Дочь солнца. Хатшепсут - Элоиз Мак-Гроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Веди меня, Упуат, — прошептал фараон.
Осторожные руки возложили на его голову Белую корону Верхнего Египта. Со взглядом, прикованным к изящной фигурке бога-волка, он прошёл вслед за Хапусенебом в дверь Тростникового дома, в Великий двор. Сияние солнца и крики толпы фараон ощутил как двойной удар. Быстрой подпрыгивающей ритуальной походкой он шёл по длинному раскалённому Полю. Штандарт прыгал перед ним, как блуждающий огонёк; на противоположном конце Поля, казалось, бесконечно далеко, жрица, изображающая богиню Мерт[72], ритмично хлопала в ладоши и пела:
— Иди, иди... Неси сюда! Неси сюда!
Его глаза слезились от солнечного блеска, в какой-то миг золотой штандарт расплылся и заколебался, затем вновь обрёл чёткость, и фараон достиг конца Поля только для того, чтобы Мерт — жрица ускользнула от него и появилась на западном краю. Штандарт повернул, фараон повернул следом, пытаясь привести мысли в порядок. Когда Тутмос пересёк Поле в ширину, его слух уловил невнятные слова чтеца:
— Добрый Бог быстро бежит вокруг и несёт в руках Волю. Он бежит, пересекая океан и четыре стороны света, заходит столь же далеко, сколь далеко проникают лишь солнечные лучи, обегает всю Землю, чтобы отдать Пространство его Владычице...
Шатаясь, он достиг наконец западного края Поля и, широко расставив ноги, принялся хватать воздух глубокими болезненными вдохами, обжигавшими лёгкие. Жрица вновь убежала от него. Почему? В растерянности он искал глазами штандарт, за которым должен был следовать. Тут фараон почувствовал, как с его головы подняли Белую корону, вместо неё водрузили Красную, и вспомнил, что должен ещё раз повторить всё это.
Упуат продолжал движение... Тутмос медленно выпрямился, заставляя себя держаться прямо под тяжестью короны, хотя его шея и плечи уже болели от усталости, как обожжённые огнём. Он сделал шаг, потом ещё один вслед за отступающим штандартом, заставляя себя изображать маленькие, но энергичные прыжки, имитировать юность и силу. Опять через залитую ослепительным солнцем пустыню Поля, до его края и обратно, до третьего кола на восточной стороне. В груди раздавались зловещие глухие удары, холодный пот покрывал брови и верхнюю губу. Рвущееся дыхание заглушало пение жреца. Но он всё же переставлял одну ногу за другой, в то время как штандарт указывал ему дорогу. Тутмос не смел оторвать от него взгляд, хотя различал лишь уменьшающуюся золотую точку в колеблющемся хаосе.
— Иди, иди... Неси сюда! Неси сюда! — Слова становились более внятными, хлопки ладоней более громкими и вдруг прекратились. Фараон с трудом понял, что штандарт замер, что и он сам достиг конечной цели. Рука, казалось, больше не принадлежала ему, но Тутмос усилием воли заставил её двигаться и поднять священный документ над его головой.
— Я бежал, — задыхаясь, выговорил он, — и нёс... Секрет... Двух... Участников... — Он помолчал, пытаясь успокоить дыхание. — ...который мой отец дал мне прежде Геба. Я прошёл... всю Землю... и прикоснулся к четырём её сторонам. Я обежал всю Землю, такова была моя воля.
Его рука упала. Посвящение было окончено — об этом фараону сказали радостные крики толпы, а он всё ещё по-царски прямо стоял на ногах.
Тутмос повернулся и неровной походкой направился в Тростниковый дом, где его ждала головокружительная чернота. Поддерживаемый только волей и памятью, он нашёл дорогу в коридоре к своей комнате, переступил через порог, закрыл за собой дверь. Затем горячая стрела глубоко вонзилась ему под ключицу. Когда он уже падал, его подхватили сильные руки Нехси.
Он понял, что полулежит на подушках. Большая заботливая рука крепко сжимала его кисть. Он открыл глаза. Сколько же времени он пролежат здесь, сколько времени Нехси, как большой сторожевой пёс, просидел над ним, пока снаружи текли часы? Был ещё один ритуал...
— Нехси, — выговорил он. Звук собственного голоса напугал его. Казалось, что это говорил незнакомец.
— Я здесь, Ваше Величество. Отдыхайте. Не разговаривайте.
— Нет. Ещё церемония... Провозглашения...
Ручища Нехси стиснула его кисть.
— Ещё есть много времени. Спите.
«Я не могу, — пытался сказать Тутмос. — Я должен собрать все свои силы, я должен понять, смогу ли встать...» Но слова не выговаривались, они требовали слишком большого усилия, для которого не хватало воли. Он вгляделся в склонившееся над ним смуглое лицо и почувствовал, что бесконечно далёк от него — от всего и всех.
Выждав немного, он повернул голову на подушке и посмотрел на изваяние Амона в изножье. Спокойные золотые черты пробудили упрямство, которое он ощутил как подобие вернувшейся силы. От этой искры сопротивления в нём начало медленно разгораться решение. Он не позволит бесцеремонно выбросить себя из жизни, не ввергнет в панику множества, не предаст Египет. Он всё же доведёт до конца Хеб-Сед — великое таинство, которое должно было сделать фараона вновь молодым и сильным, а вместо этого уничтожило его.
Гнев оживил Тутмоса.
— Нехси! — пробормотал он, и голос прозвучал почти как его собственный.
— Величайший, не напрягайтесь...
— Подними меня.
— Но послушайте, Владыка...
— Подними меня!
Нехси облизал губы, затем неохотно нагнулся и посадил Тутмоса, продолжая держать его обеими руками.
— Кресло! — потребовал фараон.
Нехси больше не спорил. Устроив царя в подушках, он принёс кресло с другого конца комнаты и помог Тутмосу пересесть.
«Это у меня получилось, — подумал фараон, быстрым движением схватившись за подлокотники. — Первый шаг сделан».
— Принеси мне штандарт Упуата, — прошептал он Нехси.
Когда золотая фигурка оказалась рядом, он откинул голову на высокую спинку и закрыл глаза.
Когда спустя некоторое время он очнулся, первым, что он заметил, были чистые и изящные линии фигурки волка и странно манящий шедшед. Затем фараон сообразил, что его разбудили голоса. Повернувшись, он увидел широкую спину Нехси, загораживавшую дверь.
— Кто пришёл? — спросил Тутмос.
— Это царевич Ненни, Ваше Величество, — быстро обернувшись, ответил Нехси. — Он... он хотел что-то сообщить. Он умоляет вас разрешить ему отлучиться в другой дворец, всего на час...
Что-то в выражении лица Нехси остановило безразличное согласие, готовое сорваться с губ фараона.
— Сообщить? — переспросил он.
— Я боялся обеспокоить вас, Высочайший, — осторожно сказал Нехси, — но вести хорошие. Эта женщина, Исет, родила наконец. Младенец оказался мальчиком.
— Сын! Когда это произошло?
— Всего час назад, Величайший.
— И что... сын?
— Это крепкий и здоровый мальчик. Его Высочество очень рады, несмотря на то что мать ребёнка находится в... несколько ослабленном состоянии. — Нехси махнул рукой и улыбнулся. — На самом деле царевич с трудом сдерживает радость. Он хочет увидеть своего младенца прежде, чем сядет солнце.
Крепкий и здоровый, недоверчиво подумал фараон. В его мыслях возникло маленькое изображение Осириса с зелёными всходами, проросшими из грязи. Значит, старый Яхмос был прав: лишь из лона смерти может возникнуть новая бодрая жизнь. Его род не должен был погибнуть, царевич должен был родиться, Египет спасён.
Облегчение было настолько сильным, что Тутмос на мгновение лишился мужества. С ужасом он ощутил, что его глаза увлажнились, а губы затряслись. Тело и кровь Амона, подумал он, свирепо мигнув, чтобы стряхнуть слёзы.
— Царевичу Ненни нельзя уходить, — сказал он жёстче, чем хотел. — Ему нужно участвовать в обряде Провозглашения. — Он уселся поудобнее и откашлялся, не доверяя больше своему голосу. Чуть погодя он продолжил, тщательно следя за тоном: — Однако ты можешь послать, чтобы ребёнка принесли сюда, и побыстрее. Я тоже посмотрел бы на него.
— Немедленно будет исполнено, Ваше Величество, — прогудел Нехси. Он вышел в коридор. Сквозь закрытую дверь Тутмос расслышал внезапную суету, бормотание голосов, поспешно удаляющиеся шаги. Мгновением позже Нехси возвратился. Он стоял в дверях, с тревогой и ожиданием глядя на монарха.
Тутмос колебался лишь секунду, пока не понял, что именно ожидал услышать царский кравчий.
— Да, Нехси. Завтра ты, как можно быстрее, начнёшь приготовления к свадьбе царевича Ненни и моей дочери Хатшепсут. Я желаю, чтобы свадьба состоялась не позже, чем через три дня. Ты можешь объявить об этом моим приближённым — и не откладывай, чтобы все они знали, что я распорядился об этом.
— Немедленно будет исполнено, Ваше Величество, — снова прогудел Нехси. На этот раз в традиционной фразе настолько явно прозвучало облегчение, что на губах фараона появилась кривая усмешка. Затянувшаяся нерешительность была тягостна для всех.