Черная беда - Ивлин Во

— Прекрасно. Я знал, Сет, что вы нас поддержите. Вообще, надо сказать, — задумчиво заметил Бэзил, — что пятьдесят лет назад нам было бы гораздо труднее модернизировать страну. Тогда бы нам пришлось вводить конституционную монархию, двухпалатную законодательную систему, пропорциональное представительство, избирательное право для женщин, независимый суд, свободу печати, референдумы…

— Что все это значит? — спросил император.

— Какая разница, все эти понятия уже устарели. После этого они занялись неотложными делами.

— Английское посольство опять жалуется на дорогу.

— Они давно уже жалуются. Надоели. И потом, в моем плане реконструкции предусмотрены только четыре дороги из города: на север, юг, запад и восток. Что ж мне теперь, из-за них весь план менять?

— Но посол настроен очень решительно.

— Ладно, поговорим об этом как-нибудь в другой раз… хотя нет, знаете, что я сделаю? Назову-ка бульвар его именем. Тогда он успокоится.

И император, взяв резинку, стер с плана города имя Коннолли и на его месте написал: «Бульвар сэра Самсона Кортни».

— Надо бы метро построить, — сказал Сет. — Как вы полагаете, оно окупится?

— Нет.

— Этого я и боялся. Ничего, когда-нибудь будет у нас и метро. Можете сказать сэру Самсону, что, когда мы построим метро, у него будет своя, личная станция «Английское посольство». Да, чуть не забыл, я получил письмо из Общества защиты животных. Они хотят прислать сюда комиссию, чтобы выяснить, не слишком ли туземцы жестоко обходятся с хищниками, когда на них охотятся. Как вы, например, находите: жестоко охотиться на львов с копьями?

— Нет.

— По-моему, тоже. Вот это письмо. От леди Милдред Порч. Вы ее знаете?

— Слышал. Старая балаболка.

— Что такое «балаболка»? Оратор?

— Да, вроде того.

— Так вот, она возвращается в Англию из Южной Африки и хотела бы на неделю заехать в Азанию. Пускай приезжает?

— Не уверен.

— Пускай приезжает… И последнее. В газетах мне все время попадается какое-то современное словосочетание «противозачаточные средства». Что это такое?

Бэзил объяснил.

— Мне они нужны. И в большом количестве. Позаботьтесь об этом. Наверно, указ о введении противозачаточных средств издавать не стоит, правда? Лучше использовать пропаганду. Можно было бы даже в целях пропаганды устроить небольшой праздник…

Отказ императора отремонтировать дорогу в посольство сэр Самсон воспринял со свойственным ему хладнокровием:

— Так, так… Не думаю, чтобы юный Сет долго продержался на троне. Скоро наверняка опять будет революция. Я слышал, что он по уши в долгах. Будем надеяться, что новое правительство, каким бы оно ни было, пойдет нам навстречу. И знаешь, Пруденс, ты будешь надо мной смеяться, но я очень тронут тем, что молодой человек назвал бульвар моим именем. Мне этот Сет всегда нравился. Как знать, когда-нибудь Дебра-Дова, возможно, превратится в огромный европейский город. Представляешь, подъезжает лет эдак через сто к магазину такси, выходит чернокожий водитель и спрашивает продавца: «Дом номер сто по Самсона Кортни — не подскажете?», а сам думает: кто такой этот Самсон Кортни? Ну, как, скажем…

— Как бульвар Виктора Гюго, папа.

— Вот именно, или Сент-Джеймсская площадь.

К сожалению, проблему сапог решить так же легко не удалось. Вечером того самого дня, когда вышел закон о сапогах, Бэзил и господин Юкумян сидели в министерстве и совещались, как быть со строительством новой гостиницы при дворце. Дело в том, что император, заинтересовавшись фотографиями в каком-то немецком архитектурном журнале, заявил, что здание гостиницы следует строить из стали, а в окнах должны быть стекла, пропускающие ультрафиолетовые лучи. Все утро Бэзил убил, тщетно пытаясь втолковать помазаннику, что стиль этот для тропиков совершенно непригоден, и сейчас вместе с финансовым директором обдумывал, как воплотить в жизнь сумасбродные планы императора, как вдруг дверь распахнулась, и в комнату ввалился герцог Укакский.

— Проваливай, Юкумян, — сказал он. — Хочу поговорить с твоим шефом наедине.

— Конечно, генерал. Ухожу. Разговаривайте — я не в обиде.

— Что за вздор! Господин Юкумян — финансовый директор министерства, и я бы хотел, чтобы он при нашем разговоре присутствовал.

— Кто? Я, мистер Сил? Мне нечего сказать генералу.

— Прошу вас остаться.

— Живо, — сказал герцог, замахнувшись.

— Извините, джентльмены, — сказал господин Юкумян и юркнул за перегородку.

Коннолли повел со счетом «один-ноль».

— Я смотрю, даже у этого армяшки хватило ума сапоги снять. «Два-ноль» в пользу Коннолли.

Но вскоре Бэзил наверстал упущенное.

— Прости, что выставил этого типа, Сил, — начал генерал. — От него воняет, как от кучи дерьма. Давай потолкуем. Что это ты начудил с сапогами?

— Приказ его величества, по-моему, обсуждению не подлежит.

— «Обсуждению не подлежит»! Ишь как загнул! Брось ты мне мозги пудрить. Послушай, мне на всю эту вашу модернизацию плевать с высокой колокольни. Да и не мое это дело. Можешь, если хочешь, заставить этих черномазых придурков хоть кроссворды разгадывать — мне до фонаря! Но своим людям морочить голову я вам не дам. Да ты мне всю армию покалечишь, если заставишь солдат в сапоги влезть. Послушай, нам с тобой делить нечего. Я в этой дыре не первый день живу и знаю, чем такие, как Юкумян, промышляют. В Дебра-Дове спокон веку норовили всучить правительству всякую дрянь. Пойми, я же не против, чтоб и ты на этом деле руки нагрел. Давай так: я своим людям строго-настрого запрещу обуваться, всю партию сапог мы сплавим туземцам, ты получишь компенсацию, приказ забудется — и все останутся довольны. Ну? По рукам?

Бэзил надолго задумался, но размышлял он о вещах куда более значительных, чем сапоги. Похлопывая стеком по колену, генерал небрежно сидел на краю стола с выражением радушия и неподдельного желания дружить. «Почему я отношусь к нему свысока? — думал Бэзил. — Из-за какого-то атавистического чувства кастовости или инстинкта превосходства? А может, потому, что он задел мое достоинство, выставив Юкумяна, который пулей вылетел из комнаты, стуча по полу босыми пятками?»

— Свою точку зрения вам следовало бы высказать раньше, — сказал он генералу. — Записка же ваша выдержана в таком тоне, что дальнейшие разговоры на эту тему лишены всякого смысла. На следующей неделе сапоги будут выписаны и переданы в хозяйственную часть министерства обороны.

— Сосунок паршивый, — сказал Коннолли, направляясь к двери. Когда генерал открыл дверь, господин Юкумян поспешно отскочил от замочной скважины. Но Коннолли, не оборачиваясь, прошел мимо и покинул министерство.

— Мистер Сил, зачем вам с ним ссориться? Хотите, я догоню его и все улажу? А, мистер Сил?

— Только этого еще не хватало. Давай-ка лучше займемся программой праздника противозачаточных средств.

— Ох, мистер Сил, мистер Сил. И зачем вы только с ним ссоритесь? Ссорой ведь ничего не добьешься.

Сведения о размолвке распространились по городу с быстротою молнии. Это была новость номер один. Десятка два шпионов при императорском дворе разнесли ее по всем посольствам и коммерческим бюро. Гонцы поставили в известность графа Нгумо; Черномазая поделилась случившимся со своей парикмахершей; клерк евразийского банка все выложил своему директору, а директор банка — епископу; господин Юкумян, стоя за стойкой «Императора Сета», пересказал завсегдатаям кафе всю историю в лицах; Коннолли, страшно сквернословя, известил об этом в «Попугае» князя Федора; министр внутренних дел, все переврав и давясь от смеха, потешил этим анекдотом девушек из лучшего maison de societe[15] города. Уже вечером того же дня в Деб-ра-Дове не было ни одного обеденного стола, где бы ссора не обсуждалась во всех подробностях.

— Жаль, — заметил сэр Самсон Кортни. — Теперь этот Сил будет приезжать в посольство еще чаще. Прости, Пруденс, в принципе он парень неплохой, но, если честно, говорить мне с ним особенно не о чем… что его только не интересует… любит порассуждать о политике… Тоже мне, нашли из-за чего ссориться! Носил бы себе сапоги, если ему так хочется.

— Дело обстояло не совсем так, папа.

— Может, я что-то и перепутал — какая разница…

— Ха! Ха! — сказал мсье Байон. — Такого поворота событий сэр Самсон наверняка не ожидал. Каково ему плести свою паутину, а? Где тонко — там и рвется. Коннолли теперь — наш человек.

— Увы, он словно ослеп, этот трогательный, доверчивый муж, — сказал первый секретарь посольства на ухо второму.

— Союз «Сил-Кортни» и их марионеточный император потеряли доверие армии. Мы должны объединить наши усилия.

На следующее утро в жизни Черномазой произошло чрезвычайное событие. Она стояла во дворе своего дома, стирала генералу носки (Черномазая не могла допустить, чтобы одежды ее супруга касалась другая женщина), жевала орех и сплевывала темный сок в мыльную пену, как вдруг к дому подъехал улан в ало-зеленом кителе французского посольства и, спешившись, спросил: