4.51 стратагемы для Путина - Нурали Латыпов

Но расход энергии насосами так велик, что при нынешних тарифах на электричество и ценах местной сельскохозяйственной продукции строительство комплекса каналов, трубопроводов и насосных станций вряд ли окупится. Более того, даже обустройство на южном конце системы ГЭС, использующих накопленную перебрасываемой водой потенциальную энергию, компенсирует далеко не все энергозатраты: даже если считать КПД этих ГЭС идеальным, они не вернут энергию, истраченную на преодоление трения водного потока.

Потечёт из энергозоны дешёвое электричество — потечёт в Среднюю Азию дешёвая вода. Восстановится климатическая норма и всего региона, и — через механизм циклонального переноса — и Китая, и даже Западной Европы.

Последнее следует отметить особо. Традиционно считается: раз в Европе господствуют ветры с океана, то и климат в ней зависит исключительно от состояния Атлантики. Но ведь ветер — как и любой поток — создаётся разностью условий между его источником и приёмником. Катастрофическое осушение центральноазиатского воздуха не могло не повлиять на движение воздуха, насыщенного морской влагой, через весь континент. И судя по частоте нынешних природных катаклизмов — повлияло пагубным образом. Достаточно учесть: за последние годы только засуха и жара причинили Европейскому Союзу убытки на сотню миллиардов евро, а катастрофические наводнения — и того больше. Восстановление влагосодержания, характерного для Центральной Азии до эпохи массированного разбора Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи на орошение, создаст мощный стабилизатор климата по всей Евразии, где аномальные экстремумы уже превращаются из редчайших исключений в разрушительную норму.

Все страны, обретающие стабилизацию, будут столь заинтересованы в проекте, что скорее всего также захотят участвовать в его финансировании. Нам это выгодно не только в чисто денежном плане, но и с точки зрения контроля. Если акции распределятся между достаточным числом государственных и коммерческих структур Евразии, риск перехвата управления окажется минимален, так что территориальный вклад Казахстана и технологический вклад России обеспечит сохранение комплекса в наших руках. В то же время Запад сможет не опасаться приостановки своего снабжения по политическим причинам — слишком уж разнообразны будут интересы всех владельцев. Можно даже предоставить энергозоне какую-либо ограниченную форму экстерриториальности, тем самым снимая любые политические сомнения любого участника проекта. Причём для ЕС это станет своеобразной формой сублимации имперских амбиций брюссельских чиновников (хотя они сами эти амбиции и отрицают)[77].

Китайские воды

Интерес к гидротехнической части проекта неизбежно проявит и Китай. Его сельское хозяйство уже несколько веков использует почти все доступные в стране водные ресурсы. Великие китайские реки Хуанхэ и Янцзы разобраны по орошаемым полям в значительно большей степени, нежели великие среднеазиатские реки Аму-Дарья и Сыр-Дарья. Правда, китайская ирригационная система обеспечивает возврат в реки значительной части вод с полей, так что тамошние реки всё же добираются до океана.

В последние десятилетия в китайское водное хозяйство всё активнее вовлекаются верховья Иртыша, ибо прилегающие к ним земли, населённые в основном уйгурами и прочими тюрками, всё плотнее интегрируются в общекитайскую экономическую и политическую систему. Заодно Китай обрёл и дополнительный рычаг давления на Казахстан: чем больше иртышской воды используется в верховьях, тем меньше перетекает через границу. Поэтому Китай политически не заинтересован в появлении у Казахстана независимого источника водоснабжения. Да и все прочие источники экономической независимости казахов сокращают китайские возможности поглощения Центральной Азии.

Но потребность Китая в среднеазиатских ресурсах можно удовлетворить и нормальной торговлей. А вот источников воды, доступных за любые деньги, Китай пока не может изыскать. Поэтому его включение в систему снабжения сибирской водой скорее всего будет сочтено более чем приемлемой компенсацией отключения возможности давления на Казахстан через Иртыш. Более того, Китай может без особого труда для себя оплатить значительную часть всей системы транспортировки воды (и предоставить кредит на весь объём работ)[78].

Эколожь и экоправда

Несомненно, привлечение внешних источников финансирования вызовет очередной всплеск праведного эколожеского негодования. Мол, раз нам дают деньги на преобразование природы — значит, это преобразование заведомо разрушительно, даже если ни в каком ином месте такой проект неосуществим.

Между тем для природы разрушительно как раз нынешнее положение. Выше уже отмечен механизм ветрового выноса водяного пара из Средней Азии, приводящий к необратимым (без нового притока воды) катастрофическим изменениям местного климата. Но сложности возникают и вдали от пересыхающих рек. Так, на южные районы Сибири то и дело сыплются песок и соль, принесённые ветром из туркменских пустынь. И даже в Западной Европе сказывается тамошний перегрев. Принято считать, что азиатский климат отделён от европейского непроходимым барьером — Уральским хребтом на севере и Каспийским морем на юге. Между тем в барьере остаётся немалый разрыв, перекрытый разве что сравнительно маловодной рекой Урал. Там и проходят воздушные потоки, достаточные для ощутимых климатических взаимозависимостей.

Крупнейшие реки Европы, включая Дунай, Днепр и Волгу, текут на юг, и в полноводных низовьях масса холодной воды вбирает немалую долю окружающего тепла. Сходная картина — и в Китае, где Хуанхэ и Янцзы текут со сравнительно холодных гор на тёплую равнину. Сибирские же реки текут со сравнительно тёплого юга на холодный север. Маловодные верховья уносят лишь незначительную часть тепла. Поэтому европейский и китайский климат куда умереннее сибирского, где юг остаётся жарким, а север нестерпимо холоден.

Отбор значительных масс воды из низовьев Оби (а в отдалённой перспективе — и других сибирских рек) заметно снизит южносибирскую и среднеазиатскую жару. В то же время он сократит другую острую сегодня климатическую проблему — распреснение Ледовитого океана. Нынешнее очередное глобальное потепление вызвало таяние заметной части северных льдов. Само по себе это нам вроде бы даже выгодно: упрощается навигация по Северному морскому пути, и мы можем предложить его услуги для международных перевозок. Но отдалённые последствия весьма опасны: пресная вода испаряется легче солёной, увлажнение воздуха приводит к потеплению северных регионов России, нарушая устойчивость вечной мерзлоты. Уменьшение сброса пресной воды реками частично компенсирует её избыток, порождённый таянием льдов.

Первые варианты проекта перекачки воды из низовьев Оби в Среднюю Азию предусматривали открытый канал, чья поверхность испаряла бы немногим меньше воды, нежели весь Ледовитый океан. В те годы это казалось разумным, ибо климат был куда холоднее. Теперь открытые каналы несомненно неприемлемы. Но ведь и технические возможности с тех пор заметно возросли. Можно затянуть каналы синтетической плёнкой, можно и вовсе не рыть каналы, а проложить пластмассовые трубы прямо по почве. Современные пластмассы столь эластичны, что даже зимнее промерзание содержимого не разорвёт их.

Ещё в конце 1980-х Горбачёв намеревался создать в Сибири большой нефтехимический комплекс, дабы продавать не сырую нефть, как раз в ту пору резко подешевевшую (что и спровоцировало перестройку), а готовую продукцию, где основную долю цены составляет не сырьё, а труд. Тогда, к сожалению, политическая неразбериха не позволила довести разумную идею до осуществления[79]. Теперь же ей может поспособствовать появление поблизости громадного потребителя — строительства пластмассовых водопроводов. Учитывая же отдалённую перспективу динамики водопотребления, можно предсказать довольно стабильный (хотя и не такой высокий, как в первые годы строительства) многолетний спрос на трубы, что гарантирует рентабельность новых предприятий даже при колебаниях конъюнктуры мирового рынка пластмасс.

Прогресс неотвратим

Казалось бы, к чему нам все эти героические усилия? И без того Казахстан, Россия, Туркмения немало получают от продажи энергии. Причём в сыром виде — в потоках нефти и газа — и без экологически малоприятных последствий, связанных с крупномасштабным производством на собственной территории.

Увы, опыт лежебочества на нефтедолларовом матрасе у нас уже есть. В конце 1973-го, когда очередная ближневосточная война впервые взметнула нефтяные цены до трудновообразимых высот, идеологическое крыло КПСС решило прекратить экономическую реформу, начатую Косыгиным в 1965-м, и возобновить ортодоксально социалистический формат управления народным хозяйством. Последствия оказались вполне предсказуемы. Когда нефть вновь подешевела, оказалось: мы упустили десять лет развития и отстали от Запада практически во всем. Только военная промышленность прогрессировала — ведь её финансирование не только не сократилось, но даже наращивалось за счёт амортизационных (то есть предназначенных для ремонта и развития) отчислений прочих отраслей. Но оборонные технологии слишком специфичны: использовать их как стимул для нового развития всей экономики не удалось. Перестройка — лихорадочная попытка за пару лет сделать всё, для чего первоначально планировались два десятилетия — провалилась.