Под кардинальской мантией - Стенли Уаймен

Он пожал плечами.

- Я вас не хотел обидеть, - ответил он. - Но вы, кажется, не понимаете всей трудности нашего положения. Если мы теперь же не выясним этого вопроса, то будем сталкиваться друг с другом двадцать раз в день.

- Чего же вы, собственно, хотите? - нетерпеливо спросил я.

- Я хочу знать, как вы намерены действовать. Мне это необходимо выяснить для того, чтобы наши планы не противоречили один другому.

- Но это мое личное дело, - возразил я.

- Противоречие! - насмешливо заметил он и, видя, что я снова вспыхнул, поспешил сделать рукой успокоительный жест. - Простите, - продолжал он, вопрос заключатся единственно в следующем: как вы намерены отыскать его, если он здесь?

- Это опять-таки мое дело, - ответил я.

Он с отчаянием всплеснул руками, но в эту минуту его место было занято другим неожиданным спорщиком. Лейтенант, который все это время стоял возле капитана, слушая наш разговор и теребя свой седой ус, вдруг заговорил.

- Послушайте, мосье де Беро, - сказал он, без церемоний наступая на меня, - я не дерусь на дуэлях. Я - мелкая сошка. Я доказал свою храбрость при Монтобане в двадцать первом году, и моя честь настолько не запятнана, что мне нет надобности отстаивать ее. Поэтому я говорю напрямик, и откровенно предложу вам вопрос, который господина капитана, без сомнения, тоже тревожит, но он не решается высказать его вслух: бежите ли вы заодно с зайцем или находитесь в стае гончих? Другими словами, остались ли вы только по имени агентом монсеньора и сделались союзником мадам, или... вы сами понимаете, что может быть другое: так сказать, стараетесь добраться до мужчины при помощи женщин?

- Негодяй! - закричал я с таким бешенством, что язык с трудом повиновался мне. - Как смеете вы? Как смеете вы заявлять, что я изменяю человеку, который мне платит?

Я думал, что он смутится, но он и ухом не повел.

- Я не заявляю, я только спрашиваю, - ответил он, стойко выдерживая мой взгляд и для большей выразительности стуча кулаком одной руки по ладони другой. - Я спрашиваю, для кого вы служите предателем: для кардинала или для этих двух женщин? Вопрос, кажется, довольно прост.

Я почти задыхался.

- Бесстыдный негодяй! - крикнул я.

- Тише, тише, - ответил он. - Брань на вороту не виснет! Но довольно об этом. Я теперь сам вижу, в чем дело. Господин капитан, идемте сюда на минутку!

Довольно изящным жестом он взял капитана под руку и увел его на боковую аллею, оставив меня на солнцепеке. Я кипел от гнева и ярости. Негодный висельник! Подвергнуться оскорблениям со стороны такого субъекта и оставить его безнаказанным! В Париже я заставил бы его драться, но здесь это было невозможно.

Я еще не успокоился, когда они оба возвратились.

- Мы пришли к решению, - сказал лейтенант, дергая свой седой ус и выпрямившись, точно он проглотил шпагу. - Мы предоставим вам этот дом и его хозяйку. Можете, как вам угодно, искать беглеца. Что же касается нас, то мы удалимся в деревню со своими людьми и будем действовать по-своему. Вот и все! Не правда ли, господин капитан?

- Я думаю так, - пробормотал капитан, смотря куда угодно, только не на меня.

- В таком случае имеем честь кланяться, сударь! - прибавил лейтенант, снова взял товарища под руку и пошел с ним по дорожке по направлению к дому.

В манере, с какой они оставили меня, заключалось нечто столь оскорбительное, что в первую минуту после их ухода гнев у меня преобладал над прочими чувствами. Я думал о словах лейтенанта и говорил себе, что их не следует забывать, несмотря ни на что.

- Для кого я служу предателем: для кардинала или для этих двух женщин? Мой Бог! Если когда-либо вопрос... Но все равно, когда-нибудь я отомщу ему. А капитан? Его я во всяком случае со временем проучу. По всей вероятности, среди провинциальных франтов Оша он слыл сорвиголовой, но когда-нибудь в одно прекрасное утро на уединенном месте, за казармами, я подрежу ему крылышки и собью ему спесь.

Но по мере того, как мой гнев остывал, меня начинал интересовать вопрос, куда они ушли и что они намерены делать. Что если они уже напали на след или получили какое-нибудь важное сведение? В таком случае мне было понятно их удаление. Но если они ничего еще не нашли и даже не знали, находится ли беглец по соседству; если они не знали, как долго им придется оставаться здесь, то я совершенно не мог допустить, чтобы солдаты без всякого мотива переменили хорошую квартиру на дурную.

Я медленно расхаживал по саду, раздумывая об этом и нервно сбивая шпагой головки цветов. Что если они в самом деле нашли и арестовали его? Не трудно ли будет мне тогда примириться с кардиналом? Но если я постараюсь предупредить их - а я имел основание думать, что для меня поимка беглеца была делом лишь нескольких часов, - то рано или поздно я должен буду стать лицом к лицу с мадемуазель.

Еще так недавно эта перспектива очень мало страшила меня. Начиная с первого дня нашего знакомства, и в особенности с того момента, когда она так отчитала меня в лесу, мое мнение о ней и мои чувства по отношению к ней представляли странную смесь вражды и симпатии; я питал к ней вражду, потому что вся ее прошлая и настоящая жизнь была совершенно чужда мне, - и вместе с тем меня влекло к ней, потому что она была женщиной, и беззащитной. После этого я обманул ее и купил ее доверие, возвратив ей драгоценности, что до некоторой степени насытило мою жажду мести, но затем, как прямое последствие этого, симпатия к ней снова взяла перевес, так что я уже сам не знал, что чувствую и что намерен делать. Положительно, я не знал, что намерен делать.

Я стоял в саду, потрясенный мыслью, которая только что родилась в моем мозгу, как вдруг услышал ее шаги и, обернувшись, увидел ее перед собою.

Ее лицо напоминало апрель, улыбка сияла сквозь слезы. Ее фигура отчетливо выделялась на фоне желтых подсолнечников, и в эту минуту я был особенно поражен ее красотой.

- А я вас ищу, мосье де Барт, - сказала она, слегка покраснев, быть может, потому, что мое лицо явственно отразило восхищение. - Я должна поблагодарить вас. Вы не дрались и все-таки победили. Моя служанка только что явилась ко мне и сообщила, что они уходят отсюда.

- Уходят? - повторил я. - Да, мадемуазель, они покидают ваш дом.

Сдержанный тон, которым я произнес эти слова, удивил ее.

- Какое волшебное средство употребили вы? - спросила она почти веселым тоном: удивительно было, какую перемену произвела в ней надежда. - Кроме того, мне интересно знать, каким образом вы избежали дуэли?

- После того, как подвергнулся оскорблению? - с горечью спросил я.

- Мосье, я не говорю этого, - с укоризной возразила она.

Ее лицо затуманилось. Я понимал, что это соображение, до сих пор, может быть, действительно не приходившее ей в голову, еще усилило ее недоумение.

Я сразу решился.

- Вы слышали когда-нибудь, мадемуазель, - внушительно спросил я, ощипывая засохшие листья с кустика, подле которого стоял, - о человеке по фамилии де Беро? Он, кажется, известен в Париже под прозванием "Черной Смерти".

- О дуэлянте? - переспросила она, с изумлением глядя на меня. - Да, я слышала о нем. Два года тому назад он убил в Нанси одного из наших молодых дворян. Ужасная история, - прибавила она, содрогаясь, - ужасный человек! Да хранит Бог наших друзей от встречи с ним!

- Аминь, - спокойно сказал я, но, несмотря на все усилия, не мог выдержать ее взгляда.

- Ну, так что же? - спросила она, встревоженная моим молчанием. Почему вы заговорили о нем?

- Потому что он теперь здесь, мадемуазель.

- Здесь! - воскликнула она. - В Кошфоре?

- Да, мадемуазель, - мой голос был тверд. - Это я!

Глава Х КЛОН

- Вы! - воскликнула она голосом, который точно ножом полоснул мне по сердцу. - Вы, мосье де Беро? Это невозможно!

Искоса взглянув на нее, я не мог прямо смотреть ей в лицо, но увидел, что кровь отхлынула от ее щек.

- Да, мадемуазель, - тихо ответил я. - Де Барт - фамилия моей матери. Явившись сюда, чужой для всех, я принял эту фамилию для того, чтобы меня никто не узнал, для того, чтобы ни одна женщина не боялась разговаривать со мною. Я... но для чего докучать вам всем этим? - прибавил я, возмущенный ее молчанием, ее отвернутым от меня лицом. - Вы спросили меня, мадемуазель, как мог я подвергнуться оскорблению и не смыть его кровью. Я дал вам ответ. Это привилегия Жиля де Беро.

- В таком случае, - ответила она почти шепотом, - будь я на вашем месте, я воспользовалась бы этим, чтобы уже никогда более не драться.

- Тогда я потерял бы всех своих друзей, и мужчин, и женщин, - холодно ответил я. - Надо следовать правилу монсеньора кардинала: управляй при помощи страха.

Она содрогнулась, и на мгновение воцарилось неловкое молчание. Тень от солнечных часов разделяла нас; в саду было тихо, и только время от времени с дерева падал лист. С каждой секундой, в которую длилось это молчание, я чувствовал, что бездна, разделяющая нас, разрастается, и во мне зрело твердое решение. Я смеялся над ее прошлым, которое было так не похоже на мое; я смеялся над собственным прошлым и называл его судьбой. Я уже собирался отвернутся от нее с поклоном, затаив в груди целый вулкан, как вдруг мадемуазель заговорила.