Недоделанный пикап (СИ) - Ро Олли

- Добрый вечер, Иван Сергеевич! Возвращаю вам пропажу! Нашел его на лестнице во вторник днем. Наверно, выскочил из квартиры.

- О спасибо большое, Антон Павлович! Я искал его сегодня после работы, собирался завтра уже объявления расклеивать. – я забираю кота из рук соседа. Животное дорого мне.

Его принесла еще бабушка лет шесть назад, подобрала на улице больным, грязным, голодным, блохастым выброшенным котенком. Вычистила, вылечила, нарекла Маркизом.

- Добрый вечер… - слышу за спиной мягкий голосок Аси

- Анастасия Владимировна, добрый вечер. Как ваше самочувствие?

- Спасибо, Антон Павлович, все хорошо. О, рыжик! Ты нашелся! – кот, резко вырывается из моих рук и несется к Асе.

Я рад видеть, что она приняла мой подарок. Ася стоит в мягком голубом махровом халатике и таких же тапочках. На ее руках жалобно курнявкает Маркиз, купаясь в ласковых поглаживаниях.

- Пойдем, я тебя покормлю, блудный сын! – улыбается она животному – Всего доброго, Антон Павлович.

- Доброй ночи, Анастасия Владимировна. Доброй ночи, Иван Сергеевич! – в ответ на мой кивок старичок отвесил головой почтительный поклон и скрылся за соседней дверью.

На кухне я нашел Асю и Маркиза, изучающих холодильник. Устроившись на руках у новой хозяйки, рыжий плут без зазрения совести ест из ее маленьких ладошек мою любимую колбасу, благодарно похрюкивая и порыкивая, словно уссурийский тигр.

- Теперь ты приручила всех мужчин в этой квартире – улыбаюсь, а Ася оборачивается.

Невозможно красивая.

Желанная.

Соблазнительная.

Ася отпускает Маркиза на пол и в два шага преодолевает расстояние между нами. Я подхватываю ее на руки и целую. Не могу перестать это делать. Ее губы со вкусом спелой малины манят, словно Сирены заблудшего моряка.

Сажаю ее на стол и нетерпеливо распахиваю новенький халатик, под которым, как я и ожидаю, абсолютно ничего нет. Я раскладываю ее прямо на кухонном столе и покрываю поцелуями каждый миллиметр бархатной кожи, каждую частичку любимого тела. Между нами нет преград, нет глупых предрассудков, волнений, стеснения. Ася позволяет мне все, что я хочу, направляет, подсказывает и отдается волнам наслаждения.

Чистый огонь.

Неприкрытый кайф.

Порочное наслаждение.

- Уговорил, Тургенев. – слышу сбившийся, чуть охрипший голос – Я выйду за тебя – и улыбается так счастливо, откровенно, искренне, что меня накрывает лавина восторга, сравнимая разве что с первым прыжком с парашютом.

Я подхватываю Асю на руки и кружу по квартире, наслаждаясь заливистым смехом. Вношу на руках в спальню, чтобы аккуратно уложить в кровать, но место там оказалось занято.

Посреди белоснежных подушек, на пододеяльнике, украшенном вышитыми белоснежными розами и хлопковым кружевом, словно Сфинкс лежит Маркиз, а перед ним «Марокканский цветок».

Эпилог

- Я похожа на торт! – выдыхает мама, и я слышу в ее нежном голосе обреченные нотки – Огромный, белый, свадебный торт!

- Ты самая красивая на всем белом свете! – и это правда! Никто даже не верит, что она моя мать, настолько юной она выглядит.

- Костичек, скажи этому неугомонному Тургеневу, что я замуж за него не пойду! Подождем еще полгодика, вот тогда в самый раз!

- Ну уж нет! Я и так устал от ваших бесконечных споров! Отныне я нейтрален, как Швейцария!

- Я огромная! И круглая! Как снежная баба!

- Это же круто! За окном как раз выпал первый снег! – шучу я, но, кажется, зря.

- Так все! Я немедленно раздеваюсь! – маленькая, изящная, такая нежная в этом воздушном белом платье. Вовсе не круглая! Ну, разве что живот. Да уж, постарались они с Тургеневым на славу! Все лето спорили, играть ли свадьбу, в итоге дождались, что живот подпирает нос.

Смотрю, как мама тщетно пытается дотянутся до молнии, спрятанной в кружеве между лопаток и улыбаюсь. Я счастлив за нее. Мне нравится Тургенев. Я вижу их любовь.

Всю свою сознательную жизнь я понимал, что мама всецело принадлежит мне. И сначала эгоистично был этому рад. В ее жизни был только я. И работа. Но я на первом месте. Мне не надо было ни с кем сражаться за ее внимание. Мне не надо было ничем заслуживать ее любовь. Она всегда была рядом, когда была нужна. Все утренники, все матчи, все праздники.

А потом, однажды, я вдруг понял, что не могу точно также посвятить свою жизнь ей. У меня миллион планов на жизнь. И, стоило честно признаться самому себе, мама в них была не на первом месте.

Конечно, родители должны любить своих детей. Помогать. Оберегать. Быть рядом, когда необходимо. Но ведь они не обязаны при этом жертвовать собой. Все детско-материнские отношения должны проходить совместно с другими отношениями, не вопреки.

Я не знаю своего отца. Мама никогда не рассказывала о нем ничего существенного. Они просто были симпатичны друг другу, немного встречались. А потом он исчез. Растворился как роса в полдень. Мам никогда не отзывалась о нем плохо, в ее голосе не звучало нот обиды, злости или ненависти. Немного грусти –да, чуть сожаления – возможно, печаль – я не замечал. Ни разу в жизни я не почувствовал, чтобы она сожалела о моем появлении на свет, ни разу даже не была близка к тому, чтобы упрекнуть за потраченную на подгузники, пеленки и бессонные ночи молодость. А я…

А я мечтаю о карьере военного и методично иду к осуществлению своей цели. Больше года уговаривал отдать меня в кадетский корпус при местной военной части. Это верный путь к исполнению мечты. Но карьера военного предполагает к частым разъездам, переездам. Как бросить маму одну? Что останется у нее, если не будет меня? Работа? Пустая квартира? Поездки к родителям пару раз в год?

Она заслуживает счастья. Она молодая. Красивая. Лучшая на свете. И теперь я вижу любовь в ее глазах. Даже, когда она ворчит и психует, когда спорит со своим Тургеневым, который на каждый выпад реагирует лишь улыбкой и поцелуями в огромный живот, даже когда жалуется на невозможность спать на животе, она счастлива! Вижу по непотухающему блеску теплых карих глаз. И я счастлив вместе с ней.

Мы живем все в нашей квартире. Чета Тургеневых постоянно, я по выходным. И то не всегда. Стараюсь дать им побольше времени насладиться тишиной, спокойствием и друг другом. Потому что недолго осталось. Еще месяц и Тургеневых станет в два раза больше.

Федор и Мария Тургеневы. Такое вот население в животе у моей матери. И я уже знаю, что буду звать их Тютчев и Марь Иванна. И эта мысль вызывает во мне искреннюю радость. Тургенев надежный человек. Он никогда не исчезнет, как мой отец, никогда ее не бросит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец