Особое задание (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Твоего-то еще в армию не забрали? — поинтересовался один из дедков.

— Говорит, что пусть лучше в армию, чем такая работа. Три водолаза на весь порт осталось! Вчера англичане бухту телефонного кабеля уронили, так он один мудохался целый день, так и не достал. А на него — мол, плохо работаешь! А как в одиночку работать? Уж на что при большевиках было хреново, так и то по двое, по трое работы вели. А теперь?

— Провод-то англичанам зачем? — невинно поинтересовался я. — Они что, собираются у нас новую линию протянуть? — Мечтательно вздохнул: — Хозяйка моя, за которую я службу несу, о телефоне мечтает.

— Хозяйка-то твоя — Галина, которая Пантелеймона вдова? Ну, пусть держит карман шире. Кабель этот на Пинегу пойдет, там нужнее.

Пинега, Пинега. Что-то у меня с ней ассоциируется. Да, место ссылки Александра Грина. Теперь это поселок, а тогда уездный центр. Тьфу ты, наоборот. Сейчас Пинега уездный центр, где сидят интервенты. Если понадобилась телефонная связь, могут готовить наступление. Пожалуй, не зря я сегодня пошел на дежурство! Вот только, где у Крестинина отыскать слова «телефонный провод»? Ладно, придумаю что-нибудь.

Наше дежурство заканчивалось в пять утра, когда народ принимался топить печи, а первые рабочие уже готовились атаковать трамваи. Изрядно намерзнувшись, мечтая о чашке чая с куском хлеба, а потом теплой постели, я дошел до дома.

Хозяйка не спала, в ожидании постояльца расстаралась, напекла на завтрак блинов. Вот молодец. От себя отрывает!

У нее еще оставался настоящий чай, так что я быстро согрелся и наелся. Теперь можно и спать. И на службу я сегодня не пойду. Есть время, чтобы не спеша составить донесение.

— Отогрелся, Володя? — поинтересовалась хозяйка.

— Ох, спасибо!

— Точно согрелся? Дай-ка я твои руки потрогаю. Как ледышки!

Галина Витальевна принялась растирать мои руки.

Хм. А я и не возражаю, чтобы мне руки погрели. И не только руки.

[1] Исследователи называют 200-300 человек, не более.

Глава 12. Первая годовщина

В Ижевске еще идут бои, Добровольческая армия продолжает Кубанский поход, в Крыму немцы, в Архангельске англичане, американцы и французы, в Одессе и Севастополе тоже французы. Как говорится, «список можно продолжить». А в большевистской Москве решили устроить праздник. Кто-то шипел: «Устроили пир во время чумы!», кто-то подсчитывал, что затраты на подготовку и сам праздник сопоставимы с расходами на полк четырехбатальонного состава, а я был совершенно согласен с Правительством, решившим устроить грандиозное мероприятие. Праздник нужен даже тогда, когда все кажется мрачным и тягостным, вернее — когда все мрачно, он и требуется!

Кедров взял меня с собой на совещание, посвященное вопросам безопасности и охраны общественного порядка во время демонстрации. Для чего я ему потребовался, непонятно. Возможно, просто для представительности. Типа — у всех есть адъютанты и порученцы, чем же он хуже? Но быть в адъютантах у Кедрова не страшно.

Заседание проходило в Моссовете, и народа собралось немного. Видимо, все, о чем можно было решить, уже решили, демонстрация уже завтра, а сегодня только ставили точки над «i».

Председательствующий — мужчина средних лет, с небольшой бородой, но довольно пышными усами, в очках, единственный среди присутствующих, одетый не в военную форму или кожанку, а в костюм-тройку, похожий на приват-доцента из старого фильма про революцию, кивнул в сторону военного товарища, судя по манерам, из «бывших».

— Что у нас с армией?

Военспец, представлявший Московский военный округ — не то помощник Муралова, не то начальник штаба, сообщил, что красноармейцы будут стоять в оцеплении вокруг Красной площади, организована охрана внутри, по периметру, создан подвижный резерв на случай неожиданного нападения извне. Но от диверсий или террористического акта в отношении вождей со стороны участников демонстрации он защитить не сможет.

Пока военспец докладывал, до меня дошло, что «приват-доцент» — это Председатель исполнительного комитета Моссовета Лев Борисович Каменев, тот самый, который «и Зиновьев», названные Лениным штрейкбрехерами за статью в газете, где они накануне Октябрьской революции выступили против переворота.

Лев Борисович, внимательно слушавший докладчика, перевел взгляд на Кедрова,, представлявшего ВЧК.

— Михаил Сергеевич, как я полагаю, по линии ВЧК все обстоит хорошо?

— Так точно, товарищ Каменев, — четко доложил Кедров, словно он в прошлом был не врачом и не революционером с большим стажем, а полковником какого-нибудь гвардейского полка. — Сотрудники ВЧК будут находиться среди участников демонстрации, контролировать колонны изнутри, также они станут осуществлять физическую охрану руководства республики.

— А как они будут контролировать демонстрантов? — не унимался Каменев, словно Михаил Сергеевич мог дать полный и емкий ответ.

Говорили, что у Моссовета — точнее, его исполнительного комитета, с Дзержинским сейчас большие «терки», потому что исполнительная власть считает себя главной властью в пределах РСФСР, а ВЧК во главе с Дзержинским так не считали.

— К каждому из участников чекиста не приставишь, — пожал Кедров плечами. — Но наши сотрудники будут реагировать на все необычное, на все резкие или ненужные движения, на попытки достать оружие. Само-собой, от всех случайностей мы не застрахованы.

— Это да, — Кивнул Каменев и, сняв очки, подчеркнуто тщательно принялся вытирать стекла белоснежным платком. Закончив, водрузил их на переносицу и перевел взгляд на меня:

— Молодой человек, как я полагаю, ваш сотрудник?

— Так точно. Товарищ Аксенов, в недавнем прошлом — начальник отдела по борьбе с контрреволюцией одной из северных губерний, а ныне прикомандирован к Центральному аппарату. Владимир Иванович смог раскрыть белогвардейский заговор, направленный на взрыв моста через реку Шексну. По мнению руководства ВЧК — очень перспективный товарищ, — сообщил Кедров.

Мелочь, а приятно. Я не стал поправлять Кедрова, что мост был не через Шексну, а через реку поменьше, а раскрывал заговор не только я, а многие товарищи, включая мою разлюбезную Полину-Капитолину, рискнувшую влезть в самое логово контрреволюционеров и изрядно за то пострадавшую. Кстати, а под словом «руководство», кого имеет в виду Михаил Сергеевич? Себя или коллегию ВЧК, включая самого Дзержинского?

— Похвально, что центральный аппарат привлекает на службу толковых провинциальных сотрудников, — похвалил моих начальников Каменев. Посмотрев на меня, прищурился: — Товарищ Аксенов, а что бы вы предложили для улучшения контроля?

Вот, сейчас как встану, да предложу! И барражирующие вертолеты, и снайперов на Кремлевской стене, и проверку документов у демонстрантов, и рамки металлоискателя! А еще — удалить руководство страны от проходящих мимо людей метров на тридцать-сорок, чтобы затруднить стрелку из пистолета или метателя гранаты работу!

Но вместо этого я встал, уже привычным движением оправил ремень, загоняя складки гимнастерки за спину, и сказал:

— Есть одно предложение, товарищ Каменев, но оно будет звучать странно, а может и просто смешно.

— Скажите, — заинтересовался Каменев. Обведя взглядом присутствующих, сказал: — Думаю, присутствующие товарищи не станут смеяться, даже если предложение прозвучит нелепо.

Я еще немножко потянул время, пытаясь сообразить, чтобы мне такое предложить? В голове мелькали демонстранты, державшие в руках шарики, флажки и флажочки. О, придумал!

— Я бы предложил дать каждому из участников демонстрации по флажку, чтобы они шли и размахивали.

На несколько секунд, а может, даже и на минуту-другую, в зале заседаний стояла тишина. Первым суть моего предложения понял, , разумеется, Кедров.

— Как я понимаю, демонстранты станут держать флажки, чтобы их руки были заняты?

А вот до «приват-доцента» идея дошла не сразу. Каменев нахмурился, переводя взгляд то на меня, то на Кедрова.