В панике. Что делают люди, когда им страшно? - Поль Реньяр

Среди всего этого нестройного шабаша слышатся только стоны, пение, рев, свист, декламация, пророчества и мяуканье. Но преобладающую роль в этой эпидемии конвульсионеров играют танцы. Хором управляет духовное лицо, аббат Бешеран, который, чтобы быть на виду у всех, стоит на могиле. Здесь он ежедневно совершает с искусством, не выдерживающим соперничества, свое любимое па – знаменитый скачок карпа (saut de carpe), неизменно вызывающий восторг у зрителей».

Аббат Бешеран принадлежал к школе конвульсионеров, считавшейся тогда уже устаревшей. У него одна нога была короче другой на 14 дюймов, но этот недуг не должен был служить помехой для успешности его любимого танца. Он уверял, что каждые три месяца его нога удлинялась на одну точку. Один математик высчитал продолжительность времени, необходимого для его полного исцеления, в итоге у него получилось 35 лет.

Эти вакханалии погубили все дело: король, получая ежедневно от духовенства самые дурные отзывы о происходившем в Сен-Медаре, приказал полицейскому лейтенанту Геро закрыть кладбище. Однако эта мера не положила конец безумным выходкам конвульсионеров.

Так как публично конвульсионировать было запрещено, то припадки янсенистов стали происходить в частных домах, и зло от того только усилилось: Сен-Медарское кладбище концентрировало в себе заразу, а его закрытие послужило сигналом для ее рассеивания. Всюду во дворах, под воротами можно было слышать или видеть, как терзается какой-нибудь несчастный. Его вид действовал заразительно на присутствующих и побуждал их к подражанию. Зло приняло такие огромные размеры, что король издал другой указ, по которому всякий конвульсионирующий предавался суду, специально учрежденному при Арсенале, и приговаривался к тюремному заключению.

После этого конвульсионеры стали только искуснее скрываться, но не исчезли. Среди них особенно выделяются два субъекта, припадки которых были столь необычайны, что, хотя они были душевнобольными, а не истеричными, мы позволим себе рассказать их истории. Речь идет о Фонтене, придворном секретаре короля Людовика XV.

С 1732 года Фонтен, по словам де Монжерона, стал испытывать такую слабость в ногах, что временами не мог даже стоять. Сначала он смотрел на эти припадки слабости как на простую болезнь, но последствия доказали, что это были предвестники страшных конвульсий. В 1733 году на многолюдном обеде он вдруг почувствовал непреодолимое стремление кружиться на одной ноге и продолжал свой импровизированный вальс без перерыва более часа. С самого начала этой странной конвульсии он инстинктивно, повинуясь голосу свыше, попросил дать ему книгу. Ему дали первое попавшееся сочинение: это был том «Нравственных размышлений» Кенеля, и хотя Фонтен не прекратил своих поразительно быстрых вращательных движений, он тем не менее стал громко читать книгу и продолжал чтение во все время припадка.

Если бы этот факт не упоминался более 300 раз в разных сочинениях и не был засвидетельствован массой вполне надежных свидетелей, я бы не решился его здесь привести. В таком виде конвульсии продолжались более шести месяцев. Они даже приобрели известную регулярность, повторяясь два раза в день, и покинули Фонтена лишь 6 августа 1733 года, когда он закончил чтение восьми томов «Размышлений отца Кенеля».

Утренние вращательные движения начинались точно в 9 часов и продолжались от часа до полутора и двух часов подряд. Послеобеденные конвульсии возобновлялись в 3 часа и длились столь же долго, как и утренние. Каждый день, пытаясь подняться, Фонтен ощущал такую слабость в ногах, что не мог стоять. Это продолжалось до 9 часов, когда у него начинались обычные конвульсии. Тогда его тело опиралось на одну ногу, которая во все время двухчасового вращения оставалась в центре, другая же описывала в это время круг с невообразимой скоростью, почти все время находясь на отлете и лишь изредка слегка касаясь пола. Его тело вращалось с такой изумительной быстротой, что многие из присутствующих насчитывали до 60 вращений в минуту, и, по их расчетам, выходило, что если сложить количество вращений, совершенных ногой Фонтена во время только одного припадка, то получилось бы расстояние от двух до трех миль. По окончании утренних вращательных конвульсий Фонтен с трудом мог держаться на ногах и только после полудня чувствовал себя сильным и вполне здоровым до следующего утра.

Но Фонтен не удовольствовался этим безумием дервиша и, желая загладить свои прежние грехи, предался необычайному посту.

19 апреля он объявил, что сорок дней подряд будет обходиться без пищи, но не указал точного времени, когда начнется этот ужасный искус.

На следующий день Фонтен почувствовал, что не в состоянии ничего положить себе в рот. Это навело его на мысль, что наступило время для совершения великого поста, но он ошибся: этот пост, длившийся всего 18 дней, был только подготовительным. Тем не менее, если принять во внимание все, что приходилось ему совершать во время этого страшного голодания, то окажется, что оно настолько же сверхъестественно, как и сорокадневный пост, но гораздо суровее по последствиям.

Рядом с Фонтеном следует назвать другого знаменитого конвульсионера: я подразумеваю комментатора Полибия, кавалера Фолара. Он отличался большой храбростью, был ранен при Кассано и, наконец, взят в плен. Его сочинения о военной тактике очень ценились в свое время. К сожалению, несмотря на свои выдающиеся способности, он стал жертвой умственной эпидемии той эпохи. Проведя бурно молодость, Фолар под старость сделался страшно набожен. Вот что сообщает о нем пастор Иордан, которого в своей книге процитировал Матье:

«Кавалер Фолар постоянно молится и ежедневно читает вечерню. Но, дойдя до Magnificat, он никак не может приступить к его чтению и немедленно впадает в конвульсивное состояние. Он внезапно падает, простирая руки в виде креста, и остается неподвижным. Фолар часто поет. Это песнопение бывает нелегко разобрать. Он иногда говорит такую тарабарщину, в которой никто не понимает ни слова.

Больной часто ударяет в ладоши. Открывая глаза, он уверяет, что погружен во мрак, закрывая же их, говорит, что окружен резким светом, и радостно вздрагивает от удовольствия. Когда дамы просят Фолара помолиться за них, он концом их платья трет себе область сердца поверх своей одежды. Если же с той же просьбой к нему обращаются духовные лица, то он трет себе кончиком подрясника не только сердце, но также уши и другие части тела.

Следует также обратить внимание, что все это он проделывает бессознательно, ничего не видя и не слыша.

Из моего рассказа нельзя не заметить, что эпидемия принимает все более и более серьезный характер. От простого чуда мы доходим до самого