Училка и мажор (СИ) - Орлова Юлианна

—И ты рад этому е*учему случаю так сильно, что не передать словами! И отчитываться ты, конечно, не должен, ты просто продолжал бы иметь своих молодух у нее на глазах и дело с концом, да? Если бы не случай, да? Мудак ты сраный, вот кто ты!

—Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. И никакого права это все говорить…у тебя нет. Потому что ты ни черта не знаешь и знать не будешь. Твоя мать была в курсе, на что шла, изначально, еще до тебя. Все было оговорено, все роли расставлены. Она сама выбрала тот путь, которым шла. И она сама нашла свою погибель. Я пальцем ее не тронул никогда, только защищал, а порой я защищал ее от нее самой. Нравится тебе или нет, но твоя мама была тем, кем была. Для тебя идеальной матерью, этого не отнять. В своей жизни я никого не убил и не собираюсь, так что ты фильтруй свой базар, иначе я просто без предупреждения буду показывать тебе что к чему. Меня начинают напрягать твои пробы моей нервной системы. Если ты думаешь, что меня можно все время подначивать, то ты глубоко ошибаешься. Ты мой сын, для тебя я сделал все и продолжаю делать все, помни об этом, но уважение иметь не забывай тоже.

О чем он говорит? Окончательно растеряв остатки здравого смысла, я не способен сейчас к анализу, потому что мои мозги варятся в собственном соку от информации. Какие еще условия? На что она пошла? Какой же ты конченный, мэр Белов. Зато в голову приходит другая яркая мысль. Намеки понятны, ориентиры расставлены. Встаю и бьюсь себя по карманам в поисках нужного…

—Отлично, иди к черту. Вместе со своим всем, — выкидываю ключи от пентхауса прямо под ноги Белову, а затем продолжаю, — Финик я купил себе сам, так что тут ты явно не подсобил. Учебу в Чехии оплачивать не пришлось, я у тебя дохрена умный, а на «карманные расходы» давно заработал сам. Так что осталась хата и ламба. Последняя в паркинге. Аревуар.

Об это оглушающее своей тишиной молчание можно порезаться. Буквально. Взглядами мы буравим друг друга, но никто не произносит ни звука. Только на фоне слышно, как ездят машины, как люди смеются в квартирах, как кто-то ругается, но совсем не так, как мы сейчас. Явно не так.

—В пятницу будут съемки репортажа. Перед выборами. В семь вечера у нас дома.

Отчитав по слогам эту фразу, Белов разворачивается на пятках и уходит. Ключи так и валяются в грязи, и я их точно поднимать не собираюсь. Охранники смотрят на разворачивающуюся перед ними картину и ждут указаний, но мне посрать уже. Шагаю к финику, но бросаю напоследок:

—Самоудовлетворись, а?

В ответ летит еще более гневное:

—Рустам, я могу и заставить.

Вот только меня это больше не трогает:

—Да что ты? Давай попробуй. Я не боюсь. Более того, мне начхать.

17. Приключения на одно место

ГЛАВА 17

ВАСИЛИСА

После ухода Белова я заставляю себя делать хоть что-то, заставляю, потому что мои мозги расплавлены и не хотят функционировать. Встать, переодеться, допить чай. Убрать вещи. Да что-нибудь…

Еще бы…если влияние Рустама на меня так велико, впору браться серьезно за это и решать проблему немедленно. И пусть я запрещаю себе думать о нем, но все больше погружаюсь в эту пучину, захлебываясь в том, что мне точно нельзя иметь в своей жизни. Все что угодно, но не отношения со студентом. Боже, отношения со студентом, это финишная прямая, меня за это сотрут в порошок, и никакое влияние наставников не поможет. Скорее наоборот, первые, кто меня захочет уволить, будут как раз те, кто принимал меня, неопытного аспиранта, на довольно серьезную кафедру.

А сейчас я распадаюсь на атомы в присутствии парня, который одним своим видом заставляет кожу пылать. Который решительно идет на меня бронепоездом, не обращая никакого внимания на мои попытки скрыться, сбежать, раствориться. Я не хочу этого, не хочу, не хочу.

«Тогда какого черта ты забываешься в его руках? Почему не выгнала? Ты могла. Ты характер имеешь стальной, да к тебе никто никогда не мог подобраться так близко, как он. Вася, ты допустила эту ситуацию, потому что в глубине души ты этого хочешь, но чертовски боишься. Саму себя. Своих чувств.

В этот раз не так, да? Страшно? Как сложно себя обманывать, что не хочется, да? Особенно когда появляется человек, способный тебя защитить, который делает это не на словах, а на деле».

Это мне шепчет внутренний голос, но я упорно затыкаю ему рот, запрещая себе даже мысленно допускать такие мысли. Я не могу. Не могу. Не могу. Это мой студент и плевать, что он не смотрится на свой возраст ни по поведению, ни по внешности. Но закрыв глаза, я снова вижу его наглую ухмылку и практически черные глаза, поглощающие меня своей тьмой.

Господи, да о чем ты вообще думаешь?! Словно придя в себя, я хватаюсь за смартфон, вспоминая свою реальную проблему. И говоря о реальной проблеме, в голове четко формируется мысль, что я на пороге чего-то глобального. Омут прошлого плавно раскрывает свои объятия, чтобы я все-таки свалилась туда и водоворотом ушла на дно.

Раз отчим вернулся, то не просто так. И это «не просто так» для меня остается загадкой, потому что я, черт возьми, понятия не имею, о чем он говорил. Ничего из его вещей я не брала, там были другие люди, которые молча зашли в дом, перевернули все вверх дном и так же молча вышли, оставив меня, потрясенную от ужаса и неспособности даже дышать, одну, в запертом изнутри старом советском шкафу. Мне кажется, что я до сих пор могу слышать этот пыльный запах. До сих пор могу ощущать себя в том замкнутом пространстве, когда речь заходит о прошлом.

Я ничего из квартиры не забрала, ничего. Она продалась как есть, и всем этим занимались другие. Сама я бы точно не смогла все решить, у меня были проблемы посерьезнее. И только спустя месяц я смогла собрать себя до кучи, подать документы для поступления в ВУЗ и готовиться к экзаменам, все еще ощущая пробоину в груди в том месте, где когда-то было сердце.

Пока решались вопросы с судом и квартирой, я жила у семьи Шаховых, моих друзей, друзей моей мамы. У людей, которые стали для меня вторым домом. Даже спустя столько лет мы с Женей и Славой дружим, пусть они поступили в военную академию и времени для общения у нас заметно стало меньше, но мы все еще друзья, все еще те ребята, которые вместе прошли огонь и воду.

Мой ужас тогда невозможно быдло передать, ведь мне пришлось просидеть там день, а может и больше, ровно до прихода Жени, который первым делом, словно чувствуя мой страх, открыл шкаф и вытянул меня, окаменевшую от горя и ужаса, в свои объятия.

Это все в прошлом, Вася. Это закончилось и никак не связано с настоящим. Никак.

Но какого черта он вернулся? Мне обещали, что он не выйдет никогда. Мне говорили…

Никто не берет трубку, тогда я набираю еще один номер.

Когда гудки на том конце провода вменяются голосовой почтой, я ломающимся голосом говорю самые страшные слова:

«Он вернулся, Жень. Он вернулся».

Сжимая в руках телефон, я не сразу понимаю, что кто-то настойчиво долбится в дверь. Это возвращает меня в реальность, приземляет резко и неожиданно. Кто-то — это явно не Руслан. Почему я в этом так уверена? Да потому что на какой-то немыслимой сонастройке я могу чувствовать приближение Белова, могу ощущать его настроение, скачущее из стороны в сторону за считанные секунды, и вообще я знаю наверняка, что громкий стук в дверь явно не его нетерпение.

Сбитая столку, бросаю смартфон на кровать и неуверенно шагаю к двери. Она у меня плотная, безусловно, но вот так долбиться в нее явно не следовало бы. Опять слышится глухой удар, а затем и возня, сменяющаяся пронзительным женским криком, таким сильным, что у меня дыхание замирает, и я сама не понимаю, как дергаю щеколду и открываю дверь.

—Сука, изменяла мне, да! Что это за кумаааа, что под кумом не была?!

Мой взгляд бегло осматривает происходящее и выхватывает обрюзгшую фигуру соседа сверху и его бедной жены, скрючившейся на холодном полу в позе эмбриона. Он явно бил ее и продолжает это делать. Перед глазами проносится совсем другая картина и совсем другое время, и я на секунды практически теряю себя.