Воспоминания и мысли - Жозефина Батлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В марте 1871 г. я была вызвана королевской комиссией, которую правительство назначило под влиянием волнений, вызванных нашим движением. Теперь только, перечитывая как-то письма мужа, я поняла вполне, с какой нежной заботливостью он относился ко мне во всех обстоятельствах моей жизни. Обязанности не позволяли ему покинуть Ливерпуль, чтобы сопровождать меня в Лондон. Да если бы он и мог отправиться со мной, его бы все равно не допустили присутствовать при моем допросе в палате лордов. Он написал председателю Масеэй, поручая меня его вниманию. Муж мой знал, что мне предстоит тяжелое испытание. Конечно, нелегко было женщине очутиться одной в этом торжественном собрании пэров, епископов, членов парламента, представителей войска и флота, докторов и т. д. Большинство комиссии было против меня, и вопрос, о котором мне предстояло говорить, был чрезвычайно сложный и серьезный. Утром того дня я получила множество писем с выражением сочувствия, а также извещений о молитвенных собраниях, где должны были молиться за успех нашего дела и за меня. Заявления об этих собраниях были от разных обществ рабочих Эдинбурга, Глазго, Ньюкасла, Лидса, Бирмингема и других городов.
Привожу выписки из двух писем, которые я написала мужу после этого ужасного дня:
«Кончилось, наконец! Испытание было тяжелее, чем я думала. Но что было для меня ужаснее всего, это манера некоторых мужчин выражаться об этих несчастных женщинах, да и вообще обо всех, сломленных жизнью. На столе и в руках у членов комиссии находились экземпляры всех моих статей, написанных о нашем деле, и отчеты обо всех моих речах; некоторые из членов очень ловко подобрали несколько выдержек, которыми думали воспользоваться, надеясь смутить меня. Фридрих Морис не присутствовал, к сожалению; но я чувствовала, что имею друзей в лице Рейландса, Мюнделя и особенно в лице сэра Вальтера Джемса. О других я, конечно, не могла этого сказать. Имей я смелость сделать сопоставление между двумя личностями – одной чрезвычайно ничтожной, а другой, стоящей на недосягаемой высоте, я бы сказала, что чувствовала себя, как апостол Павел перед Нероном, то есть очень слабой и очень одинокой. Но нет, я не была одна, кто-то был подле меня. Казалось, я слышу голос Христа: “Не бойся ничего”.
Я передала председателю объемистый пакет писем и подлинники решений, присланных мне рабочими за несколько дней перед тем.
“Нам следует, пожалуй, пересмотреть всё это, сказал он, потому что рабочий класс интересуется, быть может, этим вопросом”.
“Интересуется, быть может!” – так выразился председатель. Вот пусть наступят выборы, тогда увидим! Один из членов комиссии спросил меня: “Действительно ли все это написано рабочими?” – “Конечно, – ответила я, – и это все известные люди. В нашем народе гораздо более нравственности, чем воображаете вы, представители высшей аристократии”. Он спросил еще: “Если бы этот закон применили на севере, то, как вы думаете, встретило ли бы это большое сопротивление?” – “О, я в этом глубоко убеждена”, – ответила я».
«Как счастлива я буду увидеть вас и очутиться в более чистой атмосфере. Я верю в то, что ваши молитвы были услышаны. Мне кажется, что в моем первом письме я была не вполне справедлива к членам комиссии. Я была так утомлена, так недовольна собой, так пала духом после этого продолжительного допроса, что видела все в мрачном свете. Но теперь мне всё ясно. Я преисполнена благодарности к Богу и счастлива, что могу передать вам то, что сказал по поводу моего допроса Рейландс в разговоре с Дунканом и другими друзьями. – “Я не привык к разным религиозным выражениям, но не могу передать вам своего впечатления иначе, как сказав, что Дух Божий был между нами. Манера госпожи Батлер держать себя и все то, что она говорила, поразило членов комиссии, и некоторые из них составили себе теперь совершенно иное мнение о том, что они до сих пор называли «религиозным предрассудком”. – Рейландс говорит, что лорд Гардвик пришел к нему по окончании заседания. Он был видимо взволнован.
– “Если это образчик силы нравственных убеждений, существующих в стране, – сказал он, – то нам надо отступить”.
Передаю, вам это, дорогой мой, для того, чтобы мы учились все более и более полагаться на Бога, который слышит и принимает наши молитвы…»
В начале нашего похода мы не раз видели сочувствие и имели поддержку, но всё же нам пришлось из года в год все более убеждаться в том, что победа несравненно труднее и отдаленнее, чем мы воображали. Теперь, вспоминая это время, мы благословляем Господа за то, что он в своей премудрости заставил нас так долго ждать этой победы. Действительно, простая реформа в законодательстве, или, вернее, отмена закона – что и было нашей ближайшей целью – было только ничтожной частью обширного движения, созданного Богом для того, чтобы оно послужило нравственному очищению народов и их успехам на пути добра и справедливости. Если бы мы добились слишком быстро успеха, то не видели бы того великого пробуждения совести, свидетелями которого мы были, и которое выразилось в солидных реформах[3].
Нарушение конституции
Законы, известные под названием «Акты о заразных болезнях», были вотированы Парламентом в 1866, 1868 и 1869 годах. Их можно рассматривать с разных точек зрения.
У меня нет намерения разбирать «Акты» с медицинской точки зрения или заняться статистикой, которая показала бы большее или меньшее влияние их на здоровье народа, к тому же многие уже занимались этим.
В вопросе, интересующим нас, наиболее важное значение имеет нравственная сторона, так как она, можно сказать, заключает в себе все, только ее и приняли в расчет представители церкви нашей страны.
По моему мнению, следует обратить внимание еще на одну сторону вопроса, которая была недостаточно освещена, а именно: согласен ли с нашей конституцией закон, о котором идет речь, со всеми его последствиями, проявившимися в общественной жизни, в смысле нравственном, социальном и политическом.
Я убеждена, что народ наш слишком мало осведомлен о важных последствиях настоящего конфликта, рассматриваемого по отношению к нашей конституции. Вот почему я решаюсь