Продолжение времени - Владимир Солоухин

Вокруг устроенного тюсюлгэ втыкали срезанные молодые березки так, чтоб их ветви покрывали столбы, а затем втыкали березки в ряд по обе стороны тюсюлгэ. Это украшение тюсюлгэ называется «чэчир». Если тюсюлгэ было большим, то его вместе с «чэчир» трижды опоясывали пестрой волосяной веревкой длиной в девять маховых саженей.

К этой веревке в виде украшения прикрепляли ленточки из разноцветных материй, утиные крылья, телячьи намордники, шитые из бересты, наподобие детских игрушек.

На восточной стороне тюсюлгэ, поблизости, воздвигали коновязный столб из самого толстого дерева. Столб в шейке имел восемь «больших пальцев». Повыше и пониже шейки и наверху столб был украшен десятью кругами резных узоров. Поверх каждого круга узоров столб обвязывали волосяной веревкой с привесками из конских волос. Вокруг такого столба (несколько отступя) втыкали срубленные березки. Во время ысыаха к этому столбу привязывали коня молочно-белой масти со старинным седлом в серебряной оправе, с полным набором верховой сбруи. Такой столб назывался, говорят, «почтенный столб с восьмью большими пальцами». Старики рассказывали, что такие почтенные столбы в старину ставили только самые большие богачи.

У столбов тюсюлгэ расставляли кумыс в больших бадьях из непромокаемой кожи «сири», которые за ушко привязывали к перекладинам тюсюлгэ плоской волосяной веревкой с узором. Вблизи этих бадей ставили всякую другую посуду с кумысом. В берестяную посуду «чабычах» с узором, вышитую конским волосом, дополна наливали кумыс с маслом. Она называлась «далбар чабычах», из нее никто не имел права пить, предназначалась она лишь для угощения небожителей… В этот чабычах клали еще не бывшую в употреблении новую большую березовую ложку, ручка которой была украшена узором и пучком белой конской гривы. Она называется «жертвенной ложкой с конской гривой». Поблизости этих сосудов с кумысом собирается употребляемая на ысыахе кумысная посуда: умащенные маслом чороны с конской гривой, низкие чороны, маленькие кубки, большие узорные берестяные ведра, мелкие берестяные узорные ведра, узорные чабычахи, полные чаши с маслом, большие деревянные ковши для разливания кумыса и другая необходимая посуда.

После этих приготовлений, отобрав девять неженатых юношей, вручали им чороны, наполненные кумысом с маслом, и ставили их справа в ряд лицом к востоку. Слева ставили в ряд восемь девушек с мелкой посудой, наполненной также кумысом с маслом. Впереди между этими рядами становился почтенный старец или сам устроитель ысыаха, одетый в якутские одеяния старинного покроя, в шапке с серебряным налобным украшением, с завязками из двух красных суконных лент для исполнения посвятительного «алгыса» (славословия или песнопения). Перед ним около яств, приготовленных в тюсюлгэ, разжигался небольшой костер. Тогда приготовившийся к посвятительному закланию опускался на левое колено, правую руку поднимал вверх и произносил (или пропевал) моление, обращаясь к востоку».

Он произносил несколько песнопений или заклинаний и после каждого делал возлияние кумыса в огонь, наклоняя посуду к себе, а также кропил кумысом направо-налево, чтобы досталось и духу – хозяйке земли, и духу – хозяину глубоких вод, и духу – хозяину темного леса, и духам – хозяевам узорных трав и цветов. От такого кропления или брызганья сам праздник получил название ысыах, что и означает «кропление, брызганье». Вот некоторые отрывки из заклинаний, по буквальным переводам которых пришлось пройтись легким перышком обработки:

Мы, потомки древних якутов,Когда приходит к нам пышное лето,Когда наступает жаркое лето,С далеко протянувшимся дымом костер развели,Подобно небольшому лесочку,Желто-зеленых березок наставили,Подобно широкому озерку,Привольное тюсюлгэ устроили.

Молоко от рыжей кобылицыМы сначала заквасили,Молоко соловой кобылицыМы закваской разбавили,Молока молодых кобылицМы к напитку добавили.Молоком играющих кобылицМы напиток пополнили,Из молока белейших кобылицМы душистого кумысу наделали.

В девяти местахЧороны с выпуклыми узорами положили,В семи местахЧороны с вычерченными узорами поставили,Берестяную посудуС зигзагообразными узорами приготовили,Из бычьей кожи ушаты,Украшенные узорами и подвесками, расставили…

При помощиДевяти невинных юношей,По неправильным путям не ходивших,Ложных слов не произносивших,С помощьюВосьми чистых девушек,Ничьими глазами не осмотренных,Ни одними руками не обтрепанных,В девяти больших чоронах,В восьми малых кубкахНе пробованное ничьими устамиЛучшее творожное яствоС почтением вам подносим,Через теплый красный огоньМы вас кормим,Через жгучее синее пламяМы вас угощаем…

Это общее заклинание и песнопение, обращенное сразу ко всем духам. Потом следуют заклинания и песнопения, как уже говорилось, духам отдельных ведомств: земли, вод, леса, трав, коневодства, молочного скота, домашнего очага… Тогда в заклинаниях появляется соответствующая конкретность. Так, например, покровитель коневодства рисуется окруженным лошадьми и жеребятами, причем множество лошадей и жеребят достигается сравнением их с насекомыми, которых, как известно, в Якутии хватает.

На стыке семи небесЖилище себе устроивший,На самой макушкеВосьми небес восседающий,С мошкарой толкущейсяГнедых жеребят,Со слепнями летающимиМышасто-серых жеребятС комарами крутящимисяРыжих жеребят,С мухами мелькающимиВороных жеребят…

При этом сам лошадиный дух рисуется почему-то следующим образом:

С висками впадающими,С ушами прядающими,С остроконечной челкой,С лоснящейся шерстью,С раскидистой гривой,С распущенным хвостом,С широкой грудью,С широким крупом,С отметинами на ляжках,С четырьмя сильными ногами,С четырьмя круглыми копытами…

Называем твое высокое имя,Возвеличиваем твою важную славу,Лучшее творожистое яствоТебе в чоронах подносим,Вершину всех творожистых яствТебе назначаем,Через жаркий красный огонь возливаем,Через яркий синий огонь угощаем,

Когда дело доходит до коров, вернее до духа, покровительствующего коровам, то находятся другие изобразительные средства:

Круторогих коровНам посылающий,Раздвоенно-копытныхНам назначающий.

С молокоизливающими протоками,С маслоисточающими проходами,С болотами из творога,С дождями из сливок,С бесконечным изобилием жизни,Дальше этого —С играющим скотом,Дальше этого —С пестрым скотом,Дальше этого —С белоспинным скотом,Дальше этого —С тигрово-красным скотом…Туда посмотрев —Смехом засверкайте,Сюда посмотрев —Улыбкой засияйте,

Еще никем не вкушенноеСамое высшее творожное яствоВам подносим,Девять чоронов душистого кумысаВам преподносим…Через красный огонь возливаем,Через синий огонь угощаем.

Это была обрядовая часть ысыаха, или, как мы сейчас сказали бы, – торжественная часть. Потом шло всеобщее угощение, а потом всеобщие игры. Все собравшиеся рассаживались на траве в круг, вернее сказать – в круги, потому что для старых и почтенных гостей был один круг, а для женщин и детей – другой. По кругу ходили чороны с кумысом. Один, испив из чорона, передавал его дальше. Все, описывающие ысыах, сходятся на том, что после угощения были игры и танцы. Причем мужчины, раздевшись до пояса, устраивали разные немудреные состязания, а женщины устраивали танцы. Состязания были в прыжках на одной ноге на быстроту, прыжки в длину, бег взапуски, наперегонки. Все это сопровождалось весельем и смехом. Победитель получал большой кусок мяса с трубчатой мозговой костью и чорон кумыса, он становился известным и популярным в окрестностях человеком, о нем в течение нескольких дней много говорили.

Кроме того, устраивались скачки на лошадях, а кроме того, на таких ысыахах выступали сказители богатырского якутского эпоса – олонхо. Они назывались олонхосутами. Слушатели бурно реагировали на исполнение сказаний, поддерживали олонхосутов одобрительными возгласами, смеялись, хлопали в ладоши, одобрительно кивали головами.

Таков был летний якутский ысыах. Интересно было посмотреть, как изменился он теперь, что осталось от старицы и что появилось нового. Нас пригласили на ысыах, проводимый совхозом имени Эрилика Эристина в Чурапчинском районе. Это было 23 июня 1977 года. Начало в 11 часов.

Не случайно мы попали в этот совхоз, он хотя бы названием своим наиболее близок к литературе, во всяком случае к Союзу якутских писателей. Конечно, если бы был совхоз (или район), мемориально связанный с Алексеем Кулаковским, то я непременно попросился бы туда, но такого места пока что в Якутии не оказалось.