в своей правоте. Вы попали в цель.

– Не знаю, на какую роль вы подходите, просто пытаюсь понять, какое отношение может иметь к шестнадцатилетнему ребенку взрослый мужчина. В какие бы игры вы не играли в постели, я надеюсь, ваши партнерши достигли совершеннолетия!

– Я не знал эту девочку, я никогда ее не видел, и я понятия не имею, какого дьявола она писала обо мне в своем дневнике. Вы удовлетворены?

Нет, я не была удовлетворена, я увидела, что он злится, только не могла понять почему.

– Что вас больше всего шокировало в ее дневнике? Упоминание моего имени или перечисление того, что она хотела, чтобы я с ней сделал?

В этот момент он схватил меня за руку, я не ожидала, и кожу словно обожгло от прикосновения его пальцев. Я судорожно сглотнула.

– Отпустите.

– Вы боитесь прикосновений?

Да, его прикосновений я боялась, потому что они вызывали во мне совсем не те чувства, что должны были. Не вызывали отвращения, отторжения, а наоборот – первобытное странное желание еще больших касаний, сильных, властных, порабощающих.

– Мы снова обсуждаем мои страхи, мистер Марини?

– А чего вы боитесь, Кэтрин? Что пугает маленького доктора-психолога?

В нем меня пугало все, а особенно реакция собственного тела только на звук его голоса.

– Отпустите мою руку и давайте продолжим беседу, если вы не против?

– Против! Ответьте на вопрос, и я отпущу.

Я несколько секунд смотрела ему в глаза, его явно забавляла эта ситуация, где вопросы теперь задавал именно он.

– Равнодушие. Больше всего меня пугает именно равнодушие.

– Как сильно бьется ваш пульс, можно подумать, что вы и правда меня боитесь или возбуждены.

Я невольно облизала пересохшие губы и увидела, как он внимательно проследил за кончиком моего языка, светло-голубые радужки потемнели, он слегка надавил большим пальцем на мое запястье и, сминая кожу, провел им по тыльной стороне ладони.

– Какие холодные руки. Так вы боитесь или я вас возбуждаю?

Он не просто меня возбуждал, я превратилась в сгусток оголенных вибрирующих нервов, в моих мыслях я уже стонала под ним на этом столе, глядя в эти обжигающие глаза. Я почувствовала, как напряглись соски под кружевным лифчиком, и как влажно стало между ног. Боже… если я так на него реагирую, то как может отреагировать подросток, совершенно не знающий толк в таких утонченных играх на чувственность. Я не хотела, чтобы он отпускал мою руку, и в тот же момент появилось непреодолимое желание убежать.

– Ни то, ни другое, мистер Марини, я просто не люблю, когда меня трогают чужие люди. Мне это неприятно.

– Готов поклясться, что сейчас вам это приятно, более того – вы просто мечтаете, чтобы я трогал вас везде, Кошка?

– Что? – мои глаза округлились, и я резко отняла руку. – Как вы меня назвали?

Он засмеялся, сложил руки на груди:

– Я назвал вас кошкой. Вы такая же дикая, так же противитесь ласке, даже если про себя урчите от удовольствия.

Я почувствовала вспышку злости, нет, даже ярость. Он намеренно выводил меня из себя, намеренно ставил в неловкое положение, или же… он настолько умен и хитер, что умело увел разговор в нужное ему русло.

– Я не кошка, и вы понятия не имеете, что может заставить меня испытывать удовольствие, – выпалила я.

– А мне кажется, я прекрасно знаю, что именно, – Марини резко подался вперед, гипнотизируя меня взглядом.

– Вы слишком самоуверенны.

Я встала с кресла, а он остался сидеть.

– Я думаю, наш разговор окончен. Если у меня возникнут еще вопросы, я вам позвоню. До свидания, мистер Марини.

Я развернулась и направилась к двери. Внезапно он оказался впереди меня, и его рука легла на круглую ручку, отрезая мне пути к отступлению, я услышала его голос прямо над своим ухом.

– В следующий раз придумайте причину для встречи со мной поубедительнее.

– Следующего раза не будет! – ответила я. – Дайте мне выйти.

– Будет, – его дыхание обжигало затылок и у меня пересохло в горле, – будет, и вы прекрасно это знаете. Хотите, я подожду, пока вы снова позвоните или сэкономим наше время, и я это сделаю сам? Например, завтра приглашу вас куда-нибудь?

Я резко обернулась:

– Сделайте одолжение, мистер Марини, избавьте меня от вашей самоуверенной наглости. Со мной это не работает.

Голубые глаза вспыхнули любопытством, и он облокотился о косяк двери прямо над моей головой.

– А что работает, Кэтрин?

Он вдруг убрал прядь волос с моего лица, а я замерла, осознавая, настолько он сейчас близок ко мне.

– Ничего из привычных для вас методов.

– Хотите сказать, что, как психолог, видите меня насквозь?

– Вот именно, – нагло ответила я и хотела открыть дверь, но он вдруг схватил меня пятерней за горло и жадно впился в мой рот губами, от неожиданности я задохнулась, но его напор был настолько яростным, что у меня потемнело перед глазами и подогнулись колени. Он не целовал, а просто взял мой рот, самым наглым образом, самым невероятным и властным. Это было настолько развратно и порочно, что мне показалось, у меня завибрировал каждый нерв на теле от первобытного возбуждения. Словно это не поцелуй, а голый, пошлый секс, когда тебя берут прямо в одежде. Его язык переплетался с моим, а губы мяли, отбирали, порабощали, трахали мой рот. Я даже не обратила внимания, как он выдернул шпильки из моих волос и локоны упали мне на лицо. Я понимала, что вопреки всему отвечаю на поцелуй, отвечаю с диким голодом, с безумием, которое потекло по венам, словно мне впрыснули дозу героина, против моей воли, и кайф уже овладел всем телом. Запретный, порочный, грязный кайф. Пальцы на моей шее переместились к скулам, удерживая, не давая оторваться, другой рукой, он зарылся в мои волосы на затылке. Я задыхалась, меня трясло, как в лихорадке, а каждое влажное касание губ заставляло взвиться от возбуждения, примерно так можно чувствовать себя в преддверии оргазма, но это только поцелуй, но какой… меня никогда так не целовали. Господи, мне сейчас казалось, что до этой секунды меня вообще не целовали. С моих губ невольно сорвался стон, и в тот же момент Данте резко выпустил меня.

Мой пульс просто зашкаливал, а сердце билось так сильно, что стало больно в груди. Данте улыбался, но улыбка тронула только его чувственные, влажные губы, а глаза наоборот казались непроницаемыми и очень темными.

– Это вы тоже предвидели? Вашу реакцию? А, доктор?

Я распахнула дверь и бросилась вон из кабинета, пролетая мимо секретарши, лихорадочно поправляя волосы, одергивая жакет. Он всего лишь поцеловал, а у меня было такое чувство, что меня отымели, жестко, сильно, до синяков и… самое ужасное – мне это понравилось.