Черный Ангел - Джон Коннолли

— Например?

— У него появилась молоденькая девочка, зовут ее Эллен. Работает вроде, хотя далеко он ее не отпускает. Мы пытались поговорить с нею, но не нашли никаких зацепок, что он ее втянул и принуждает к такой работе. Джи-Мэк хорошо натаскивает своих женщин. Если узнаете что-нибудь о ней, может, скажете нам?

— Да, мы слышали, как Джи-Мэк называл Алису мерзавкой, мерзкой наркоманкой. Мы решили, вам и это следует знать, на всякий случай, если вы планировали говорить с ним.

— Я запомню. Где его территория?

— Его девочки обслуживают внизу Лафайета. Ему доставляет удовольствие следить за ними, и он обычно паркуется на соседней улице. Слышал, что у него появилась новая машина «катлэс сьюприм», да еще на дисках с большой задницей, семьдесят первая или семьдесят вторая, как будто он какой-то там миллионер-рэпер.

— И как давно?

— Недавно.

— Выходит, дела его идут хорошо, коли он такое себе позволяет.

— Полагаю, да. Налоговых деклараций нам никто не показывал, не могу утверждать наверняка, но, похоже, с недавних пор он при деньгах.

Да, надо бы выяснить, с какой стати он так разбогател.

Мэкки задержал на мне взгляд. Я кивнул, давая ему понять, что понял то, что он сообщал: «Кто-то заплатил сутенеру за молчание».

— Жилище есть?

— Да, в Бруклине, в конце Кони-Айленд-авеню. Какие-то из его женщин живут с ним. Кажется, у него еще есть стойло. Он курсирует между ними.

— Оружие?

— Эти парни не настолько глупы, чтобы носить при себе. Более успешные держат один или два пистолета и могут использовать в случае неприятностей, но Джи-Мэк все же еще не в той лиге.

Возвратилась официантка. Настроение у нее совсем испортилось. Дании и Мэкки заказали тунца на хлебной водке и ассорти из индейки. Дании попросил «солнечную сторону» вместе с тунцом. Приходилось только восхищаться его настойчивостью.

— Салат или картофель фри, — сказала официантка. — Солнечный свет дополнительно, и им придется наслаждаться снаружи.

— Как насчет фри и улыбки? — спросил Дании.

— Как насчет моей улыбки после того, как с вами что-нибудь случится?

Она ушла. Мир вздохнул с облегчением.

— Приятель, тебе пожелали смерти, — возмутился Мэкки.

— Я мог бы умереть на ее руках, — сказал Дании.

— Ты умираешь на своей жалкой заднице прямо сейчас, а ее и близко нет. — Он вздохнул и высыпал так много сахара в кофе, что его ложка застряла в вертикальном положении.

— Итак, вы думаете, Джи-Мэк знает, где эта женщина? — спросил Мэкки.

— Мы спросим его об этом. — Я пожал плечами.

— И вы думаете, он вам это скажет?

Я думал о Луисе: что он сделает с Джи-Мэком за то, что тот ударил Марту.

— Не сразу, но скажет.

Глава 6

Джекки О был одним из тех старомодных франтов, которые полагали, будто человек должен украшать место. Обычно он носил деловой костюм цвета желтой канарейки, ослепительно белую рубашку с розовым галстуком и желто-белые, сшитые на заказ, кожаные ботинки. В холодную погоду он накидывал плед поверх белого длиннополого кожаного пальто с желтой отделкой. Ансамбль завершала белая мягкая фетровая шляпа с розовым пером. Он опирался на старинную черную трость с набалдашником в виде головы серебряной лошади. Если отвинтить голову, высвобождалось восемнадцатидюймовое лезвие, упрятанное внутрь трости. Полицейские знали, что Джекки О носил эту трость-шпагу, но никогда не допрашивали и никогда не обыскивали его. Иногда он служил отличным источником информации и как одна из серьезных фигур в Поинте даже пользовался некоторым уважением. Он тщательно следил за женщинами, работавшими на него, и пытался обращаться с ними по справедливости. Он оплачивал им резинки, и это уже было больше, чем можно ожидать от большинства сутенеров, заботился, чтобы каждая из них, выходя на улицы, имела при себе спрей, заряженный перцем. Джекки О хватало сообразительности понимать, что красивая одежда и хороший автомобиль отнюдь не подразумевают принадлежности к определенному слою общества, но он не знал, как это обойти. Свои доходы он пускал и на приобретение произведений современного искусства, но иногда сокрушался в душе, что даже самые красивые из его картин и скульптур запятнаны тем, каким способом он финансировал их закупку. По этой причине он любил торговать в надежде, что постепенно сумеет смыть пятно со своей коллекции.

Много лет назад он приобрел квартиру по совету своего бухгалтера, и теперь она превратилась в самое ценное его приобретение. Но посетителей у Джекки О было немного. Как ни крути, он проводил большую часть жизни среди проституток и сутенеров, и никто из них не принадлежал к тем, кто мог бы оценить картины, развешанные по стенам его квартиры. Реальные знатоки искусства предпочитали не общаться с сутенерами. Не сказать, чтобы они пренебрегали услугами таковых, но уж явно не мечтали зайти к ним на «сыр с хересом». Именно это заставило сердце Джекки О радостно забиться, когда он посмотрел в глазок стальной двери и увидел за ней Луиса. «Вот тот, кто сумеет оценить мою коллекцию», — успел он подумать, но тут же сообразил, какова вероятная причина для посещения. Выбор у Джекки О, конечно, был. Он мог не впустить Луиса, но в этом случае он только ухудшил бы ситуацию, или он мог впустить его и надеяться, что ситуация настолько плоха, чтобы уже не сможет стать намного хуже. Ни тот, ни другой вариант не казался ему привлекательным, но, чем дольше Джекки О стал бы увиливать, тем сложнее было бы пытаться успокоить такого посетителя.

Перед тем как открыть дверь, он снял с предохранителя пистолет, который держал в правой руке, затем засунул его назад в кобуру, лежавшую на этажерке в холле. Он состроил гримасу, как можно ближе напоминающую выражение радости и удивления, насколько позволяло охватившее его беспокойство, отпер замки, открыл дверь и даже успел произнести несколько слов: «Дружище! Добро пожаловать!», прежде чем Луис схватил его за горло. Дуло «глока» вдавилось в пустоту под левой скулой Джекки О, пустоту, размер которой был увеличен из-за открытого рта Джекки О. Закрыв пяткой дверь, Луис протащил сутенера в жилую часть квартиры и швырнул на кушетку. Было два часа дня, и Джекки О еще не успел снять красное шелковое кимоно, надетое поверх сиреневой пижамы. Он нашел, что трудно сохранять достоинство в подобном одеянии, но предпринял отчаянную попытку.

— Эй, дружище, как это понимать? Я впускаю тебя в свой дом, и так-то ты обращаешься со мной в ответ на мое же гостеприимство. Ты только взгляни, — он указал пальцем на воротник кимоно, показывая дыру, размером дюймов в шесть. — Ты порвал мое кимоно, а это дерьмо, между прочим, дорогущий шелк.

— Заткнись, — сказал Луис. — Ты знаешь, почему я здесь.

— С чего бы это?

— Ты не понял, это не вопрос. Это утверждение. Ты знаешь.

Джекки О не стал дальше ломать комедию. С этим человеком нельзя было валять дурака. Джекки О помнил, как он первый раз увидел его почти десять лет тому назад. Но еще раньше он слышал о нем легенды, хотя никогда не сталкивался с этой легендарной фигурой.

Луис был другим в те дни: внутри него горел холодный огонь, и это нельзя было скрыть от окружающих, хотя свирепость его медленно убавлялась уже тогда, языки пламени начинали беспорядочно колебаться от встречных ветров. Джекки О предполагал, что человек не может вечно безнаказанно убивать и наносить увечья. Цена этому непомерно высока, и со временем она все равно возрастает. Одни только психопаты и маньяки, наихудшие из убийц, не понимают, что творят. Или, возможно, в них уже не остается ничего, на чем новое преступление могло бы оставить свой след. Луис, однако, не относился к их числу, и когда Джекки О впервые познакомился с ним, последствия его деяний уже исподволь начинали сказываться на нем.

Где-то очень далеко на того, кто охотился на молодых женщин, после очередного убийства приготовили западню. Какие-то всесильные люди отдали распоряжение убрать этого человека, и его утопили в ванне гостиничного номера, куда он вселился, соблазненный обещанием девочки и гарантией, что никто не задаст ему никаких вопросов, если она испытает немного страданий, поскольку он, мол, человек с деньгами и это позволяет ему потворствовать своим вкусам. Гостиничный номер оказался не из дорогих, и при мужчине после его смерти не оказалось никаких вещей, кроме бумажника и часов. Часы так и оставались на его руке, когда он умер. Надо сказать, когда его нашли, он был полностью одет. Люди, заказавшие его смерть, не хотели, чтобы даже самая незначительная деталь могла позволить предположить его самоубийство. Его убийство предназначалось служить предупреждением для других подобных типов.

И тут невезение Джекки О проявилось как никогда. На беду он как раз удачно пристроил одну из своих самых дорогих женщин на работу и выходил из гостиничного номера как раз на том же самом этаже, в тот самый момент, когда появился убийца. Он не знал тогда, что этот человек был убийца. Но он ощутил нечто подспудно бурлящее под внешне спокойной поверхностью, подобное бледному призраку акулы, скользящему в темноте морских глубин. Их взгляды встретились, и Джекки продолжал двигаться в спасительную безопасность людской толчеи. Он не знал, куда направлялся повстречавшийся ему в коридоре человек, не знал, что тот делал в том гостиничном номере, да и не хотел знать. Он даже не оглядывался, пока не дошел до поворота на лестницу, а к тому времени человек уже скрылся из виду. Но Джекки О читал газеты, и ему не надо было быть математиком, чтобы сложить два и два.