Бабушкины янтари - Александра Анисимова

— Где лягушка? — Да вон прыгает.

Поймала Варвара Петровна лягушку, поднесла к свету, осмотрела со всех сторон.

— Кажется, цела — никаких царапин незаметно. Только испугалась, бедная. А коту я сейчас надеру уши. Будет он знать, как лягушек ловить!

И Варвара Петровна полезла под кровать. А Ненила Петровна кричала:

— Не трогай котенка! Ты его отучишь мышей ловить. Оставь котенка! Не обижай его — он маленький…

А бедный котишка сидел в углу, как говорится, ни живой ни мертвый. Он чихал, фыркал и опять чихал. Замяукал страшным голосом и опять принялся чихать и фыркать.

— Да что с ним такое? удивилась Варвара Петровна и вытащила его на свет.

Изо рта у котишки текла слюна, из носа шла пена, из глаз катились слезы. А зрачки расширились так, что глаза стали не зелеными, а совсем черными.

— Это всё из-за лягушки, — горевала Ненила Петровна. — Теперь он совсем пропадет…

— Давай теплой воды и тряпку! — сказала Варвара Петровна.

И обе принялись отхаживать котенка. Вытерли ему во рту мокрой тряпочкой, промыли чаем. Потом влили молока. А слюна все шла и шла. Котенок отфыркивался и жалобно мяукал. Он был такой растерянный и несчастный, что просто жалко было на него смотреть.

Долго сестры возились с ним, наверно не меньше часа. Наконец-то котишка немного успокоился, и зрачки у него стали суживаться. Он лежал на своем теплом месте, на ящике у печки. Несколько раз он пытался положить, по привычке, мордочку на лапки, но тут же фыркал и брезгливо отворачивался от своих лапок: они, наверно, пахли лягушкой. Вымыли ему лапы с мылом, вытерли. Сменили подстилку.

Не очень скоро, но с котенком все прошло, и он задремал.

А Ненила Петровна все еще волновалась и упрекала сестру:

— Из-за твоей противной лягушки котенок чуть было не погиб. Если бы мы его не вымыли, что бы с ним стало…

— Ничего! — сказала Варвара Петровна. — Не так скоро, а все равно прочихался бы. Зато умнее будет. Это ему наука — лови мышей, а лягушек не трогай!

И она спохватилась:

— А где же у нас лягушка?

Стали ее искать и нашли — она спокойно сидела в прохладном месте — за кадушкой с водой. Раз побывав у Варвары Петровны в руках, она уже не боялась их и, посаженная на ладонь, сидела смирно и дышала спокойно. Выпрыгнуть она даже и не собиралась. Когда же ее поднесли к норке, она осторожно полезла под пол, оставив на виду только задние ноги. Будто нехотя она утянула сначала одну ножку, потом и другую.

— Вымой руки! — потребовала Ненила Петровна. — А то и с тобой будет, как с котенком. Или бородавки заведутся.

— Ничего не будет! — сказала Варвара Петровна. — Не первый раз я лягушку в руки беру, никогда ничего не бывало. А про бородавки врут, — они не от лягушек появляются, а пристают от людей к людям.

Руки она, конечно, вымыла и не только из-за лягушки, а и для порядка, потому что пришло время ужинать. А ведь за обед или за ужин полагается садиться помывши руки.

После случая с котом и с лягушкой все в маленьком домике пошло по-прежнему. Ненила Петровна опасалась, что котишка разучится мышей ловить. Нет! Не разучился. Мышей он стал ловить очень хорошо, и их становилось все меньше и меньше, а потом и вовсе не стало видно.

А лягушки так и жили под полом, как и раньше.

Так же за несколько дней до теплой погоды они заявляли об этом. И даже стали иногда выходить через мышиную норку. Кота они нисколько не боялись.

Привыкла к ним и Ненила Петровна. Иногда она сидела и поглядывала, как шлепает по полу какая-нибудь из этих красавиц, а котишка возьмет да нарочно пройдет мимо нее, как мимо пустого места. Будто не видит! А сам, хитрый, только вид делает, что даже и не замечает какую-то там лягушку. Очень, мол, она ему нужна!

Послесловие

Пензенская сказочница и песенница

«Русский человек любит песню. Она сопутствует ему во всей его жизни, начиная с колыбели. Песней выражает он свою радость, в песнях изливает свои печали».

Эти слова принадлежат известной пензенской песеннице и сказочнице Александре Петровне Анисимовой. Ее перу принадлежат многие простые и сердечные, глубоко народные песни, припевки и сказки.

Сказки у нас любят не меньше, пожалуй, нежели песни. Без них нет детства. И не только, конечно, детства!

Александра Петровна Анисимова родилась 2 сентября 1891 года в селе Бездна, Спасского уезда, Казанской губернии, где ее отец, Петр Максимович Еремеев, окончив казанское сельскохозяйственное училище, проходил агрономическую практику. Через год он получил место агронома — управляющего в одном имении и переехал в село Новую Ерыклу Симбирской губернии. Здесь-то и прошло ее детство.

Читать и писать она выучилась сама и начальное образование получила не в школе, а дома: помогала мать, которая до замужества была сельской учительницей. Иногда по вечерам с ней занимался отец.

«…Играя на улице, — вспоминала Александра Петровна, — я делилась радостями и горестями со своим ровесником Ленькой Киселевым, сыном старшего конюха. Он учился в школе и часто говорил об учителе Андрее Николаевиче — очень хорошем человеке. А я рассказывала ему о том, что прочитала в книгах. С девочками я не дружилась: они не умели играть в дюжу, в чижа и в городки, а в путешествиях и вовсе ничего не понимали. Мы же с Ленькой много «путешествовали»: заберем своих младших и отправляемся на гору за барским двором: там у нас летом находилась Африка, зимой — Северный полюс. А в конце сада, за ямой, в которой росла малина, был необитаемый остров, и мы — Робинзоны — сооружали там шалаши… По вечерам к отцу приходили староста, объездчик, старший пастух, нередко заходили посоветоваться крестьяне. Примостившись в уголке, я слушала все деловые разговоры, и то, что я узнавала, запоминалось надолго… Конюшня, коровник, молочная, где сбивали и упаковывали на экспорт сливочное масло, небольшая оранжерея, плотничная мастерская-все это не только давало знания, но и сближало с людьми, любящими свое дело. И все они — и скупые на слово, и разговорчивые — охотно показывали, что и как надо делать, разрешали «помогать» сажать яблоньку, месить коровам, вертеть маслобойку. А сколько при этом я услышала пословиц, поговорок, прибауток, сказок, сколько узнала примет погоды и примет, придуманных хитрыми бабушками (не чисто посуду моешь — жених рябой будет, не дочиста пол подметаешь — свекровь любить не будет…). Ерыклинская протяжная речь, с не очень резким оканьем, стала моей родной речью…»

Девочка видела тяжелую крестьянскую жизнь и думала: почему одним живется хорошо, другим плохо? Почему в Новой Ерыкле и в Старой Ерыкле много неграмотных? Почему у учителя Андрея Николаевича на локтях заплаточки?

Она сказала себе тогда: «Буду сельской учительницей. Пусть и у меня на локтях будут заплаточки, но я буду учить людей грамоте, как Андрей Николаевич».

Она знала больше, чем за сельскую школу, но, чтобы стать учительницей, нужно было знать куда больше. А в доме уже пятеро детишек… Отдать свою Шурку в гимназию отец не мог — не хватало средств платить за право учения, за питание и за квартиру в городе. И она, нянчась с сестренками, продолжала учиться дома.

В 1905 году отец перешел на работу к другому помещику — в именье с большей земельной площадью. В тот же год его дочь сдала экзамен в третий класс Симбирской женской гимназии, а спустя шесть лет Александра Петровна стала учительницей. Сначала она работала в селах Сенгилеевского уезда, потом перешла в Симбирский уезд. После Октябрьской революции она стала библиотекарем в уездной центральной библиотеке, а затем — школьным и дошкольным инструктором в Симбирском уездном отделе образования.

Кончилась гражданская война. Александра Петровна с маленькой дочерью жила тогда в Промзине — в родном селе мужа. Когда он возвратился из армии, семья стала крестьянствовать. Так прошло четыре года. Привыкнув к полевой работе, полюбив ее, Анисимова не собиралась перестраивать свою жизнь. Но получилось не так, как ей думалось. Осенью 1924 года она приехала в Ульяновск (как стал называться Симбирск), и там ей неожиданно предложили стать репортером городской газеты «Пролетарский путь». Дали пробное задание. Она выполнила его успешно.

Так она и стала журналисткой.

Новая работа увлекла ее. Газета стала для нее первой литературной школой: «Это она, спасибо ей, научила меня сначала хорошо узнавать то, о чем напишешь, а уже потом — писать».

В 1935 году Александра Петровна — секретарь редакции районной газеты в Каменке, а через полтора года — в Башмакове.

Здесь ее талант песенницы и сказочницы обрел голос. И она запела, заговорила…

Как это произошло? С чего началось?

«Началось с того, — вспоминала Анисимова, — что я стала прислушиваться к каменским и башмаковским песням, припевкам и сравнивать их с тем, что слышала в детстве, что держалось в голове. Первые стихи сложились нечаянно: к чапаевским дням ребята из моего башмаковского литкружка обещали стихи о Чапаеве и подвели. Раздосадованная, я принялась чистить керосинку (этим же друзьям-мальчишкам кашу варить и чай кипятить). Сижу на полу, оттираю свою керосинку, а за окном уже темно. Ветер свищет и воет. По улице промчались какие-то лошади… И на напев, вертевшийся в голове, сложились строчки: