Таэ эккейр! - Элеонора Раткевич

Он мгновенно замолчал и отвернулся слегка, явно не намереваясь продолжать, как если бы и так уже сказал больше, нежели собирался. Но для Эннеари сказанного было вполне довольно, чтобы встревожиться всерьез. Во имя всего святого – да что же натворили на сей раз ослушные мальчишки, если из-за них наследник престола потащился за перевал с посольством?

– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – осторожно осведомился Эннеари.

– Нет, – отрезал Лерметт, не глядя ему в лицо. – Не хочу. Пусть даже я и уверен неколебимо… мало ли в чем можно быть уверенным. Но если я неправ, я принесу тебе незаслуженную боль, и только. Лучше уж я промолчу, пока мы не удостоверимся.

– А если ты прав? – тихо спросил Эннеари.

– Тогда это будет тем более горько, – сумрачно ответил принц. – Но тогда ты тем более должен увидеть все своими глазами.

– Загадками говорить изволишь, – напряженно усмехнулся Эннеари. – Если что-нибудь знаешь – скажи. Мне и без головоломок ничего не ясно. Ну, вот где я должен искать этих остолопов?

Принц, не говоря ни слова, устремил твердый взгляд куда-то вдаль – туда, где не было уже никакой тропы, где пролегала ровная земля… где закраина рощи прикрывала нечто такое, откуда в небо поднимался густой жирный черный дым.

Лерметт обернулся к эльфу. Лицо его было удивительно строгим и печальным. Принц по-прежнему не произнес ни слова – однако ответ и без того читался на его лице совершенно внятно и отчетливо.

Сдается мне, ты их уже нашел.

Лерметт хоть и считал себя хорошим ходоком, однако за Арьеном поспевал едва-едва. И неудивительно. Вовсе не в том дело, что человеку за эльфом не угнаться – да кстати, оно и не доказано. Просто Эннеари гнала вперед, подгоняла, подхлестывала дикая тревога. А у Лерметта на душе мертвящей тяжестью лежало знание.

Неправду он сказал. Ему отнюдь не казалось, что их с Арьеном привело сюда одно и то же дело. Ничего ему не казалось. Он знал. В отличие от Эннеари, который мог только гадать, что же такого навытворяли молоденькие эльфы, Лерметт об их художествах был осведомлен сполна – за вычетом, разумеется, тех, что случились уже после его отъезда. Нет, эти юнцы не крутили любовь с холеными дочурками высокородных вельмож, не дрались на дуэли с желторотыми сынками этих самых вельмож, не ввязывались, к досаде людей, в состязания лучников, выиграть которые для эльфа – плевое дело. Стряслось нечто куда более страшное. Да, подростки во всех краях и во все времена одинаковы – что человеческие, что эльфийские. Но Арьену предстояло столкнуться с бедой куда как посерьезнее, нежели обычные выходки балбесов, не отягощенных ни избытком ума, ни жизненным опытом. Слухи об этой беде и погнали Лерметта послом за перевал – а теперь, выслушав Эннеари и углядев столб дыма над скрытым еще покуда от взора пожарищем, в правдивости слухов принц уверился бесповоротно. Слишком уж один к одному все сходилось. И хмурое это знание отяжеляло шаг Лерметта и не позволяло ему взглянуть эльфу в глаза. В те самые глаза, которые вот-вот увидят… у принца язык не повернулся сказать Арьену, что именно эльфу предстоит увидеть. Он хотел, он ведь и правда хотел сказать, предупредить как-то, смягчить неизбежный удар… хотел – и не мог.

Да и как о таком поведать? Какими словами? «Знаешь, дружище, твои соплеменники не просто недоросли, сбежавшие от присмотра взрослых. Они убийцы и погромщики…» Так, что ли?!

Почему, ну почему Лерметт так страшно обманулся, прислушиваясь к голосу своей удачи? Почему он решил, встретив эльфа, что нашел провожатого? Почему не усомнился в этой мысли, раз за разом преодолевая завалы лишь для того, чтобы спустя самое малое время наткнуться на новые препятствия? Почему не догадался раньше, что не эльф – его, а он эльфа сопровождать должен? Почему? Откуда эта дикая, нерассуждающая самонадеянность? Ведь если слухи не лживы – а они явно не лживы – то каждый новый день означает новые жертвы. Сколько еще человек разорено, изувечено или убито оттого только, что его высочество по перевалу валандаться изволил? Сколько еще жизней должно увеличить собой и без того нестерпимое терзание, предстоящее Арьену?

Эннеари остановился так резко и внезапно, что Лерметт едва не налетел на него.

– След, – растерянно пробормотал эльф. – Точно, след. Почему?

Лерметт удивленно огляделся по сторонам. Никакого следа, хоть бы и заячьего, ничего даже отдаленно похожего на след видно не было.

– Не вижу следов, – возразил принц.

– Ты и не увидишь, – дернул уголком рта Эннеари. – Это не такой след, как ты думаешь… не отпечаток ноги на земле. Это… не знаю, как объяснить… просто один эльф всегда знает, проходил здесь другой или нет. Не отпечаток, не запах… другое.

От неутолимой тревоги его человеческая речь, доселе безупречно правильная, сделалась несколько сбивчивой.

– Это след, – повторил Арьен. – Я его даже отсюда слышу. Он идет… как это называть?.. поперек. Вот так. – Движением руки он указал путь, идущий наперерез их собственному – от зеленеющего чуть поодаль густого леса до рощицы, из-за которой подымался в небеса черный дым. – Вот там они и шли… туда шли. – От растерянности лицо его сделалось едва ли не умоляющим. – Я не понимаю…

Скоро поймешь, мрачно подумал Лерметт. Мысль эта была холодной и неподъемно тяжелой, как ледовые глыбы поперек дороги.

– Что ж, – вздохнул принц, – веди нас по следу. Все едино он пролег туда, куда мы и без того торопимся. А там, глядишь, что и прояснится.

Снедаемый беспокойством Эннеари повиновался без единого возражения, и Лерметту стало еще тяжелее на душе – а он-то наивно полагал, что хуже вроде бы уже и некуда. Как бы не так. Есть куда – а еще хуже, намного хуже станет, когда они с Арьеном доберутся до пожарища… потому что беда, которая их там поджидает…

Пусть я буду неправ, безмолвно взмолился Лерметт. Пожалуйста, ну пожалуйста… пусть я окажусь неправ…

Однако, несмотря на страстные мольбы, Лерметт не ошибся: след вывел путников прямиком к догорающему хутору. Лерметт этого и ожидал. А вот чего он не ожидал нипочем – так это того, что зрелище чужой беды окажется не только страшным, но и донельзя странным. Кто бы ни учинил этот невероятный разгром, но этот кто-то пребывал явно не в своем уме. Правда, принадлежность громил к числу существ вменяемых и сама по себе всяко сомнительна, но… нет, ничего подобного принц отродясь не видывал и даже вообразить не сумел бы.

Дом выглядел так, словно на него наступил гигантский дракон: половина хибары торчит на прежнем месте, зияя обрывками внутренностей, являющих солнцу нехитрый скарб ее обитателей – а вторая половина раздавлена в ощепье. Причем мимохожий дракон не поленился все эти обломки трудолюбиво сгрести в громадную кучу – и только после пыхнул на них огнем. Во всяком случае, дотлевающие головни выглядели именно так. По ним еще перебегали, змеясь, золотые дорожки пламени всякий раз, когда ветерок шевелил угли – однако пожравший их огонь уже умирал. Несомненно, поджигатель взялся за обломки дома гораздо раньше, чем за хлев или сарай: те еще только догорали. Куда подевалась вся скотина и домашняя птица, Лерметт не мог догадаться при всем желании. О, в том, что ни хлев, ни сарай не пустовали, сомневаться опять-таки не приходилось: куриный помет во дворе был вполне еще свежим и многочисленным, да и навозная куча не из воздуха же взялась. Однако ни скот, ни куры не оставили, разбегаясь, ни малейших следов… но и заживо не сгорели: догорающие останки дверей хлева и сарая были распахнуты настежь, и от пожарища не тянуло жуткой вонью горелой плоти. Оставалось предположить, что и птица, и скотина неведомым образом просто-напросто испарились.

Впрочем, Лерметту было не до размышлений о таинственной судьбе, пристигшей домашнюю живность. Он подумал об их участи мимолетно, почти незаметно для самого себя – а потом забыл и вовсе. Потому что заботила его участь совершенно другого создания.

Возле нетронутой половины дома полусидела, привалясь к стене, облаченная в лохмотья старуха. Избита она была настолько, что при первом же взгляде на нее Лерметта замутило. Ему и в голову прийти не могло, что кто-то в состоянии поднять руку на старого человека, тем более – на старую женщину, даже если… нет, все равно в уме не укладывается.

Глаза у старухи были закрыты, но она все же дышала – пусть прерывисто, пусть хрипло и слабо, но дышала. Эннеари и Лерметт опустились на колени возле старухи одновременно, словно по команде – принц слева, эльф справа. Лерметт не стал отстегивать флягу от пояса – рванул ее так, что кожаные ремешки лопнули, выдернул пробку и приложил флягу к губам старухи.

– Голову держи, – отрывисто велел он эльфу.

Блестящая струя воды змейкой скользнула в полуоткрытый рот, еще и еще раз. Эннеари, едва заметно хмурясь, положил на виски женщины свои большие пальцы и слегка нажал.