Былого ищу следы… - Евграф Васильевич Кончин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, появлением в пушкинской иконографии нового художника, рисовавшего поэта при его жизни и, наверное, с натуры, наука обязана Михаилу Дмитриевичу Беляеву, одному из серьезных, на мой взгляд, исследователей изобразительной Пушкинианы, открывшего в пей много нового, неожиданного. Перечитывая его труды, я восхищался глубиной, широтой и остротой суждений автора. Он не проходил мимо того, что порою другие бездумно отбрасывали прочь, и делал если не открытия, то нечто любопытное и ранее неизвестное. Он умел по-иному осмысливать привычное. Беляев был придирчив, недоверчив и настойчив. Он сомневался и в общепринятом и в общеотвергнутом. А главное, что я в конце концов понял, Михаил Дмитриевич занимался пушкинскими исследованиями не только по роду служебных обязанностей - это было сердечным пристрастием, его призванием, смыслом всей жизни. Невольно я увлекся этим неординарным человеком.
Это мое, казалось бы, отступление от повествования о пушкинском портрете, рисованном Ваньковичем, необходимо. Не только потому, что оно «к месту» здесь, но это - мой долг перед незаурядным ученым, незаслуженно и поспешно забытом. А ведь Михаил Дмитриевич являлся одним из видных знатоков пушкинской иконографии, автором многих трудов, известных каждому, кто в какой-то мере интересовался изучением пушкинских портретов.
Ах, человеческая память, человеческая память! До чего же ты бываешь короткой! И несправедливой! А без этой памятной преемственности трудов и судеб человеческих не может быть твердого, крепкого, с глубоко и широко разветвленными корнями, нашего настоящего!
И я был обязан, хотя бы кратко, рассказать о Беляеве.
Но, к удивлению, столкнулся почти с полным Отсутствием в литературе каких-либо сведений о нем, кроме солидного перечня его трудов.
Обратился к видному искусствоведу и литературоведу, основателю и редактору «Литературного наследства» Илье Самойловичу Зильберштейну:
- По-моему, вы были знакомы с Беляевым?
- Да. Но это было так давно, многое уже позабылось. Что я могу сказать о нем? Он был несколько не от мира сего… Был человеком большой общей культуры, основательных знаний. Кто мог бы его знать хорошо? Да, пожалуй, никого уж нет. Несколько лет назад скончалась его жена Маргарита Ильинична Беляева. Детей у них не было. Сохранился ли его архив? Не уверен. Посмотрите в ЦГАЛИ, там обязательно что-нибудь отыщете о нем…
Действительно, в Центральном государственном архиве литературы и искусства, а позже и в отделе рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина мне удалось найти его письма и письма к нему. Из них-то, а также из некоторых других источников и восстановил я, конечно, схематично, со значительными пропусками жизненный путь Михаила Дмитриевича Беляева.
В первые годы Советской власти он работал в Петрограде, в Пушкинском Доме. В недавно вышедшем сборнике «Пушкинский Дом» о нем сказано следующее: «…Один из старейших сотрудников Пушкинского Дома, брат писателя и драматурга Юрия Дмитриевича Беляева. Был энтузиастом своего дела и имел широкие связи в литературно-общественной среде. Среди его знакомых были Горький и Луначарский. Начав свою научную деятельность как искусствовед, Михаил Дмитриевич в Пушкинском Доме был занят прежде всего организацией музея, во второй половине 1920-х годов он входил в состав комитета Пушкинского Дома… И заведовал музеем… Михаил Дмитриевич переписывался с Горьким, встречался с ним, обращался к нему с различными просьбами, касающимися Пушкинского Дома и пополнения его рукописных и музейных собраний. И просьбы эти не оставались без ответа…» Так, с помощью Горького Беляеву удалось получить для Пушкинского Дома из Симбирска библиотеку известного литературного критика и мемуариста П. В. Анненкова, ряд ценных произведений изобразительного искусства, среди них барельеф няни А. С. Пушкина Арины Родионовны работы Л. А. Серякова.
В начале 1930 г. Беляев переселяется в Ростов-Ярославский. Жалуется на «хроническое безденежье», которое преследует его всю жизнь. Легко деньги ему не давались. Правда, замечал он их отсутствие тогда, когда их не было вообще. Запросы его были скромнейшие; кроме работы, кажется, ничто не заслуживало его внимания.
В Ростове-Ярославском находит его в 1933 г. Зильберштейн, привлекает к сотрудничеству в «Литературном наследстве». Беляев публикует в одном из его томов уже называвшуюся мною статью об иконографии Пушкина. В конце 1934 г. директор Литературного музея Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич приглашает Михаила Дмитриевича к себе заведовать иконографическим отделом. Беляев навсегда переселяется в Москву. Он принимает большое участие в пополнении музея картинами, рисунками, скульптурами, в поисках которых ездит в Ленинград, в другие города. Об этой его деятельности рассказывает переписка с Бонч-Бруевичем, которая хранится в отделе рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина.
Пришла война, она вновь перевернула всю его жизнь. В сентябре 1941 г. Михаил Дмитриевич эвакуируется в Ульяновск. Он уезжает так спешно, что не успевает предупредить жену, которой в это время не было в Москве, сестру, оставшуюся в блокадном Ленинграде. Беляев никогда не умел удобно и выгодно устраиваться в жизни/ Не отличался податливостью характера, умением маневрировать, промолчать, где надо, а что-то сказать к нужному случаю, поэтому часто попадал в неприятные житейские ситуации. Был порою тяжел и неприятен в общении с людьми, упрям и своенравен. Не ладил иногда и с Бонч-Бруевичем, которого искренне любил и глубоко уважал. Кстати, взаимно. Но таков уж он был!
Особенно мучительно переживает Михаил Дмитриевич тяготы эвакуации. В Ульяновске перебивается временными заработками. Страдает от вынужденного отсутствия любимой работы. Пишет своему другу Алексею Федоровичу Коростину в Москву весной 1942 г.: «Очень скучаю по Москве и моим московским трудам… Здесь же сидеть совершенно бессмысленно. По обыкновению, надеюсь только на Пушкина…» В самых неприспособленных для нормальной жизни условиях он продолжает заниматься Пушкиным - единственным своим утешением, единственным смыслом существования.
С помощью Бонч-Бруевича ему удается в конце 1942 г. возвратиться в столицу. Он энергично берется за прерванный труд - редактирование и комментирование 17 тома Полного академического собрания сочинений Пушкина. В это же время в осажденном Ленинграде выходит его книга «Маскарад» Лермонтова в постановке А. Головина» (совместно с Е. М. Берман и Т. Э. Груберт). Она иллюстрирована рисунками Е. Е. Лансере.
Беляев оставил большое творческое наследие, которое не изучено, не систематизировано, по большей части забыто. Его книги издавались в столь незначительном количестве экземпляров, что теперь являются библиографической редкостью. Научные интересы Беляева были обширны и разнообразны. Им опубликованы исследования о декабристе В. П. Ивашеве, о «Нови» И. С. Тургенева, о творчестве А. Н. Островского, А. П. Чехова, Ф. И. Тютчева, Н. В. Гоголя, Аполлона Григорьева, Ф. М. Достоевского и, конечно, М. Ю.
