Вечный Жид - Станислав Гагарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бога нет, не было и не будет, — строго ответил Вечный Жид.
— А как же религии, у которых сотни миллионов приверженцев?
— Религии? — переспросил Агасфер. — Интересный вопрос… У вас будет возможность л и ч н о задать его тем, кто эти религии основал. Будда и Магомет, Лютер и Конфуций, Христос и Заратустра. Товарища Сталина спросите, наконец. Он ведь тоже основал религию.
— Еще какую! — воскликнул Станислав Гагарин.
Тоска одиночества, терзавшая его, отступила. Так теперь было всегда, если писатель вспоминал о друге-вожде.
— Запомните: любая религия всего лишь система взаимоотношений человека с Богом, — наставительно передал Агасфер писателю. — Позднее у вас будет время и возможность развить это положение. Сейчас ваших товарищей убьют, и одиночество вновь войдет в вашу душу…
— Как? — вслух произнес Станислав Гагарин и резко остановился. — Как убьют?
Спохватившись, последние два слова он произнес мысленно.
— Что-нибудь случилось, Папа Стив? — встревоженно спросила Вера, и писатель подумал, что его беспокойство передалось молодой женщине.
— Нет, нет, — пробормотал он. — Все в порядке.
«И Юозаса, и Геннадьевича с Лубянки, и Веру? — спросил он у Агасфера. — Но кто и за что?»
«Есть кому и есть за что, — отозвался Вечный Жид. — Уже предопределено, Станислав Семенович. Ничего не поделаешь — детерминизм. Провидение, если хотите, Рок, fatum».
— И вы ничего не захотите сделать?! — воскликнул Станислав Гагарин. — Вы, всемогущий Зодчий Мира, который перебросил во времени целую планету!?
«Нет, — передал Агасфер. — Они сейчас умрут. И исключений здесь не будет…»
Они миновали подъезды ГУМа, с правой руки открылся проезд Сапунова. Вечный Жид двигался чуть впереди группы, уверенно держался в роли ведущего, затем оба с о с е д а, а немного позади шли Станислав Гагарин с Верой.
«Детерминизм, говоришь!? — чертыхнулся писатель. — Л о ж и л я на твой детерминизм!»
— Сюда, парни! — неожиданно для всех и в первую очередь для себя заорал Станислав Гагарин. — Рванули по проезду Сапунова! Так мы скорее выйдем на Старую площадь…
Веру он подхватил под руку, а с о с е д и дружно повернули в проезд вслед за писателем.
Боковым зрением Станислав Гагарин видел, как Вечный Жид послушно двинулся за всеми.
«Ну и как? — задорно спросил писатель. — Клёво я п о и м е л ваш детерминизм, партайгеноссе Агасфер? Получили информацию о том, что на Никольской или еще где по этому маршруту нас ждет засада и на тебе — закон причинных связей неумолим… Рок, Судьба! А мы по другой дороге! По левой пойдешь — жизнь потеряешь, а тут только коня лишишься… И хрен с ним, с мерином!»
Вечный Жид, конечно же, прочитал, у с л ы ш а л мысли писателя, только не единого звука в ответ к Станиславу Гагарину не пришло.
— Вперед, друзья, и выше! — проговорил писатель, увлекая спутников в проезд Сапунова. — Выйдем на Куйбышева, потом свернем налево — и вот она, Старая площадь…
Они приближались к издательству «Советская Россия», где рядом, но при входе со двора, размещался Московский областной арбитражный суд, печально знакомый Станиславу Гагарину по делу 13–101, связанному с иском его Товарищества к главе Одинцовской администрации Александру Георгиевичу Гладышеву — пусть останется сей фигурант по кляузному делу в памяти потомков! — и бандформированию недавних еще наемных работников Российского творческого объединения «Отечество».
Именно из этой подворотни выступили неожиданно двое с револьверами в руках.
Но едва щелкнул первый выстрел, как молодая женщина по имени Вера резко оттолкнула Станислава Гагарина и встала на пути той пули, которая назначалась писателю.
Но тут позвонила Ирина Лиханова, принесла перепечатанными предыдущие страницы. Станислав Гагарин лихорадочно дописал фразу о той пуле, которую определили для него неизвестные пока убийцы, судорожно вздохнул, отнес листки в прихожую, вручил Ирине, удостоился от нее, улыбающейся, не совсем понятных слов: «Ну и хулиган вы, Станислав Семенович!», вернулся к письменному столу, чтобы впрячься в архирабскую, но такую с л а д к у ю работу.
Больше всего нравилось Станиславу Гагарину впервые перечитывать сочиненный им текст после того, как изладила его машинистка.
Писатель никогда не перечитывал того, что родилось под его пером. Более того, после чтения и правок, разумеется, нового текста Станислав Гагарин с еще большим воодушевлением писал роман.
Принесенные Ириной страницы сочинитель читал в последние воскресные часы 15 ноября 1992 года.
Написанное до того, прежде, ему почти понравилось, хотя и смущало писателя то обстоятельство, что застрял он на событиях еще апреля нынешнего года и никак не свяжет прошедшие более чем полгода с сегодняшним днем.
…Каждый из нападающих успел выстрелить трижды. Стреляли профессионалы: только одна пуля ушла в м о л о к о.
Первая, которую метили в Станислава Гагарина, ударила ринувшуюся на нее Веру в левую часть груди и пробила молодой женщине сердце.
Две других из этого револьвера принял на себя Олег Геннадьевич, полковник с Лубянки, фамилию которого писатель так и не успел узнать.
Четвертая была неприцельной, а вот две последних пришлись в голову Юозаса, и рослый прибалт с размаху грохнулся об асфальт проезда Сапунова, приложившись о него уже мертвым.
Выскочившие из подворотни налетчики собирались стрелять в упавшего от толчка Веры писателя, но Агасфер уже отбросил убийцу силовым полем в подворотню, так же накрыв им живого пока Станислава Гагарина.
А тот уже вскочил на ноги, затем склонился над бездыханным телом молодой женщины, пытаясь сообразить, чем может он ей помочь.
«Детерминизм, мать его так! — матерился писатель. — Хотел, как лучше… Спасти всех задумал!»
— Не терзайтесь, — спокойно проговорил Агасфер, тон его был бесстрастным и до отвращения ровным, вроде как у Николая Юсова, называвшего себя в шутку генсеком партии п о х у и с т о в. — Так все было и задумано. И ваш порыв с неожиданным поворотом направо тоже… Как говорили древние: согласно инструкции, записанной в Книге Судеб.
— Клал я с прибором на вашу Книгу! — взорвался Станислав Гагарин. — Что с мужиками? Можно ли спасти Веру?
— Товарищи ваши уже в раю, а Вера… Пуля пробила ей сердце, но мозг еще жив. Пока… У нас еще сорок секунд. Или чуть больше минуты.
— Так что же вы медлите!? — заорал сочинитель. — Сделайте что-нибудь… Ведь она приняла на себя мою пулю! Пусть уж лучше бы меня, старого и драного козла, застрелили! Действуйте, Агасфер, мать вашу ети!
— Хорошо, — просто сказал Вечный Жид, кивнув в знак согласия, не уточняя при этом в каком смысле упомянул Станислав Гагарин его мамашу, если таковая у Зодчего Мира вообще имелась.
И молодая женщина исчезла.
Станислав Гагарин остолбенело смотрел на асфальт, который только что был окроплен ее кровью, а теперь оказался девственно чист, и не лежала на нем еще мгновение назад его боевая подруга.
Фарст Кибел тронул сочинителя за плечо.
— Пора уходить… Товарищей придется оставить. Им ничем уже не помочь. Так было надо.
— Кому надо? — горько спросил Станислав Гагарин.
Ему больно и тяжело было смотреть на такие неподвижные, с п о к о й н ы е, мёртвые — увы — тела товарищей.
Агасфер не ответил.
Он подхватил писателя под руку и едва ли не силой увлек в сторону улицы, которая шла параллельно Никольской.
— Сейчас сюда прибудут оперативники МУРа и МБ, — на ходу разъяснил Вечный Жид. — Мы им вряд ли сможем помочь… А вот убийц они найдут с оружием в руках, я их немного нейтрализовал, сопротивляться не будут. Возмездие убийцам воздастся.
«Эти люди погибли, спасая миллионы соотечественников… Какие люди! — горестно размышлял Станислав Гагарин. — Они ведь и за меня тоже отдали жизнь… Сто́ю ли я того, чтобы за меня умирали другие?»
IV
Писатель возвращался из города Электросталь.
Прошли недели и месяцы с того рокового апрельского утра, когда по возвращении с боевой операции Станислав Гагарин потерял товарищей, с которыми прожил вместе менее суток, но какие это были сутки!.. Они предотвратили сейсмическую катастрофу, в п р а в и л и сустав времени, и время вновь потекло в привычном русле, принося барахтающимся в изменчивом временем потоке маленькие человеческие радости и огорчения.
Последних было куда больше. Смутное Время — оно и в Африке никому не ф а р т и т, хреново жилось Святой Руси на исходе лета одна тысяча девятьсот второго от Рождества Христова. Кое-кто, разумеется, х а п а л и слева и справа, но Станислав Гагарин ощущал, что даже пирующим во время чумы кусок лез в горло со скрипом, ибо несмотря на браваду, с которой влезали в я щ и к и вещали оттуда голые короли биржи, омерзевшие народу политиканы, авантюристы от лжебизнеса и протчие отечественные н у в о р и ш и, все испытывали жуткий страх перед Грядущим и пытались задавить сей страх новыми и новыми миллионами наворованных долларов и рублей, моднейшими иномарками, на которые пересели даже российские чиновники, презрев родные автомобили. Демократическим жлобам стали поперек горла купленные за смехотворную цену государственные дачи, секретные банковские счета в зарубежных банках не утешали и подготовленные — на всякий случай! — и под завязку заправленные дефицитным керосином б о и н г и, готовые при малейшем х и п и ш е в стране вылететь спасаться к з а б у г о р н ы м покровителям.