Костер на снегу - Нэн Райан

— Сегодня мне не до крокета, — буркнула Натали. — о…. А тебе не до моих проблем! Признайся, ты ни слова не слышал из моих объяснений. Какой-то южанин отбирает часть моих земель!

— Если не хочешь играть, пойдем отсюда. — Граф бросил молоток, подождал, пока Натали сделает то же, обнял ее за талию и повел через просторную лужайку к дому. — Дорогая, мне совершенно непонятна твоя горячность. Земли, которых ты лишилась, не представляют собой никакой ценности, — Он сделал изящный отметающий жест, показывая, что предлагает поставить точку в разговоре.

— Никакой ценности? Да у него в руках вся верхушка горы, где…

— Где что? — терпеливо осведомился Эшлин. — Водится редкая порода горных козлов? Но ведь там вообще ничего не водится! Я понимаю, эти голые скалы дороги тебе сами по себе — как часть собственности, но помимо этого — чем они хороши? Разве что ты вздумаешь разводить мхи и лишайники! — Он открыл для Натали дверь, пропустил ее вперед и сразу же снова обнял. — Хотелось бы знать, сколько этот южанин там продержится. — Он заглушил сорвавшийся смешок, прижавшись губами к волосам Натали. — Представляю, как он продрогнет в первый же снегопад! Держу пари, он на всех парах отбудет в теплые края, откуда и явился.

Натали очень хотелось в это поверить. Почему бы и нет? Ведь Кейну Ковингтону ничего не известно о золоте. У тех скалистых откосов совершенно бесполезный вид, и когда он там осмотрится, то, быть может, вообще передумает селиться. А может даже, ему придет в голову вернуть ей эти земли — разумеется, за некоторую плату. Что ж, она готова заплатить. Надо будет намекнуть об этом Кейну при очередной встрече…

Натали вздрогнула. Нет уж, лучше обойтись без дальнейших встреч, особенно наедине!

— Что с тобой, дорогая? — встревожился Эшлин, уловив ее состояние. — Неужели ты настолько огорчена?

— Нет, я просто… поцелуй меня!

Натали подставила губы, оттесняя память о других, более пылких и сладких поцелуях. Эшлин охотно исполнил ее просьбу. Они так и стояли в вестибюле. За стенами дома сгущались сумерки, но внутри, бросая золотистый отсвет на белокурую голову графа, сияла хрустальная люстра.

Эшлин, мужчина сдержанный, но и страстный, а к тому же влюбленный, сполна отдался моменту, и Натали изо всех сил пыталась подстроиться под его настроение. Закрыв глаза, она отвечала на поцелуи со старательным пылом, который приятно удивил графа и распалил настолько, что он позволил себе ласкать округлости груди в глубоком вырезе вечернего платья, ни минуты не сомневаясь, что Натали это столь же приятно, сколь и ему.

Внезапно она высвободилась так резко, что это граничило с грубостью.

— А когда будет ужин?

Такой переход совершенно сбил графа с толку. Раскрасневшийся, возбужденный, он уставился на Натали, не находя слов для ответа. Ей стало стыдно. Этот человек, сердечный и покладистый, не заслуживал подобного обращения.

— Дорогой! — Она заставила себя разжать кулаки и взглянуть прямо в глаза жениху. — Ты прав, я огорчена, и притом настолько, что не владею собой. Прости мне эту ребяческую выходку! Дело Ковингтона совершенно выбило меня из колеи.

Эшлин Блэкмор ослабил тесный узел галстука и неуверенно улыбнулся. В глазах его засветилось сочувствие. Он привлек к себе Натали за плечи уже без страсти, но с нежностью, и прочувствованным тоном сказал:

— Дорогая, ты знаешь, что я прощу тебе все, что угодно. В извинениях нет необходимости, но постарайся на этот вечер отбросить все тревоги. В честь моего возвращения кухарка превзошла самое себя.

Натали улыбнулась в ответ. Она приняла предложенную руку, подхватила подол вечернего платья; и они двинулись в столовую. Дорогой она дала себе клятву никогда больше не играть чувствами человека, которому в недалеком будущем предстояло стать ее супругом.

Столовая уютно освещалась парой причудливых канделябров. Свет играл на белоснежной скатерти, на дорогом и тяжелом столовом серебре, на позолоте бокалов и на классических чертах белокурого мужчины напротив. Натали внимательно проследила взглядом за своим визави и в который уже раз сказала себе, что Эшлин Блэкмор, безусловно, самый красивый мужчина из тех, кого ей доводилось встречать. Она напомнила себе о его обаянии, уме и доброте и признала, что ей невероятно повезло. Это помогло Натали улыбнуться жениху с неподдельным теплом.

За ужином Эшлин поддерживал легкую беседу, много шутил, но все это не помещало ему отметить, как мало гостья ест. Это было тем более странно, что кухарка приготовила консоме с кларетом — любимое блюдо Натали. Однако Эшлин ни словом не обмолвился о своих наблюдениях и отдал должное изысканному ужину, а когда тот подошел к концу, с обычной галантностью поднялся из-за стола, чтобы отодвинуть Натали стул.

— Думаю, шампанское нам откроют в малой гостиной.

— Видишь ли, дорогой… — Натали замялась, подбирая для отказа слова помягче. — Скажи, ты ведь не станешь очень расстраиваться, если я предложу на этом закончить наш вечер?

— Хорошо, не стану, — великодушно ответил граф. — Но помни, когда мы будем супругами, ты не ускользнешь от меня так легко!

Глаза его выразительно блеснули. Натали едва заставила себя улыбнуться.

* * *

Во вторник утром Кейн Ковингтон сидел в обеденном зале пансиона на Силвер-стрит, опустошая третью чашечку кофе в тишине и полном покое — старатели уже разошлись по своим делам. После кофе он закурил тонкую сигару и добродушно улыбнулся, наблюдая за Мардж Бейкер. Эта полная женщина своими хлопотами напоминала ему деловитую наседку.

— Поверить не могу, мистер Ковингтон, что вы решили обосноваться на самой верхушке Промонтори-Пойнт! — Хозяйка водрузила на высоченную столку посуды еще и горку столовых приборов. — Уж не знаю, как вы собираетесь… нет-нет, Белинда, я управлюсь без твой помощи. Ты знаешь, который час? Поди-ка надень шляпку и отправляйся куда следует!

Ее дочь, даже в простеньком клетчатом платьице прелестная, как весенний цветок, покачала головой:

— Я не могу носить шляпку, мама. Ленточка потерялась, а без нее волосы так и норовят растрепаться!

Это неожиданное затруднение заставило Мардж призадуматься.

— Как кстати, — вмешался Кейн, — что вчера я зашел в магазин и заметил там одну прехорошенькую ленточку! Просто не мог удержаться, чтобы ее не купить.

Он достал из кармана ярко-розовую ленту. Большие темные глаза девушки так и впились в это чудо, из груди вырвался непосредственный смех счастливого ребенка.

— А можно мне ее взять?

Кейн взглядом попросил разрешения у матери, и когда та кивнула, протянул ленту Белинде.

— Конечно, можно! Ведь я купил ее для тебя.