Очаг вины - Татьяна Огородникова

Боря молча кивнул. Ему действительно стало многое понятно. Как все просто! И справедливо.

– И что, к примеру, мне делать?

– Я не закончил, дружище. – Генрих внимательно смотрел на Бориса. – Раз уж вы вызвались быть моим подопытным кроликом, давайте рискнем еще разок. Вам ведь назначили дату операции? Поверьте, я хорошо изучил вашу «малышку», у вас минимум шансов. Дайте мне возможность еще раз покопаться у вас в голове и посмотреть динамику. И если вас не шокирует мое заявление, я попросил бы письменного разрешения еще раз провести обследование после операции.

– Цинично... – констатировал Мусорщик. – Более чем цинично.

– Согласен! – горячо возразил ученый. – Но подумайте о том, что после моего вмешательства и вашего участия могут быть спасены жизни сотен подобных вам больных...

– И здесь вы правы. Диктуйте, я напишу согласие.

После того как Бо расписался, поставив дату и даже время, Мефистофель пригласил его в лабораторию. Бизнесмен испытал приступ дежавю. Все повторилось, как в прошлый раз, только спал Борис гораздо дольше. Ему показалось, прошла вечность с того момента, когда он уснул под равномерное гудение компьютера.

– Очень удобно работать с лысыми, – неожиданно пошутил ученый.

– Спасибо за комплимент, док. Постараюсь не подвести и в следующий раз, – ответил Борис, растирая ладонями заспанное лицо. – Я рад, что после опытов над кроликами у вас улучшается настроение и появляется способность шутить. Сообщите радостную новость для разнообразия... Что-нибудь нашли?

– Да нет, не нашел.

– Какой все-таки могучий и богатый русский язык! – продолжал ерничать Борис. – Ни в одном другом эти два взаимоисключающих слова рядом не стоят! «Да» и «нет» означает НЕТ. Почему тогда не говорят «нет да»?.. Это могло бы означать «да»?

Обычно в случае крушения очередной надежды у Бори начинался словесный понос. Видимо, это была защитная реакция организма от стресса. «Идиот, мудак, дебил!!! Сколько можно?!» – съедали мозг мысли.

Генрих не спешил возвращаться в приемную. Он терпеливо слушал разглагольствования Бори, сидящего на кушетке, и внимательно – как-то даже слишком внимательно – наблюдал за ним. Тот почувствовал себя неловко и замолчал.

– У вас, однако, странная реакция на, казалось бы, радостную новость.

– Ну да, в моем случае «ничего не изменилось» – тоже радостная новость. – Бо понурил голову.

– Я сказал, что ничего не нашел. Я имел это в виду! – с нажимом произнес Генрих. – Будь я проклят, если ваша «малышка» не попрощалась с вами навеки! Я не нашел «очага вины»! Ищите свою проводницу дальнего следования.

– Почему проводницу? – тупо спросил Борис.

– Потому что я никогда ничего не забываю.

Боря одеревенел. Теперь он знал, что чувствует человек, когда призрачная надежда сбывается. Он теряет способность двигаться, говорить и выражать мысли. Он знал, что это – правда. ЕЕ БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО.

– Теперь, дорогой, пришло время говорить. Я хочу знать все – каждый час вашей жизни после того, как вы покинули в прошлый раз лабораторию.

Возрождение

Я знаю почти конец этой истории. Маленький был красив и одарен, но ничего не должен жизни – так его воспитала мать с ее святой, всепоглощающей любовью. Жизнь, как он себе это представлял, ему была должна все. Плохо только, что жизнь-то об этом ничего не знала, а потому долгов своих отдавать никому не собиралась.

Они провели в НИИ еще долгих пять часов. Генрих пристрастно и даже деспотично допрашивал Бориса о больнице, пожаре, донорской почке, Матвее... Бо, впрочем, не чувствовал усталости. Он находился в состоянии, не имеющем аналогов. Воскрешение – только с этим можно сравнить ощущения человека, который похоронил себя в кредит и внезапно понял, что жив – и еще как! Ученый, казалось, никогда не исчерпает запас вопросов. Однако мозг бизнесмена работал в должном режиме. – Профессор! Надеюсь, теперь вы не будете возражать, что я вас так называю. Я пока не совсем адекватен, чтобы правильно оценить ситуацию. Но я помню свое обещание. Я верю вам и вашему вердикту. Тем не менее сознательно хочу пройти обследование в клинике, чтобы исключить малейшую возможность ошибки. Я ничего не скажу врачам, только потребую дополнительного обследования перед операцией. Если все так, как вы сказали, считайте, что у вас в руках – ключи от новой клиники.

Генрих ответил:

– Честно говоря, я сам пока изрядно озадачен. Конечно, у меня было предположение о том, что моя гипотеза верна. Но и сомнений было достаточно. Вы ведь понимаете, речь идет об открытии, которое с ног на голову переворачивает природу познаний человеческих болезней и их лечения.

– Боюсь, дорогой ученый, что я понимаю это как никто другой. И в этом случае придется озаботиться не только помощью несчастным страдальцам, но и вашей персональной охраной. Согласитесь, подобное ноу-хау накладывает определенную ответственность на его обладателя. Так что открытие ваше не только полезно, но и... вредно! – завершил беседу Борис и встал, протянув руку Генриху.

– Постойте, уважаемый, я бы все-таки подтвердился в клинике... – ученый не закончил фразу.

– Это и дураку понятно! – отрезал Мусорщик и весело подмигнул Генриху. Тот почувствовал легкий укол ревности, но по большому счету решил, что и сам бы на месте лысого проверил диагноз в нескольких местах.

Еще не дойдя до машины, Борис позвонил хирургу и договорился о дополнительном обследовании.

– Через месяц, – отрезал тот. – Я не коновал. Вам нужно бы восстанавливаться не менее двух месяцев, больно вы шустрый...

Генрих

В организме, который не истрачен полностью, в каждой клеточке есть резервы. И организм использует их, стремясь к выходу из разрушительного состояния дестабилизации.

Гений вновь окунулся в работу. Теперь ему было необходимо систематизировать полученные результаты и понять, что делать с этим дальше. Он не мог перестать думать о подопечном по прозвищу Мусорщик и всякий раз испытывал легкое недовольство, вспоминая о том, что парень собрался подтверждать диагноз у своих обыкновенных врачей. Преданная домработница Арина поняла бесполезность попыток заманивать гения домой, когда тот находится в исследовательском ударе. Она соорудила в лаборатории маленькую кухню и притащила раскладушку, чтобы кумир не укладывался на сдвинутых стульях. Ученый работал днями и ночами. Арина только вздыхала, глядя на ввалившиеся глаза и щеки Генриха, и думала про себя: «Жениться бы тебе, детей хоть пару родить, а ты все пропадаешь в своих компьютерах и мозгах...» С момента последней встречи Борис ни разу не звонил Генриху, хотя прошло уже больше месяца. Генрих обиженно гнал мысли о нем прочь, надеясь, что коновалы-врачи не сделали бизнесмену плановую трепанацию. Когда цветущий и радостный Борис появился на пороге лаборатории с огромным букетом в руках, ученый с трудом подавил приступ ликования.

– Спасибо, – скептически складывая руки на груди, произнес Генрих сквозь зубы. – Я всю жизнь не мог понять, как можно дарить цветы мужчинам, и вообще – зачем их дарить?!

Борис заразительно засмеялся. Удивительно, но даже его лысина выглядела какой-то благополучной, уверенной и радостной.

– Нет уж, профессор, мы с вами не зря сошлись. Видимо, какое-то взаимопонимание между нами присутствует. Цветы – не вам. Где ваша помощница? Арина, кажется?

Ту не надо было приглашать дважды. Арина появилась с ведром воды, куда с трудом поместилась охапка белых роз. Судя по всему, праздничное чаепитие было уместно. Она отправилась хлопотать на кухню.

Борис продолжил:

– Для вас, дорогой профессор, у меня тоже есть подарок – очень символический. Пока просто для того, чтобы отметить ваше открытие и мое участие в нем. Держите! – Он протянул Генриху изящный мешочек из мягкой кожи цвета бордо.

Тот осторожно развязал его. В мешке лежали ключ и свидетельство от «Мерседеса». Нового, белого «мерина», который стоил, видимо, как вся лаборатория Генриха.

– Я не могу принять этого.

– Бросьте, все равно придется. Для меня такая игрушка – несущественный расход, зато – возможность хоть как-то отблагодарить человека, спасшего мою жизнь.

Сердце Генриха начало оттаивать. Мусорщик не умолкал:

– Тем более вашей машины все равно больше нет. Сходите, посмотрите. На ее месте стоит эта. А вашу найдете, делайте что хотите.

– Я вас понимаю, – задумчиво произнес Генрих. – Вы меня – вряд ли. Видите ли, мне и правда все равно, на чем ездить, где жить, что есть... Я не так сильно озабочен мирскими удобствами. Именно поэтому я не стану отказываться и ломаться. Просто спасибо. Комфортный автомобиль – одно из условий плодотворной работы.

Если бы эти слова сказал другой человек, Боря рассмеялся бы ему в лицо. Но в случае Генриха было ясно – тот сказал слова, которые имел в виду. Между тем было понятно, что никакие материальные блага не станут для Генриха реальной ценностью, если они не связаны с мозгом человека. Квартиры, машины, дачи, телки – все это для простых смертных, которым все еще хочется вкусно есть, мягко спать и нажимать на кнопки управления «умным домом».