Вся жизнь – игра - Наталья Корнилова

– Я занималась стендовой стрельбой и стрельбой по летящей мишени, но так… едва ли. Наверно, так может стрелять какой-нибудь олимпийский чемпион по стрельбе. Кто это у вас тут руку набивал?

Влез Леонид Ильич:

– А, это? Это… подшутил кто-нибудь! Перелез через стрелковую стойку и с пяти сантиметров прострелил все подряд… Шут-ни-ки!

– И кто же мог быть этим шутником? – спросил Маминов, кажется, не особенно веря Климову. Глаза его блестели настороженно и диковато. – Насколько я знаю, все разбрелись по дому только сейчас, так? А до того сидели в банкетном зале. Значит, это кто-то из тех, кто был до приезда основной группы гостей: вы, Леонид Ильич, мой родитель Пал Борисыч, отец Валентин…

– …Анна Иванна, Елен-на Леонин-на!.. – продолжил список Маминова хозяин дома и, взяв в руки многозарядное пневматическое ружье, сделал несколько выстрелов по мишеням. Четыре пули благополучно попали в стену, сочтя за лучшее не портить фанерных зверьков, на пятой ружье заклинило.

– Леонид Ильич исключается, – прошептала я и почему-то вспомнила, как стреляла по фотографии Маминова его супруга, сегодняшняя именинница, упомянутая выше «Елен-на Леонин-на»…

Потом пришел отец Маминова, уже изрядно подгулявший симпатичнейший Пал Борисыч, и велел всем, кто не идет на охоту, собираться на рыбалку.

– Сам Иисус дружен был с рыбарями! – торжественно провозгласил болтающийся тут же с бутылкой водки отец Валентин. – Как говорил один мой знакомый, Афоня Фокин… – И пьяный иерей пробормотал что-то, осоловевшими глазами глядя на Маминова-старшего. Потом запрокинул бутылку водки и молодецки хватил солидный глоток, довольно крякнул, утирая усы и бороду рукавом помятой адидасовской «олимпийки». Затем схватил пневматический пистолет и, явно дурачась, выстрелил.

Пуля, вероятно, по чистой случайности попала в зайчика и продырявила его. Поп обернулся и, посмотрев на меня и умильно облизнув горлышко бутылки, преглупо ухмыльнулся.

Но я, словно не слыша, как рядом прыснула при виде преподобного отца Елена, будто окаменела от изумления и смутной, подсознательной тревоги. Наверно, так зверь чует близость охотника, как я почувствовала таящийся в этих глазах острый и трезвый разум. Потому что с красивого, помятого пьяного лица отца Валентина на меня смотрели совершенно трезвые глаза. Трезвые. Они были холодные и пустые, беспощадная отрешенность и какая-то фанатичная решимость почудились мне в этом неожиданном взгляде.

Наверно, он понял, что я заметила, как он играет. И явно переигрывает свою роль простодушного русского священника, в лучших традициях своей богобоязненной паствы напившегося до поросячьего визга. Он отвернулся. Взгляд не сыграешь. Сознание может контролировать мимику, жестикуляцию, речь – но взгляд контролируется подсознанием, и знаток человеческой природы найдет истину вещей и событий в душе человека в его глазах, как бы ни старался тот ее скрыть. Так учил меня мой отец и учитель – Акира.

– Ай да святой отец! – воскликнула Лена и выстрелом разнесла другую мишень. О, эта меткость госпожи Маминовой-Климовой!

– Воистину так, дочь моя!.. – ни к селу ни к городу изрек отец Валентин и попытался было выскользнуть, но случайно – случайно! – наткнулся на меня. Плеснула в бутылке водка, и мой рукав тотчас залила струя бесцветной жидкости. Отец Валентин свирепо посмотрел на меня, вращая глазами.

– Воистину так, святой отец! – звонко выговорила я, насмешливо улыбаясь. Он пробурчал что-то невнятно и направился к выходу. А я понюхала свой рукав, потом осторожно лизнула. Так и есть. Моя тщательно подстроенная неловкость ответила на один вопрос и подняла десяток новых. Потому что отец Валентин старательно играл пьяного, но вовсе не был им. Может, он и выпил чуть-чуть для запаха. Да, так оно, несомненно, и было, но выпил он совсем немного. Потому что в бутылке с предполагаемой водкой была вода.

Я проследила взглядом, как чуть покачивающаяся фигура духовного лица вышла из тира, неловко задев при этом за косяк. Я подошла к боссу и, почти коснувшись губами его уха, сказала:

– Босс, обратите внимание на отца Валентина.

– А что, я так плохо выгляжу, что впору отпевать? – отозвался тот, но короткого взблеска его глаз мне хватило, чтобы понять, что Родион Потапович крепко намотал на ус сказанное…

После тира мы пошли на пляж, где в связи с хорошей погодой было полно народу. Тут мы нашли два гидроцикла, заблаговременно приготовленных охраной Леонида Ильича Климова.

На один из них сел Маминов вместе с женой, на другой по безапелляционному распоряжению молодого банкира определили меня. Ко мне пристроился Пал Борисыч, да не один, а в теплой компании с джином «Бифитером», и изъявил желание сопровождать меня в этой поездке. Мы сорвались с места и понеслись по реке.

– А-ай, Лешка-а! – забыв свою британскую пустопорожнюю чопорность, визжала Елена, закрывая глаза от резкого теплого ветра в лицо. – Поме-е-едленней можно, Лешка-а?..

Банкир Маминов под пристальными взглядами телохранителей на катере все так и понял и довел скорость едва ли не до ста километров в час. В отличие от Елены Леонидовны я не визжала, зато Пал Борисыч прямо-таки захлебывался от восторга. И от «Бифитера», само собой. Периодически он будто бы ненароком цеплял меня своей верхней конечностью, отчего мой купальник постепенно сползал вниз. Нельзя сказать, что меня это возмущало, но я все же напомнила старшему Маминову о рецидиве «потерянного ботинка» и о правилах хорошего тона, а также намекнула, что, если он не прекратит подобные игры, ему придется плыть до берега самому, без гидроцикла. А потом идти пешком до дачи – километра два.

В то же самое время я не спускала глаз с Маминова, который умудрился не снять бронежилета и напялил на него ярко-оранжевую футболку.

Мы сделали круг и направились обратно.

– А вот и рыбаки поехали! – весело прокричал Пал Борисыч, указывая рукой на белый «Амур», отплывавший от берега и направлявшийся к нам.

– Какая же сейчас рыба? – спросила я. – Четыре часа дня, солнце шпарит, как в тропиках. А они рыбу ловить…

Белый «Амур» вышел на середину реки и остановился. На носу его появилась чья-то сильно пошатывающаяся фигура, оживленно размахивающая руками. Я узнала Леонида Ильича. Кроме него, в катере было еще человека четыре, среди них я рассмотрела отца Валентина. Кажется, на том же катере был и Родион. После моего предупреждения он взял священника под особое наблюдение и теперь был при нем. Фигурка же Леонида Ильича помаячила на носу, потом в его руках появился какой-то предмет, который он с силой швырнул подальше в воду.

– Ай да идиоты… ба-алваны! – заорал прямо в мое ухо Маминов-старший. – Рыбу динамитными шашками глушат, кретины!

– Поехали посмотрим, что там у рыбачков! – предложила я, потом помахала рукой Алексею Павловичу, приглашая их с нами.

В этот момент откуда-то послышался характерный шум пропеллера, и на простор речной волны выкатился свет ясен месяц – патрульный вертолет, без сомнения, полный решимости осуществить функции рыбнадзора. Откровенно говоря, мне было непонятно, к чему тут вертолет. То ли его наняли для охраны дачи Климова и окрестностей, то ли это в самом деле ведомственный, то ли он по собственной инициативе рыщет тут, что, конечно, хуже всего. Наверно, не речные красоты привлекают этих… вертолетчиков. Впрочем, излишняя подозрительность – тоже не дело. Хотя насторожиться, ожидая какого-либо подвоха, следовало: таким высокотехничным способом, «с воздуха», отдельные особо продвинутые деятели соответствующего профиля нередко похищали нужных им людей, маскируясь под правоохранительные органы.

– Че, господа милиционеры? – пропел Пал Борисыч и болезненно скривился.

Я замедлила ход, внимательно наблюдая за вертолетом. С» Амура», где находились Леонид Ильич со товарищи, замахали руками, и вертолет, не снижая высоты, пролетел мимо. На этом инцидент с глушением рыбы был исчерпан, и «Амур», после того как всплывший кверху брюхом улов был собран, направился к берегу, где его уже беспокойно поджидали.

– А-ат, черрт! – восхищенно крикнул старший Маминов. – Все у Ильича схвачено, а? Даже тут нарвался на этих, законников то бишь, как по заказу: только что рыбу глушанул, всплывет она – штраф нехилый катит за браконьерство. А он помахал ручкой, и те улетели. Если, однако, это не он сам их завербовал охранять его цэковскую тушку и важных гостей. А то Мавродитиса он уже наохранял.

Когда катер причалил к берегу, мы на своих гидроциклах уже минут пять как добрались до суши и пошли купаться, причем Маминов плавал прямо в бронежилете и в оранжевой майке.

Хотя сложно назвать плаванием то, что проделывал банкир Маминов: он окунулся в воду под пристальным взглядом климовской охраны, перевернулся на спину, опять на живот, несколько метров проплыл неуклюжими бабьими гребками и вылез на берег. Я поискала глазами босса: он стоял рядом с отцом Валентином, Анной Ивановной и Бергом. Все курили. Отец Валентин держал в руке сигаретную пачку, потом смял ее и бросил на песок. Я глянула, в глазах поплыли буквы: «Hors Concours DU», и ниже то ли Meersingeer, то ли Meerbindeer. Мгновение – и погасли все звуки. Я сделала шаг вперед, в глазах дернулось, и все встало на свои места: на песке лежала пачка «Парламента».