Инкассатор: Страшный рассказ - Андрей Воронин

Кроме того, в данный момент перейти к своей просьбе ему мешало присутствие Лидочки. Почему-то казалось неправильным говорить при ней о Нике – о том, при каких обстоятельствах они познакомились, как и насколько близко сошлись и как странно расстались. Юрий всегда испытывал смущение, излагая Дмитрию Светлову свои просьбы, а уж при Лидочке он не делал этого никогда. Не будь дело таким срочным, он бы подождал, пока Светловы вернутся в город, и там, в Москве, изловил бы Димочку одного, без супруги.

Тут Лидочка очень кстати заметила, что юная Екатерина Дмитриевна, закончив свои раскопки, неумело, но очень старательно сдирает с изломанной шоколадки испачканную землей обертку. С криком «Катя, нельзя!» она бросилась через весь участок пресекать безобразие.

– Ну, – сразу же сказал Светлов, который, похоже, отлично понял нерешительность Юрия, – излагай, что у тебя опять стряслось. С кем из сильных мира сего ты поссорился на этот раз?

– Да в том-то и дело, что и сам не знаю, – признался Юрий. – Не знаю даже, поссорился ли я с кем-нибудь на самом деле или это мне только кажется.

– Некоторые философы утверждают, что весь окружающий мир – это всего лишь плод нашего воображения, – заявил Светлов, протягивая ему шашлык на горячем, слегка закопченном шампуре. – Ты будешь водку или вино?

– Какая разница, если и водка, и вино мне просто снятся? – сказал Юрий, нюхая шашлык.

– Тогда водку, – решил Светлов. – Что-то ты мне сегодня не нравишься. Рассказывай, что случилось.

Юрий покосился на Лидочку, которая в данный момент пыталась отобрать у Катьки шоколадку. Шоколадка выглядела так, словно побывала под колесами грузовика, но Катька ни в какую не желала с ней расставаться – напротив, она, казалось, поставила перед собой цель во что бы то ни стало употребить шоколадку в пищу вместе с оберткой и приставшей к ней землей и намеревалась сделать это любой ценой. Борьба характеров очень быстро закончилась громким, на весь поселок, обиженным ревом.

– Рассказывай, рассказывай, – велел Дмитрий, глядя, как Лидочка берет Катьку на руки и направляется с ней в дом. – Теперь это надолго. Пока утешит, пока покормит, пока уложит...

– Черт, как неловко получилось с этой шоколадкой! – в сердцах сказал Юрий.

– Забудь про шоколадку, – строго приказал Светлов. – Рассказывай.

Юрий выпил поднесенную рюмку, зубами стянул с шампура пахнущий дымком кусок мяса и, жуя, принялся рассказывать. Расцвечивать свою речь разными эпитетами и прочими художественными излишествами он не умел, и рассказ, как всегда, получился предельно кратким. К концу этого рассказа вспыхнувший было в глазах Светлова профессиональный огонек начал понемногу угасать, а потом и вовсе потух.

– Не советую, – сказал Димочка, когда Юрий замолчал.

– Чего именно ты мне не советуешь? – осведомился Юрий, ожидавший именно такого ответа.

– Искать ее не советую, – пояснил Светлов, задумчиво жуя шашлык. – Ты уже не в том возрасте, чтобы за молоденькими медичками по всей Москве гоняться. Пусть они за тобой бегают, а не хотят – флаг им в руки и паровоз навстречу. То есть пардон. Именно в твоем возрасте мужики обычно и начинают клеиться к малолеткам, но поверь опытному журналисту: со стороны это выглядит смешно и глупо. Нелепо выглядит, понимаешь?

– Дурак ты, хоть и главный редактор, – сказал Юрий, всесторонне обдумав этот ценный совет. – При чем тут беготня за юбками?

– А разве дело не в этом? Ты что, всерьез полагаешь, что эта девица нуждается в твоей помощи? Не смеши меня, Юрий Алексеевич. Милые бранятся – только тешатся. А ты влез со своей помощью, как слон в посудную лавку, запутал все до предела, а теперь сам же и недоволен. Судя по твоему рассказу, девчонка неглупа и сразу поняла, с кем имеет дело. Любому другому мужику она бы спокойно объяснила, что ошиблась, приняв желаемое за действительное, и хочет вернуться к своему волосатику. Писатель он, говоришь? Развелось их нынче как собак – что писателей, что художников, что певцов и композиторов... М-да... В общем, не бери в голову. Скажи спасибо, что она тебя не обокрала в знак благодарности за твое донкихотство. Ты проверял, в квартире все на месте?

– Иди ты к черту, – огрызнулся Юрий. – Еще один умник выискался на мою голову! Мало мне было мента... Узко мыслишь, господин главный редактор. Весь мир – бордель, все бабы – стервы... Так, что ли?

– Насчет всего мира не знаю, – сказал Светлов, – а вот Москва...

– А по физиономии? – послышался за спиной у Юрия голос Лидочки.

Юрий не слышал, как она подошла, и вздрогнул от неожиданности.

– Значит, московские женщины тебя не устраивают, – продолжала Лидочка, присаживаясь к столу. – Я правильно тебя поняла?

– Господи, да конечно же нет! – с преувеличенным энтузиазмом вскричал Димочка, вскакивая и наливая ей вина. – Ясно же, что о присутствующих никто не говорит!

– Странно, – проговорила Лидочка, смакуя вино. – У тебя такая воспитанная мама... Как же это она не объяснила тебе, что поливать людей грязью за глаза, мягко говоря, некрасиво?

– Поливать грязью и констатировать факты – не одно и то же, – возразил Светлов. – И вообще, что это за манера вмешиваться в чужие разговоры? Ты ведь даже не знаешь, о чем идет речь!

Вместо ответа Лидочка молча указала куда-то вверх. Обернувшись вместе с Дмитрием, Юрий увидел открытую форточку и досадливо крякнул.

– Ну хорошо, – не сдавался Светлов. – Пусть будет по-вашему: Москва – милый патриархальный городок, населенный сплошными ангелами во плоти, среди которых крайне редко встречаются не очень хорошие люди, каковых людей надлежит всячески отвращать от избранного ими неверного пути... Пусть! Тогда я не понимаю...

Юрий снова крякнул и вцепился зубами в уже успевший основательно остыть шашлык. Разговор буквально на глазах выливался в пустопорожнюю болтовню, от которой не было видно никакого толку.

– Не понимаю, – повторил Светлов, бросив на Юрия быстрый взгляд, – чего вы оба от меня хотите. Если человек по природе добр и благороден, тогда волноваться не о чем. В рамках этих ваших представлений исчезнувшая девица, разумеется, руководствовалась самыми благородными побуждениями, когда скрывала от человека, с которым спала, не только свой адрес, но даже и фамилию. И, уж конечно, сбежала она по какой-то весьма уважительной причине. Например, обнаружила, что беременна, и не захотела ставить нашего благородного рыцаря перед очень неприятной перспективой усыновления чужого ребенка с наследственно неустойчивой психикой... Ну, что вы оба так смотрите? Не нравится?

– Очень не нравится, – честно призналась Лидочка.

– Да, – согласился с ней Юрий. – Так и хочется дать тебе по ушам. Но я так понимаю, что, как только запасы яда у тебя иссякнут, ты наконец скажешь что-нибудь осмысленное.

Светлов возмущенно фыркнул.

– Что-нибудь осмысленное? – переспросил он. – Изволь. Насколько я понимаю, ты забрал себе в голову, что девушку похитил ее прежний дружок. Сначала, значит, спланировал свою страшную месть, описал ее в гениальном литературном произведении и послал рукопись коварной изменнице, дабы вогнать ее в трепет. А потом подумал немного и решил, что одного трепета маловато, что надо бы, значит, привести приговор в исполнение... Так? Ох, Юрик, Юрик!.. Знаешь, в чем твоя главная ошибка? От нее, от этой ошибки, происходят все твои беды до единой. А заключается она в том, что ты, дожив до сорока лет, упорно продолжаешь судить о людях по себе. Знаешь, что неправ, знаешь, что люди совсем не такие, какими тебе кажутся, но все равно гнешь свою линию. Так вот, написать страшный рассказ могу и я. Запросто! Не так уж это сложно, особенно если зарабатываешь себе на хлеб, составляя из букв слова, а из слов – предложения. Написать, Юрик, можно что угодно, но это вовсе не значит, что писатель, во всех подробностях изобразивший даже не убийство, а, к примеру, примитивную квартирную кражу, способен эту самую кражу совершить. Даже наоборот. Я это по себе знаю. Хочется, к примеру, кого-нибудь придушить, сядешь где-нибудь в уголке, закуришь, представишь себе процесс удушения, продумаешь его до мельчайших деталей – глядишь, и полегчало. Вроде на самом деле удавил подонка, который жить мешает...

– Господи, Дима, что ты несешь! – воскликнула Лидочка. – Значит, если ты увидишь, как меня насилуют в подъезде, то первым делом побежишь к письменному столу – переносить свои ощущения на бумагу?

– Не надо, – строго сказал Светлов. – Во-первых, не надо говорить такое даже в шутку. Во-вторых, не надо меня оскорблять. А в-третьих, не надо пытаться сбить меня с толку. Речь ведь совсем о другом! Ситуация, которую описала ты, требует немедленного, практически рефлекторного действия. А у нас на рассмотрении совсем другой случай – случай, когда человек заранее все продумал, и не только продумал, но и подробно, художественно описал, распечатал на принтере и отправил любимой по почте – не поленился, понимаешь, ноги бить, в очереди торчать, оформлять заказную бандероль. Знаешь, сколько на это требуется времени и сил? После такой работы не до похищений. Это только в голливудских боевиках изображают графоманов, которые доказывают редакторам правдивость своих сюжетов, претворяя их в жизнь. Творческий человек или тот, кто по глупости себя к таковым причисляет, способен ударить и даже убить, но только под влиянием момента, сгоряча, не успев подумать. А здесь ведь совсем другой коленкор! Нет, Юра, твоя версия не выдерживает критики.