Молчание Сабрины 2 (СИ) - Торин Владимир

– Я помню – помню! – Заплата облизнул сухие, потрескавшиеся губы не менее сухим языком. – Я получу фургончик, когда…

Шут его перебил:

– Если ты помнишь, тогда как, скажи на милость, твоя хорошая память увязывается с твоей нынешней неисполнительностью?

– Ну… э-э-э… я… э-э-э… я его боюсь, мистер Гуффин, – Заплата перешел на шепот. – Это все же Брекенбок. А он…

– Уж я получше тебя знаю, кто такой Брекенбок, – рявкнул Гуффин, и тут вдруг мгновенно успокоился. Его гримаса будто вышла за дверь. Ее место заменило другое выражение: невероятно угрожающе и пугающе милое.

– Закрой глаза, Заплата, – сказал Гуффин ласковым голоском. – Сделай мне одолжение.

– Какая-то подлость, мистер Гуффин? – Заплату охватил ужас. – Но за что?

– Сказал, закрой глаза.

Заплата зажмурился и вжал голову в плечи, ожидая, что его сейчас или чем-то стукнут, или и вовсе произойдет нечто намного хуже.

– А теперь открой.

Заплата открыл и поглядел на шута в недоумении.

– Кого ты видишь перед собой? – спросил Манера Улыбаться.

– Вас, мистер Гуффин.

– Ясное дело, – терпеливо кивнул шут. – И вот тебе кое-что к размышлению, Заплата: если ты видишь перед собой меня, то, вероятно, тебе стоит вспомнить, кого ты боишься больше – какого-то Брекенбока или все же мистера Манеру Улыбаться, и выполнишь, наконец, свою часть сделки. Иначе фургончик я просто-напросто сожгу на твоих глазах. А ты будешь стоять и смотреть, как он ярко и с хрустом пылает. И твое грязное заплесневелое сердце будет обливаться вонючей прелой кровью. Я что-то упускаю?

– Злобу Брекенбока и его коварство, – услужливо подсказал Заплата и задрожал. Перед его глазами отчетливо предстал горящий фургончик, который уже никогда ему не достанется… А ведь он так мечтал о своем доме!

– Брекенбок, – продолжил Гуффин, – известный мастер пускать пыль в глаза. На деле же он – не страшнее щеночка породы леллуп. Щеночка, который пытается спрятать свою трусливую, слабохарактерную натуру за наигранным рычанием.

Заплата по-прежнему сомневался – сравнение Гуффина его не особо успокоило, ведь все знали, что щенки леллуп однажды вырастают и превращаются в злющих-презлющих зверюг.

– Сэр, раз уж мы говорим о собаках… это вы велели Бульдогу Джиму разломать куклу? Ну, ее руку…

– Насколько я помню, речь шла об одном лишь пальце.

«Какое счастье, – подумал Гуффин, безразлично глядя на то, как мадам Бджи подкладывает мышеловки под крышкой котла, чтобы Проныра туда не сунулся, пока она расставляет тарелки на столе, – что люди кругом сами по себе выродки и подлецы. Это здорово облегчает мне работу. Иногда даже просить никого ни о чем не нужно… Хотя о чем это я? Я ведь никогда никого ни о чем не прошу…»

– Почему тебя это так заботит? – Гуффин перевел подозрительный взгляд на Заплату. – А! Постой-ка! – его осенило. – Ты беспокоишься, что твою награду разделит кто-то другой? Боишься, что Бульдог в деле?

– Ну-у-у… – заскулил Заплата. – Вы же обещали мне целый и ни-с-кем-не-разделимый фургончик. А соседство… это совсем другое. Нельзя портить воздух, нужно вытирать ноги, и с лампой зажженной до утра не посидишь за интересной книжкой…

– Во-первых, – проворчал Гуффин, – в нашем фургоне как у меня, так и у Пустого Места есть шторка по краю полки, которую в любой момент можно задернуть. А во-вторых… с каких это пор ты читаешь книжки, Заплата?

Заплата выглядел смущенным.

– Ну, Брекенбок дал мне книгу «Как не быть тупицей. Десять способов от профессора Умничества доктора Фикка». Я начал читать… Продвинулся не сильно – всего пара абзацев, но весьма…

– «Абзацев»?! – Гуффин был поражен до глубины своей черствой души. – Брось это занятие, Заплата! Книжки – совершенно дурацкое и бессмысленное изобретение, они тебе не нужны! Книжки не помогут тебе получить то, что тебе хочется, Заплата. А вот нож, острый нюх и послушание мне тебе ой-как пригодятся!

– Вы правы, сэр.

– Я знаю. Я всегда прав. А что касается нашего дела, то чтобы к трем часам ночи ты все сделал. Ты понял меня? Иначе я найду того, кто сделает. Ты ведь хотел поучаствовать в спектакле? Вот и поучаствуешь. Более того: ты сыграешь в нашем с тобой ночном спектакле главную роль.

Заплата от этих слов начал буквально трястись, словно в приступе. Он едва ли не наяву увидел, как его миленький фургончик укатывается от него прочь.

– Не извольте беспокоиться, сэр. Все будет сделано.

– Вот и славно.

– Но…

– Что еще? – В этот момент Гуффин отчасти понял всю суть тягости существования Талли Брекенбока и по достоинству оценил его терпение.

Глаза Заплаты снова алчно заблестели – даже со стороны было видно, как он себя сдерживает, чтобы не начать потирать руки в предвкушении.

– Вы не дадите мне свои часики, чтобы я знал, когда наступит три часа ночи?

– Что? – с презрением спросил Гуффин. – Не дам я тебе никаких часов! Сам угадаешь время. И попробуй только угадать неверно. Пошел вон!

И Заплата пошел. Глядя ему вслед, Гуффин поморщился от отвращения…

…В своей жизни, несомненно, каждый хотя бы раз такое испытывал.

Вы никого не трогаете, занимаетесь своими делами, но в какой-то момент вам отчетливо начинает казаться, что на вас смотрят, за вами наблюдают, вас высматривают – более того, буквально сверлят взглядом. И хоть стружка от этого сверления в стороны не разлетается, все же ощущение и правда не из приятных.

Вот и Проныра сидел под кухонным навесом, глядел на котел и все гадал, как бы засунуть в него свои пальцы и при этом избежать мышеловок мадам Бджи, когда он вдруг почувствовал: как будто чьи-то ногти заскребли его по затылку.

Он поднял голову и обернулся. Ему улыбнулись. Проныра встал и нехотя пошагал навстречу улыбке.

Когда он подошел, улыбка превратилась в гримасу:

– Почему ты до сих пор не сделал то, что должен был? – спросил ледяным голосом Гуффин. – Почему все меня постоянно подводят? Я напрасно тебе доверил такую важную задачу?

Проныра снял свои очочки и принялся протирать их уголком жилетки.

– Вы знаете, мистер Гуффин, – сказал он, – доверительные отношения без соответствующих заверенных по всем правилам (со всеми печатями и подписями) бумаг являются лишь устной договоренностью между частными лицами, а выше означенные лица в таких условиях, как вам, должно быть, известно, нередко позволяют себе… эм-м… маневрировать в вопросах сроков исполнения выше означенной договоренности. Поэтому в особо важных и, подчеркиваю, тайных делах я бы рекомендовал полагаться только на лиц, заслуживающих доверия. А таких у нас днем с огнем не сыщешь… Ну а мое частное лицо – вы только поглядите на него, мистер Гуффин! – разве можно ожидать исполнения договоренности строго в указанные сроки от такого лица? Вот и я не ожидал бы. Между тем ради успешного исполнения возложенной на меня задачи я позволил себе несколько маневрировать в методах и…

– Маневрировать? – прорычал Гуффин. – Ты не капитан боевого дирижабля, а грязный Пройдоха из балагана! Хватит крючкотворствовать, чтоб тебя! Ты должен был просто подсыпать свою отраву в котел. Почему ты этого до сих пор не сделал? Говори! И только попробуй снова ответить мне на своем занудном конторском языке!

Проныра надел очки и бросил испуганный взгляд на кухарку, которая мыла в луже ложки для ужина.

– Ну, вы бы видели сегодня мадам Бджи – она словно отрастила глаза на затылке. Эта мерзкая толстуха не подпускала меня к котлу весь вечер. Не мог же я при ней, глядя ей прямо в глаза, начать сыпать в котел яд из кисета…

– Проклятье! От тебя требовалось только одно! Такое простое дело. С ним бы и слепая крыса справилась… Все нужно делать самому! Ни на кого нельзя положиться!

– Да почему вы так переживаете, мистер Гуффин? Все же…

– Завтрак, – коротко произнес шут в зеленом пальто. – Ты понял меня, Проныра?

– Но там же этот цепной пес! Что мне делать с мадам Бджи?

Гуффин задумался. Его лицо при этом преобразилось: вся злоба словно вышла из Манеры Улыбаться, как из прохудившейся бутылки. Шут, как и прежде, хмурил брови, но не от ярости, больше не поджимал губы, обычный прищур исчез, даже в складочках у рта не осталось ни намека на злодейство. Злодейство испарилось – его заменил мыслительный процесс, и перед Пронырой неожиданно предстал очень умный, проницательный и творческий человек, на ходу придумывающий новый план.