Инкассатор: Страшный рассказ - Андрей Воронин

Прижимаясь к стене рядом с дверью старухиной квартиры, он еще раз пригляделся к двери напротив. Даже отсюда, с противоположной стороны коридора, он отлично видел, как блестит в узкой щели металлический язычок защелки. Кроме него, там, в щели, ничего не блестело, а это могло означать только одно: дверь не была заперта.

Возможно, Ника прямо сейчас находилась там, за этой незапертой дверью; возможно, она нуждалась в помощи или._ Юрий замялся, но потом взял себя в руки и додумал эту мысль до конца: возможно, вернувшись домой из неудавшегося путешествия в стиле кантри, Ника опрометчиво впустила в квартиру мстительного литератора Сашу и теперь была мертва. «Не дай бог, – подумал он, каменея от ярости. – Не дай бог! Если этот непризнанный гений хотя бы пальцем ее тронул, я не успокоюсь, пока не найду его и не выверну наизнанку его гениальную задницу».

Приободрив себя этой воинственной декларацией, Юрий оттолкнулся от стены, одним широким шагом пересек узкий коридор и повернул ручку. Дверь распахнулась, и Филатов бесшумно проскользнул в темную прихожую, из глубины которой доносилось бормотание радиоточки и тянуло слабым запахом знакомых духов – тех самых, которыми пользовалась Ника.

* * *

Он без стука прикрыл за собой дверь и немного постоял, давая глазам привыкнуть к темноте. Темнота не была абсолютной: из открытой двери спальни, расположенной прямо напротив входа, на прикрытый вытертым ковриком пол прихожей падал косой четырехугольник голубоватого света от горевшего внизу, на улице, ртутного фонаря. Юрий заметил в метре от себя на полу что-то блестящее, похожее не то на пролитую воду, не то на ртуть. Приглядевшись, он понял, что ошибся: перед ним, поблескивая в свете уличного фонаря, лежали острые осколки стекла. Здесь же, на полу, чернели беспорядочно разбросанные пятна неопределенных очертаний; шагнув в сторону, он наступил на что-то твердое, вывернувшееся из-под ноги, потерял равновесие и едва не свалился. Наклонившись, он нащупал подвернувшийся под ногу предмет, поднял его и понял, что держит в руках дамскую босоножку, даже раньше, чем увидел на фоне освещенной двери очертания высокого острого каблучка и изящно изогнутой подошвы.

Его зрачки наконец адаптировались к слабому, рассеянному свету, и он увидел, что блеск на полу – это действительно осколки стекла, а непонятные темные пятна, которыми был усеян весь пол, оказались разбросанными в полнейшем беспорядке предметами одежды и разрозненной обувью. Вообще, по прихожей будто ураган прошелся: дверцы встроенных шкафов были распахнуты настежь, и бесцеремонно вывернутое на пол содержимое громоздилось возле них темными спутанными грудами. На оклеенных светлыми обоями стенах криво висели какие-то картины в тонких рамках; еще одна валялась на полу возле двери, которая вела в спальню, и, приглядевшись, Юрий понял, что разбитое стекло раньше прикрывало ее от пыли. Шагнув вперед, он наступил на незамеченный раньше осколок, и тот негромко хрупнул у него под ногой. Присев, Филатов осторожно освободил расколовшуюся от удара о пол рамку от остатков стекла, взял ее в руки и удивленно приподнял брови: рамка была пуста, если не считать свисавшего из нее листа тонкого картона, которым, по всей видимости, раньше был закрыт задник.

Сидя на корточках, он поднял взгляд и заглянул в спальню. Теперь, когда глаза привыкли к полумраку, он мог без труда увидеть и оценить царивший в спальне разгром. Постельное белье с широкой двуспальной кровати валялось на полу возле распахнутого, выпотрошенного шкафа; тяжелый матрац свисал с кровати, как мертвое тело, сорванная штора криво висела на покосившемся карнизе, держась за него одним уголком. Флакончики с духами, гильзы с губной помадой, коробочки с пудрой, какие-то украшения – словом, все те безделицы, что стоят обычно на туалетном столике перед трюмо, – были сметены на пол и, как показалось Юрию, растоптаны каблуком. Протухшая вода из перевернутой вазы растеклась по паркету вонючей лужей, и посреди этой лужи чернели жалкие, усохшие останки того, что некогда было букетом роз. Юрий недовольно повел носом, дотянулся, опершись одной рукой о пол, и обмакнул в лужу палец. Да, это была вода; она еще не успела высохнуть, а это означало, что пролили ее совсем недавно – буквально несколько часов, а может быть, и минут назад.

У Юрия вдруг возникло ощущение, что за ним следят. Показалось, что в квартире он не один и что тот, второй, уже некоторое время стоит у него за спиной, медленно занося для удара остро отточенное лезвие. Он резко обернулся, но позади, разумеется, никого не было.

Тогда Филатов перевел дыхание, вытер о штанину мокрый указательный палец и встал, поморщившись от хруста в коленях, показавшегося ему громким, как ружейный залп.

Осторожно ступая, он вошел в спальню. От смешанного запаха духов из разбитых флаконов и протухшей воды из перевернутой вазы к горлу подкатывал тугой комок. Юрий передвигался, не отрывая подошвы от пола, расталкивая носками хрупкую мелочь, которой был усеян пол. Меньше всего ему хотелось растоптать какую-нибудь губную помаду, чтобы красные отпечатки протянулись за ним до самой автомобильной стоянки во дворе. Мысль о красных отпечатках разбудила дремавшее воображение, да и запашок, которым тянуло от грязноватой лужи на паркете, неприятно напоминал то, как пахли припорошенные кирпичной пылью неубранные трупы в развалинах Грозного. Поэтому Юрий испытал огромное облегчение, не обнаружив в спальне ничего, кроме разбросанных, перевернутых вещей и разоренной кровати. Он даже заглянул в шкаф, осторожно посветив себе зажигалкой, но там тоже не было ничего, кроме варварски перевернутых тряпок – одежды, белья, каких-то полотенец...

Отступив на шаг от шкафа, он вздрогнул и присел на полусогнутых, готовых к прыжку ногах, потому что краем глаза заметил слева от себя какую-то темную, рослую фигуру, призрачно освещенную отблесками уличного фонаря. Он ожидал удара, струи слезоточивого газа и даже выстрела, однако ничего подобного не последовало, и спустя долю секунды Юрий расслабился, сообразив, что темная фигура была всего-навсего его собственным отражением в висевшем на стене зеркале.

– Это Петя Иванов, – пробормотал Юрий, которому, как всегда некстати, пришло на ум подходящее к случаю детское стихотворение – на этот раз, кажется, Самуила Яковлевича Маршака. – Испугался он штанов. Испугался он Яги – старой, ржавой кочерги... «Нет, – сказал он, – я не трус. Темноты я не боюсь!»

Бормоча эту рифмованную чепуху, Юрий подошел поближе к зеркалу. Да, ему не почудилось: большое, почти в полный рост, зеркало по диагонали пересекала сделанная огромными косыми буквами надпись, которая коротко, но очень красноречиво гласила: «СУКА!» В темноте буквы казались черными; чтобы проверить свою догадку, Юрий снова чиркнул зажигалкой и поднес ее к самому стеклу. В пляшущем оранжевом свете буквы выглядели рельефными и отливали красным; приблизив лицо к зеркалу, Юрий втянул ноздрями воздух и уловил аромат губной помады.

Он погасил зажигалку, зажмурился и немного постоял так, давая глазам заново привыкнуть к темноте. Все, что он видел в этой квартире, ему совсем не нравилось, но Юрий был рад, что рискнул проникнуть сюда, потому что не любил неопределенность. Правда, полной определенности не было и сейчас, но он, по крайней мере, понял, что не напрасно ввязался в эту историю: с Никой произошла какая-то неприятность – судя по тому, что он видел вокруг, крупная.

Тут ему пришло в голову, что весь этот разгром мог быть частью инсценировки, задуманной и осуществленной с непонятной целью самой Никой. Наскоро обдумав это предположение, Юрий пришел к выводу, что это ничего не меняет: даже если Ника сама устроила в своей квартире этот дикий бардак и сама же сделала нелицеприятную надпись, все это предназначалось не для него. Для кого? Ответ на этот вопрос казался очевидным. Для кого-то, кто знал, где она живет, у кого были веские причины ее разыскивать и кто имел свободный доступ в квартиру.

Впрочем, такая версия казалась Юрию достаточно шаткой. Все-таки дело происходило не в американском фильме. Представлялось очень сомнительным, чтобы молоденькая медсестричка, даже опасаясь за свою жизнь, так решительно бросила, уничтожила, растоптала все, что имела, и подалась в бега, не имея ни опыта, ни достаточного количества денег для подпольного существования. Старуха соседка ее не видела; правда, она не видела и того, кто устроил в квартире этот разгром, напоминавший следы торопливого обыска. Казалось маловероятным, чтобы молодая напуганная девушка отважилась вернуться туда, где ее станут искать в первую очередь, только для того, чтобы инсценировать какой-то дурацкий налет на свое жилище. Для этого нужно было быть опытным, хладнокровным бойцом, действующим по четко продуманному плану. Юрий попытался поставить себя на ее место, представить себе, что это за план, требующий подобных действий, но у него ничего не получилось: сколько он ни думал, ему все равно казалось, что, если за тобой охотятся, инсценировать погром в собственной квартире незачем – его прекрасно устроят и без тебя.