Шесть гениев - Север Гансовский

Вот тебе и уничтожитель бифштексов! Он впутался в большую игру, сам того не подозревая. И налицо результат. Пятно начало убивать. Едва только оно вошло в существование, и уже первая смерть. Это опять подтверждало правоту батрака...

Рядом раздалось покашливание. Я обернулся. Надо мной стоял Бледный. Он нагнулся и посмотрел в лицо Кречмару.

- Мертв, - сказал он с оттенком профессионального удовлетворения. - Затем тоже присел на корточки и деловито запустил руку офицеру под рубашку. - Вполне остыл. Убит не меньше часу назад. - Он взглянул на меня. - Ограбление или что-нибудь другое? Как вы считаете?

Я молчал.

- Хотя сейчас нет расчета грабить. Никто ведь не носит крупные суммы с собой. - Он, кряхтя, поднялся. - Пожалуй, не стоит оставаться здесь, а?

Это было правильно. Попробуй докажи потом, что это не ты. Если нагрянет полиция, у Бледного найдется множество всяких возможностей. А у меня ничего. Револьвер же может валяться в траве где-нибудь рядом. И вообще, мне нельзя привлекать к себе внимание.

Я встал и пошел к выходу из парка, лихорадочно обдумывая создавшееся положение. Значит, они не остановятся ни перед чем. Бледный подумал, что в полицию меня вызвали из-за пятна, и тотчас начал действовать. Но каковы дальнейшие планы тех, кто стоит за ним? И что им пока известно о черном, кроме того, что оно есть?

Бледный шагал рядом со мной. Когда мы вышли из парка, он задержал меня.

- Одну минуту.

Затянутая дождем улица Шарлотенбург, примыкающая к парку, была пуста.

- В чем дело?

Бледный откашлялся. На этот раз он не казался тем испуганным человечком, которого я видел у леса Петервальд. Напротив, его фигура выражала торжество. Но, правда, какое-то жалкое. Как у встопорщившегося воробья.

- Обращаю ваше внимание, - начал он, - что существуют специально разработанные технические средства. На случай, если нужно что-нибудь сделать. Например, бесшумный пистолет.

Он вынул из кармана небольшой пистолет с необычно толстым дулом и поднял его, направив в сторону парка. Раздался щелчок, - не сильнее, чем удар клавиши на пишущей машинке, язычок огня высунулся из дула, прошелестела, падая, срезанная веточка.

Он спрятал пистолет.

- Или, скажем, похищение. Вы подходите к человеку. - Он шагнул ближе ко мне. - Ваша рука в перчатке, куда выведен контакт от электрической батареи, которая находится у вас в кармане. Теперь вам нужно только дотронуться до человека. Удар тока, и ваша жертва падает в глубоком обмороке.

Он протянул руку в перчатке к чугунной ограде парка и сделал какое-то движение плечом. Длинная голубая искра, сантиметров в десять, выскочила из перчатки и с треском ушла в ограду.

- Затем, - в его голосе появилась даже какая-то академическая интонация, - затем вы нажимаете кнопку: она может быть у вас в кармане. В другом месте срабатывает реле, и автомобиль подъезжает туда, где вы находитесь.

Он сунул руку в карман.

Из-за угла, с Кайзерштрассе, выехал большой автомобиль "кадиллак", освещенный изнутри, но с выключенными фарами. Он мягко подкатил к нам и остановился. Водитель сидел в шляпе, натянутой на самые глаза, а сзади никого не было.

Бледный рукой сделал водителю знак. Автомобиль тронулся, поехал по Шарлотенбурге и исчез, свернув на Рыночную.

- Убедительно?

- Неплохо, - сказал я просто, чтобы что-нибудь сказать.

- Производит впечатление? Высокий уровень организации, да?

- Да, - согласился я. - Но зачем?

Мы стояли недалеко от фонаря с газосветной лампой, его лицо хорошо было видно мне. Он вдруг приподнялся на цыпочки и искательно заглянул мне в глаза.

- Послушайте, неужели вы не хотите этого?.. Рынок рабынь и всякие такие штучки.

Я содрогнулся.

- Нет, не хочу.

- Полное переустройство общества, и вы один из властителей его. Во всяком случае, принадлежите к немногочисленной элите. Конечно, без всяких бухенвальдов, как было у Гитлера. Наоборот. Патриархальная форма управления, где власть принадлежит интеллектуалам, вроде вас. Новый золотой век. Темная отсталая масса на строго добровольных началах принуждается к повиновенью. Понимаете? Ведь в конце концов, - он задумался на миг, - в конце концов, достаточно одного-двух поколений, чтобы у людей исчезло всякое представление о свободе. Кроме того, разве ваш ум сам по себе не дает вам права управлять и принадлежать к избранным? Вот и управляйте.

- Нет! - сказал я с силой. - Нет и нет!

- Но почему? Олигархия ума.

Тут мои мысли приняли новое направление. Я спросил:

- Ладно, а вы тоже будете принадлежать к олигархии?

- Я! - Он с достоинством выпятил свою цыплячью грудь. Естественно. Ведь в известной мере это я вас и выпестовал. Я слежу за вами уже десять лет.

- Вы...

Он самодовольно кивнул. Из-за многочисленных аппаратов, которыми он был нагружен в эту ночь, его хилая фигурка выглядела толстой.

- Да. То есть я не постоянно надзирал за вами, но наезжал время от времени. Мы вообще следим за всеми физиками на Западе, начиная с 45-го. На всякий случай.

- Кто это - "мы"?

- Я и люди, для которых я работаю.

- А что это за люди?

- Так... - Он замялся на миг. - Солидные состоятельные люди. Влиятельная группа в одной стране.

...О, господи! Весь мир внезапно предстал передо мной, как заговор. Конечно, они сговорились. "Золотой век". "Принуждение на строго добровольных началах"...

Дождик то усиливался, то притихал. Мы стояли у входа в парк. В дальнем конце Шарлотенбург блеснул фарами одинокий автомобиль, поворачивая на Риннлингенштрассе.

Бледный вопрошающе смотрел мне в глаза. Внезапно я заметил, что он весь дрожит. Но не от холода. Ночь была теплая.

Я вдруг понял, что он не уверен. Не уверен ни в чем. В его взгляде снова был тот прежний, знакомый страх.

- Скажите, - начал я, - ну, а вы-то убеждены, что лично вам было бы хорошо в этом переустроенном обществе? Вас ведь тоже могут уничтожить, когда цель будет достигнута.

Я шагнул вперед и взял его за руку. Мне хотелось проверить, действительно ли он дрожит.

Он выдернул свою лапку из моей ладони и резко отскочил назад, ударившись о решетку парка. Все аппараты на нем загремели.

- Что вы делаете?!

Его лицо исказилось злобой и страхом.

- Что вы сделали? Зачем вы меня схватили?

Я понял, что попал точно.

- Что вы сделали, черт вас возьми! Меня же нельзя хватать. Я не могу допускать этого. Я испуганный человек. Я два раза был в гитлеровских концлагерях и переживал такие вещи, какие вам и не снились.

- Ну-ну, успокойтесь, - сказал я. (Это было даже смешно). - Вы же только что убили человека.

- Так это я, - отпарировал он. - Ф-фу!.. - Он схватился за сердце. - Нет, так нельзя...

Он в отчаянии прошелся несколько раз до края тротуара и обратно. Потом остановился.