До следующего раза (сборник) - Виталий Бабенко

Бежать, бежать, бежать… Спрятаться друг в друге… Войти друг в друга… Любить друг друга… Жить вечно… Это очень важно, чтобы люди жили вечно. Особенно маленькие…

У Фанта пока нет маленького. Так уж получилось, что не заимел он еще ни сына, ни дочки. Вот такой, неспешный, оказывается, человек: тридцать семь лет уже, а детей нет.

Малыш Анфисы, о котором Фант пишет в своей «Фуге», — не его ребенок. А под Анфисой следует понимать… Иоланту. Да-да, речь идет именно об Иоланте. Имя же Анфиса Фант выбрал специально. Такой уж он решил провести эксперимент: дать женскому персонажу самое ненавистное имя и — вопреки ему! — сделать героиню симпатичной, вызывающей сочувствие и даже заслуживающей любви.

Совершенно неважно, кто был отцом того самого малыша. Важно, что уже на четвертом месяце беременности Иоланта осталась одна-одинешенька.

И еще важно… горько… душераздирающе… что ребенок этот… умер…

у-м-е-р У-М-Е-Р УМЕР УМЕР УМЕР

Ему не исполнилось и полугода. Мальчик умер от лейкоза. Иоланта едва не сошла с ума. Она знала: причина болезни таилась в ней самой. И причина эта та же, что и у кошмара, который мучил ее двадцать пять лет. Спас Иоланту от самоубийства не кто иной, как Фант: он не отходил от нее ни днем, ни ночью. А потом они уже не могли расстаться. И жили вместе вот уже шесть лет. Оба были старожилами Орпоса…

…Это случилось на двенадцатом году жизни Иоланты. Ее отец работал в торгпредстве во Франции, они всей семьей жили в Париже. Той весной отец с дочкой отправились в короткую поездку на море — в Аркашон. Сняли на три дня домик в окрестностях города, предвкушая наслаждение солнцем, морским ветром и лангустами: оба страсть как любили морских раков.

Ясным апрельским утром подводная лодка «Дельфин», курсировавшая в Бискайском заливе, произвела немотивированный пуск ракеты. Кто отдал приказ — человек или компьютер, — осталось неизвестным. Ракета взорвалась, едва выйдя из шахты, — в трехстах метрах над уровнем моря.

Иоланта собирала ракушки на пустынном пляже. Внезапно вдали — почти на горизонте — что-то сверкнуло. Иоланта стояла спиной к морю, и это спасло ее глаза. Она не увидела, как в воздухе взбух ослепительный огненный шар и устремился ввысь. Но платье на девочке вспыхнуло. Когда Иоланта в ужасе обернулась, над морем расползался сверкающий «бублик» — гигантское тороидальное кольцо. Его подпирал толстый столб — смерч воды, выброшенной из моря Взрывом. Через несколько секунд «бублик» и столб воды приняли форму колоссального гриба, но этого Иоланта уже не видела. Она каталась по земле, объятая пламенем. И тут обрушилась ударная волна. Девочку понесло по песку, по пылающему кустарнику, по камням. Лопнула кожа на лице и руках. Изо рта и носа хлынула рвота, смешанная с кровью. А над пляжем уже вставала черная вода, окаймленная грязной пеной, — Взрыв поднял цунами…

Иоланту, полуживую, нашли через несколько часов в трех километрах от обезображенного пляжа. Поиски начались и продолжались под нудным дождем, сочившимся из внезапно образовавшихся низких туч. Тучи были пропитаны радиацией. Радиоактивный дождь шел еще несколько дней. Бассейн реки Лер и нижнее течение Гаронны, включая эстуарий Жиронду, были объявлены зоной национального бедствия. Чрезвычайная обстановка там сохранялась много лет…

В том же году, получившем название года Неприятности, только уже осенью, прогремел еще один случайный Взрыв — над полуостровом Варангер: там взорвалась перевозившаяся на тягаче боеголовка.

По счастью, ни тот, ни другой Взрывы не стали «казус белли». Более того, именно Неприятности послужили последними толчками к подписанию Договора…

В Европе погибли в общей сложности пятьсот тысяч человек, в том числе и отец Иоланты. Эксперты считали, что это «благополучный» исход: могло быть в несколько раз больше. Но Взрывы прогремели не в самых населенных районах.

Иоланта выжила. Больше года она лежала в разных клиниках. Перепробовала на себе все схемы лечения лейкоза: ВАМП, ЦАМП, циклосферан с преднизолоном, краснитин с циклофософаном и преднизолоном… Редчайший и давно преданный анафеме катрекс… Экстрасенсы, знахари, травники, рефлексотерапевты, колдуны… Наконец, произошел перелом: Иоланту вывели в длительную ремиссию. С психикой дело обстояло сложнее, но и здесь врачи справились: года через три Иоланта пришла в норму. Тогда-то мать и увезла ее на только что начатый Орпос.

Лишь сильные регулярные головные боли и постоянная сонливость напоминали ей о страшной весне в Аркашоне. И еще — ежедневный (точнее, еженощный) кошмар: сверкающий «бублик» над синим морем, а затем — черная стена воды с каймой грязной пены…

Белый флаг

Только сейчас, только связав в страшный узел все нити, начатые мною в этом повествовании (но ведь это было, было!!), я могу вернуться к пустяковому происшествию на пустяковой вакуум-станции и продолжить описание путешествия наших героев. Из всех известных мне путешествий — самое непутевое.

…Ничего не понимающая и донельзя разобиженная Иоланта отошла в сторонку, встала в тени какого-то щита, призывавшего не терять жизнь из-за одной минуты (ровно столько времени требуется для уравнивания давлений в шлюзе туннеля и на перроне), и с деланной независимостью поглядывала вдаль. Чувствовалось, ей очень хотелось сделать вид, будто к вакуумным странствиям она не имеет никакого отношения, к краснорожему встрепанному визгливому мужику в петушиной рубашке — тем более и вообще очутилась на станции по ошибке, поверив в дурацкую брехню о том, что здесь встречают вакуум-кар с прилетевшим с Земли престарелым Андреем Андреевичем Вознесенским.

А краснорожий мужик стоял у шлюза одного из каров и заискивающе (нет, но как же молниеносно свершается в нас смена настроения!) консультировался с контролером.

— Извините, пожалуйста, вы до Курортного Сектора нас не довезете?

— А чего вы у меня спрашиваете? Идите в кассу и покупайте билет.

— Ну что же вы сразу — «касса», «билет»… Долгая история. Посадили бы нас — и дело с концом. Ехать-то всего часа три.

— Я-то могу посадить, да не советую вам, — при этих словах контролер впервые окинул взглядом Фанта. Зорко окинул.

— Это почему так? Чем же мы вам не подходим? — Фант робко улыбнулся. — Вроде бы не больные, не убогие, не заразные…

— Заразные — не заразные, сразу не углядишь. Да не о том речь! — Контролер досадливо отмахнулся. — У меня кар литерный — дорого возьму. По рублю. Идите лучше в ординарный… — Он признался в своем корыстолюбии с такой подкупающей искренностью и с таким проницательным знанием платежеспособного спроса, что Фант покраснел и ощутил себя бедным, по Эмилю Золя, студентом, выпрашивающим милости дорогой кокотки. Ему почему-то стало стыдно. Страшно захотелось царственным и многообещающим жестом уничтожить сомнения прозорливого стража, даже если бы по прибытии на место назначения пришлось оставить в залог фотоаппарат и скачками нестись на рекбазу за недостающими копейками. (Напомним, что финансовая состоятельность Фанта в данный момент оставляла желать много лучшего. Если несколько часов назад наш герой мог с презрением отвергнуть недостойные намеки Директора Обсерватории и тем не менее испытывать уверенность перед лицом грядущих расходов, ибо в кармане похрустывал гарантийный четвертной билет, то теперь же — после прогулки на вульгарном магнитоходе, необязательного поедания страшно дорогой синей земной скумбрии и оставшегося на мартане трехкопеечного хамского пива — кредитная база основательно пострадала. Вообще, нет ничего более зыбкого и нелогичного, чем структура цен на Орпосе. Здесь бывает, что пятак — это очень много, а случается, что и пореформенный червонец — не деньги. Словом, Фант прекрасно понимал: впереди лежала еще большая часть отпуска и ждать дотаций от какого-нибудь благотворительного фонда не приходилось. Следовательно, оставалось одно: строжайшая экономия.)

Фант открыл было рот, потом обернулся, нашел глазами стороннюю ко всему происходящему Иоланту, зябко повел плечами и — вместо вельможного: «По рукам!» — произнес жалкое: — Ординарный… Это в какую сторону?..

Потом было разное: новый желудочный спазм и запоминание подходящей укромной урны на случай неожиданности, психологический выбор дешевого кара с самой отзывчивой, судя по внешности, проводницей и строго рассчитанное выжидание, пока она не наговорится с начальником снаряда и останется одна, сбивчивое объяснение просьбы и неожиданно быстрое, даже подозрительно охотное согласие без малейшего торга… — и вот уже снаряд трогается, унося в обратный путь наших героев: Фанта, скорбно скрюченного в кресле у стены, и Иоланту, жестко-вертикально застывшую в кресле у прохода. Можно выразиться и так: если Иоланта приняла позу, про которую в народе говорят — будто восклицательный знак проглотила, то и вид Фанта совершенно аналогично не оставлял никаких сомнений насчет того, какой знак он мог умудриться заглотнуть.