Стальные пещеры (пер. И.Кочкарева) - Айзек Азимов

«Надеюсь, они его, по крайней мере, помыли», – подумал Бейли. Он снова удивился странным представлениям космонитов о чистоте.

– Позвольте мне рассказать о себе подробнее, – начал Фастольф. – Я руковожу расследованием убийства доктора Сартона здесь, в Космотауне, как комиссар Эндерби у вас в Городе. Если могу вам в чем-то помочь, всегда к вашим услугам. Так же как и вы, жители Города, мы заинтересованы в мирном разрешении этого конфликта и предотвращении подобных инцидентов в будущем.

– Благодарю вас, доктор Фастольф. Я высоко ценю ваше отношение, – сказал Бейли и подумал: «Ну, хватит обмениваться любезностями».

Он решительно надкусил сердцевину яблока, и у него во рту оказались твердые маленькие предметы овальной формы. Он поспешно выплюнул их на пол. Один из них попал бы в ногу Фастольфа, если бы тот быстро не отдернул ее. Бейли покраснел и начал было наклоняться.

– Ничего, ничего, – доброжелательно сказал Фастольф. – Пусть лежат.

Бейли выпрямился и осторожно положил яблоко на стол. Ему не давала покоя мысль, что, как только он уйдет, потерянные маленькие предметы будут найдены и подобраны всасывающим устройством: чашу с фруктами сожгут или выбросят куда-нибудь подальше от Космотауна, а саму комнату обработают вирусцидом.

Он попытался скрыть свое смущение за резкостью:

– Прошу разрешения при помощи объемной видеосвязи подключить к нашему разговору комиссара Эндерби.

Брови Фастольфа взлетели вверх.

– Конечно, если вам это необходимо. Дэниел, соедините нас, пожалуйста.

Бейли застыл в напряженном ожидании, следя за тем, как стоявший в углу комнаты большой блестящий параллелепипед постепенно растворялся, уступая место изображению комиссара Эндерби и части его рабочего стола. При появлении знакомой фигуры комиссара Бейли вздохнул с облегчением; ему захотелось оказаться рядом с ним в безопасности его кабинета или где-нибудь еще, лишь бы только в родном Городе. Пусть даже в самых непривлекательных районах Джерси – среди дрожжевых фабрик.

Теперь, когда у него был свидетель, можно было перейти непосредственно к делу.

– Мне кажется, – решительно начал Бейли, – я проник в тайну, окружающую смерть доктора Сартона.

Краешком глаза Бейли увидел, как Эндерби вскочил со стула, хватая на лету свои соскользнувшие с носа очки. Поскольку голова его при этом оказалась за пределами трехмерного приемника, он, покрасневший и лишенный дара речи, вынужден был сесть снова.

Доктор Фастольф был поражен не меньше, однако он лишь склонил голову набок. Лишь Р. Дэниел оставался невозмутимым.

– Вы хотите сказать, – проговорил Фастольф, – что знаете, кто убийца?

– Нет, – ответил Бейли. – Я хочу сказать, что никакого убийства не было.

– Что? – вскричал Эндерби.

– Одну минуту, комиссар Эндерби, – остановил его Фастольф. Не сводя глаз с Бейли, он удивленно произнес: – Вы хотите сказать, что доктор Сартон жив?!

– Да, сэр, и я думаю, что знаю, где он.

– Где же?

– Вон там, – ответил Бейли и твердо указал на Дэниела Оливо.

Глава восьмая

Спор из-за робота

Бейли ощущал каждый удар своего сердца. Казалось, время остановилось. На лице Р. Дэниела, как всегда, не отражалось никаких эмоций. Хэн Фастольф был потрясен, но умело скрывал свои чувства.

Однако больше всего Бейли волновала реакция комиссара Джулиуса Эндерби. Трехмерный приемник, из которого на него уставилось лицо Эндерби, не давал четкого изображения. Мешало его постоянное, едва уловимое мелькание и не совсем идеальная разрешающая способность. Из-за этого несовершенства, а также из-за очков комиссара по глазам Эндерби ничего невозможно было прочитать.

«Не пропадай, Джулиус. Ты мне нужен», – подумал Бейли.

Вообще-то он не думал, что Фастольф станет предпринимать что-либо в лихорадочной спешке или позволит эмоциям вылиться наружу. Он когда-то читал, что у Космонитов не было религии, но они подменили ее холодным бесстрастным интеллектуализмом, доведенным до высот философии. Он верил этому и на это рассчитывал. Любое свое действие они будут тщательно, не спеша обдумывать и если решатся что-то предпринять, то только на основе здравого смысла, взвесив все «за» и «против».

Если бы он сделал такое заявление, находясь среди них один, он больше никогда не вернулся бы в Город, в этом он был твердо уверен. Холодный разум продиктовал бы им такой выход. Для космонитов их планы значили больше, гораздо больше, чем жизнь жителя Города. Для Джулиуса Эндерби придумали бы какую-нибудь отговорку. Может быть, предъявили бы комиссару труп его помощника и, покачав головами, стали бы говорить еще об одном ударе, нанесенном заговорщиками-землянами. И комиссар поверил бы. Так уж он был устроен. Если он и ненавидел космонитов, то ненависть эта основывалась на страхе. Он не осмелился бы не поверить им.

Вот почему именно ему Бейли отвел роль свидетеля, более того, свидетеля, находящегося в надежном месте, вне досягаемости космонитов с их тщательно продуманными мерами безопасности.

Раздался прерывающийся голос комиссара:

– Лайдж, вы совершенно не правы. Я сам видел труп доктора Сартона.

– Вы видели обугленные остатки того, что назвали трупом доктора Сартона, – смело возразил Бейли. Он мрачно подумал о недавно разбитых очках комиссара. Неожиданно для космонитов они сыграли им на руку.

– Нет, нет, Лайдж. Я хорошо знал доктора 'Сартона, и голова у него была не повреждена. Это был он. – Комиссар смущенно прикоснулся к очкам, как будто он тоже вспомнил о своем злоключении, и добавил: – Я осмотрел его внимательно, очень внимательно.

– А что вы скажете о нем? – Бейли снова указал на Р. Дэниела. – Разве он не похож, на доктора Сартона?

– Да, так же, как походила бы на него статуя.

– Не так уж трудно придать своему лицу бесстрастное, как у робота, выражение, комиссар. Предположим, вы видели развороченного бластером робота. Вы сказали, что внимательно осмотрели его. Достаточно ли внимательно, чтобы разглядеть, что собой представляла обугленная поверхность вокруг раны – обгоревшую органическую ткань или ее заменитель, скрывающий под собой металлическую конструкцию?

На лице комиссара появилась гримаса отвращения:

– Не делайте из себя посмешище! – воскликнул он.

Бейли повернулся к космониту.

– Согласны ли вы провести эксгумацию трупа, доктор Фастольф?

Фастольф улыбнулся.

– У меня не было бы никаких возражений, мистер Бейли, но дело в том, что мы не хороним наших умерших. Кремация – повсеместно распространенный у нас обычай.

– Весьма удобный, – пробормотал Бейли.

– Скажите, мистер Бейли, как вы пришли к этому столь неожиданному заключению? – спросил доктор Фастольф.