Подвижники и мученики науки - Валериан Лункевич

Переходим к Дарвину (1809–1882). Его жизнь была сплошным подвигом во имя науки. Едва ли о ком из великих подвижников науки можно говорить или писать с такой любовью, как о Дарвине. Искания, стремление проникнуть в тайны живой природы составляли основной фон жизни и деятельности Дарвина.

Влечение к природе сказалось у Дарвина уже в детстве. Он еще мальчиком любил цветы и старательно ухаживал за ними, любил собирать коллекции, причем самые разнообразные (разноцветные камешки, ракушки, жуков, марки), любил уединенные прогулки в лес и поле, чувствовал красоту родных пейзажей, с увлечением отдавался наблюдению над жизнью насекомых и птиц. Но школу он не любил: она не давала ответов на занимавшие его вопросы. И потому он учился посредственно и о школе всегда вспоминал без удовольствия.

Жан Ламарк

В дни юности, уже двенадцати-тринадцати лет, к обычным интересам Дарвина прибавилась любовь к спорту и страсть к рыбной ловле и охоте, которая крепла по мере того, как развивалась в нем тяга к знакомству с фактами живой и мертвой природы и росло стремление разобраться в этих фактах, осмыслить их[17]. Этому немало способствовали книги. И Дарвин-юноша с большим энтузиазмом читал их. Но, как натура разносторонняя, с многообразными запросами, он не ограничивался чтением доступных ему научных сочинений: он любил искусство, поэзию, восторгался произведениями великих английских мастеров слова Шекспира, Мильтона, Байрона, Шелли, любил музыку[18].

Поступив в Эдинбургский университет, молодой Дарвин принялся было, по совету отца, за медицину. Здесь больше всего его привлекали предметы естественно-исторические. Он продолжал интересоваться коллекционированием, в частности моллюсков. Изучая их, он сделал даже небольшое открытие, о котором и доложил по предложению профессора на одном из заседаний научного кружка. То обстоятельство, что этот доклад был не только прослушан, но и одобрен, конечно, произвело на Дарвина большое впечатление, и он прочел еще несколько докладов в том же кружке. Попутно Дарвин знакомился с геологией и пристрастился к этой науке.

Медицинского факультета он не окончил: у Дарвина не было тяги к врачебной карьере. Тогда отец Дарвина решил сделать его пастором. Дарвин попросил отца дать ему небольшой срок для решения этого серьезного вопроса. Но все же по настоянию отца направился в Кембридж на богословский факультет. Впоследствии он, смеясь, вспоминал об этом действительно странном решении, говоря: «Когда подумаешь, как свирепо нападали на меня позднее сторонники церкви, просто смешно вспомнить, что я сам едва не сделался пастором».

Школа — и средняя и высшая — не удовлетворяла его: она стояла много ниже серьезных запросов даровитого юноши. И сам он на вопрос, что дала ему школа, однажды ответил: «Я считаю, что всему тому ценному, что я приобрел, я научился самоучкой».

Наконец путь, отвечающий стремлениям Дарвина, был найден. В жизни молодого Чарлза произошел крутой перелом, определивший всю его научную карьеру: в двадцать два года из тесных, затхлых стен школы того времени он уходит на вольный простор природы, приняв участие в качестве натуралиста в кругосветном путешествии на корабле «Бигль».

Когда Дарвин высказал это свое намерение отцу, последний ответил: «Я соглашусь, если хоть один здравомыслящий человек посоветует тебе ехать». К счастью, такой человек нашелся в лице дяди Дарвина, пользовавшегося большим авторитетом у своего брата. Получив согласие отца, Чарлз отправился в путешествие, несмотря на первоначальное сопротивление капитана «Бигля».

Путешествие это длилось с 1831 по 1836 год. Оно дало Дарвину возможность побывать в различных местах Южной Америки, Австралии и Южной Африки, а также на различных островах Тихого и Атлантического океанов. Трудно даже представить себе, какое море впечатлений получил Дарвин от всего того, что он наблюдал. Богатейший мир животных и растений, блещущих роскошными красками и оригинальными формами, различные климаты, живописные картины природы, различные племена с их своеобразным бытом и причудливыми нравами — все это прошло перед глазами и пытливой мыслью Дарвина.

Будущий Коперник биологии безмерно счастлив. Он в родной стихии: несется на парусах «Бигля» по океану, созерцая его прихотливо-красочную жизнь и сказочное население и совершая сухопутные экскурсии всюду, где «Бигль» задерживался хотя бы на несколько часов. В этих экскурсиях он изучает строение пластов земной коры и жизнь первобытных племен, собирает коллекции горных пород, минералов, ископаемых и экзотических животных и растений.

И все это на протяжении долгих пяти лет, мужественно преодолевая трудности плавания, лишения, опасности экскурсий на суше и мучившую его в первые месяцы морскую болезнь и сильные головные боли, периодически допекавшие его всю жизнь.

Дарвин всегда с особой благодарностью вспоминал об этом путешествии. Оно родило в нем массу новых мыслей, идей, проблем и снабдило его богатейшим материалом из области физической географии, геологии, палеонтологии, ботаники, зоологии и этнографии. Он вернулся из путешествия со множеством всевозможных коллекций, с научным дневником, в котором ежедневно записывал все, что видел, и все, что приходило ему в голову при наблюдении и исследовании собираемого материала.

В своей автобиографии Ч. Дарвин писал: «Путешествие на „Бигле“ было, конечно, самым важным событием моей жизни, определившим всю мою последующую деятельность… Я всегда сознавал, что обязан этому путешествию первым истинным воспитанием, или дисциплиной своего ума».

Для нас путешествие на «Бигле» интересно вот в каком еще отношении: уже тогда Дарвин пришел к мысли, что вряд ли идея неизменяемости видов животных и растений правильна и что общий вид, строение и образ жизни организмов находятся в непосредственной связи с той средой, в которой эти организмы живут. Мысль эта кратко, но красноречиво выражена уже в первых строках «Введения» к книге «Происхождение видов».

Во время путешествия, обследуя многие районы Южной Америки пешком, верхом или на лодке, Дарвин произвел много палеонтологических раскопок, собирая остатки различных ископаемых животных. Среди этого материала его поразили некоторые находки в южноамериканских пампасах. «Я, — писал он, — был глубоко поражен открытием в толщах пампасских степей крупных ископаемых животных, покрытых панцирем, подобно нынешним броненосцам». Там же им были найдены остатки крупных мегатерий, похожих на нынешних ленивцев. Эти гигантские вымершие формы были ближайшими предшественниками современных живущих в тех же местах броненосцев и ленивцев. Это не могло не навести Дарвина на мысль о преемственной связи между фауной далекого прошлого и настоящего.

Позже на островах Галапагосского архипелага он столкнулся с другими столь же поразившими его фактами: каждый небольшой остров архипелага имел свою собственную фауну. Тем не менее обнаруживалось удивительное «семейное сходство» между некоторыми животными (особенно рептилиями и птицами), обитавшими на отдельных островах, с одной стороны, и между островными животными и животными, обитавшими в ближайшей части материка Америки, с другой. Конечно, это не могло быть случайным и должно было указывать на происхождение от общих предков.

Среди собранных Дарвином во время путешествия ракообразных особое внимание его привлекли усоногие рачки. Описанию их он посвятил специальную монографию.

Были и многие другие факты, которые Дарвин наблюдал во время путешествия и которые неизменно наталкивали его на пока еще смутно носившуюся перед ним идею эволюции в живой природе.

Во всяком случае, если, садясь на «Бигль», Дарвин еще считал себя сторонником идеи неизменяемости видов животных и растений, то, вернувшись на родину и обработав все собранные им коллекции, он почувствовал необходимость признать факт изменчивости видов.

Об этом убедительно говорят следующие строки из его записной книжки 1837 года: «Факты находок южноамериканских ископаемых и факты Галапагосского архипелага (особенно последние) положили начало всем моим воззрениям…»

Этот калейдоскоп фактов и наблюдений поднял у Дарвина целую бурю мыслей. Сложившаяся привычка к обстоятельному обследованию фактов, к напряженному и планомерному труду и к сосредоточенному, внимательному разбору всего написанного до него о природе помогла Дарвину прийти к целому ряду новых обобщений и открытий, дотоле неизвестных. «Я убежден, — говорил Дарвин, — что приобретенная мною привычка работать таким именно образом доставила мне возможность сделать все, что мне удалось сделать в науке».

Гений сочетался в Дарвине с напряженным, организованным трудом. Пройденная им во время путешествия школа наблюдения и осмысливания фактов была той именно школой, о которой он так страстно мечтал. Его исследования доставляли ему огромное наслаждение и сами по себе и потому еще, что вселяли и укрепляли в нем надежду расширить круг человеческих знаний, обогатить науку новыми открытиями.