Пилот мечты - Александр Зорич

Слава богу, приземляться не надо. АДС, автоматические добывающие станции, оснащены собственными двигателями, мощности которых как раз хватает для самостоятельной посадки и старта, благо ускорение свободного падения на астероиде совсем смешное.

К двигателям прилагаются восемь длиннейших посадочных штанг-амортизаторов, раскрывающихся на манер паучьих лап. Они встречают поверхность астероида, компенсируя ударную нагрузку, что уберегает ценное оборудование от повреждений.

Задумано отлично, но гладко оно только на бумаге, как водится.

Пилот должен привести флуггер в квадрат сброса, выровнять расхождение скоростей до десяти метров в секунду максимум и удерживать его, пока АДС не уйдет на посадку.

Дело сильно осложняется износом матчасти. Штатно АДС выполняет приземление с высоты в километр, но это, как говорят на Большом Муроме, «таким бы ротком, да медку хлебнуть». Всё настолько раздолбанное, что зависать надо на высоте двести метров, иначе никаких гарантий.

На «Горыныче» легко, вообще не фокус. Но двести метров для старенькой «Кассиопеи», которая больше «Горыныча» в три раза и тяжелее в десять… Двести метров зависания для «Кассиопеи» — это, считай, практически приземление. На астероиде приземление запросто приравнивается к столкновению, а это катастрофа — окончательный и бесповоротный оверкиль.

Мастера своего дела проводят сброс АДСки за десять-двенадцать секунд. У меня выходит, в самом лучшем случае, за тридцать.

Вот оно, зеленое поле! Парсер — умница, выбрал относительно ровный участок астероида, никаких бритвенных пиков, хорошая, словом, площадка. Я бросаю последний взгляд на консоль с экраном СР-сканера и вывожу изображение на панораму кабины.

До цели десять. Скорость у меня приличная, так что я отрабатываю тормозными дюзами: три импульса, по убывающей — длинный, средний, короткий. Черт, все равно быстро! Еще короткий. И еще. Неповоротливая это калоша! Да и дюзы сильно горелые.

Дистанция два. Я начинаю постепенно задирать нос флуггера, готовлю выравнивание по тангажу. Дистанция один. Еще один импульс на тормозные. Тангаж двадцать градусов.

Вырубаю связь. Не дай бог, сейчас кто-нибудь раззвонится!

Скорость почти ноль. Дистанция семь сотен. Шесть. Астероид скрывается под брюхом «Кассиопеи». Ландшафтный радар дает колебания в створе пяти градусов.

Пятьсот. Четыреста. Импульс на верхние маневровые. Высота проседает до двухсот относительно геоида и медленно понижается.

Голосовая связь с парсером.

— Команда. Сброс груза по первому грузовому модулю, доложить готовность.

— Есть готовность. АДС-1 активирована.

— Сброс через пять, четыре, три, два, ноль.

— Есть сброс. Фиксирую штатный выход груза… — короткая пауза. — АДС-1 на поверхности!

Флуггер заволакивает туча пыли, поднятая с астероида посадочными движками буровой вышки. На экране панорамы загорается метка: «АДС-1» с индикаторными полосами. Слава богу — зелеными!

— АДС-1 в штатном режиме, готова приступить к работе, — докладывает парсер.

И опять: слава богу! И ф-фу-у-ух-х!

Теперь можно не стесняться. Импульс на днищевые маневровые, высота триста, пятьсот, шестьсот. Поднимаем нос, тангаж пятнадцать, и потихоньку даем тягу на маршевые. Астероид остается позади. Можно включать автопилот.

— Расчетное время до контакта со следующей целью сорок три минуты. Маршрут оптимизирован, — сообщает автопилот.

— Поехали, — отвечаю я.

На сегодня первый есть.

— Молодцом, Румянцев! — это заработала связь, Блацкович на линии.

— Как у тебя?

— А мне еще двадцать минут ковылять, если парсер не врет.

— Ну ковыляй.

— Слушай, полный анекдот, тут Лопес чудит. Просто нереально. У него уже третий заход пошел на сброс, никак не осилит. Такой мат в эфире, заслушаешься! Ты вруби третий канал, не пожалеешь!

— Так он матерится-то по-испански, а я ни бельмеса. Что мне «Сигурд» переведет? У него словаря с испанской ненормативщиной нету.

— Как нету? Ты на связи? На связи! Лови файл, сейчас я тебе его подгружу!

Вот такой веселый пилот Абрам Блацкович. Сколько раз виделись возле флуггеров? Мильон раз! Так он просто Угрюм-Бурчеев, слова не вытянешь. А как окажется в космосе — душа-человек!

Мы, когда в точке рандеву коптимся, играем в преферанс по сети. Я, Блацкович, Эрардо Варга и Данкан Тес (из Атлантиды, то есть Северной Америки, субдиректория Охайо).

Так мы и болтаем.

Лопес заходит на квадрат сброса в четвертый раз, автопилот тянет мою «Кассиопею» к следующему астероиду. День начался удачно.

Спасибо, огромное спасибо товарищу Булгарину, который из меня всю душу вынул на практике прецизионного пилотажа! Если бы не его спартанско-суворовские методы обучения, нипочем бы мне «Кассиопею» не оседлать! А так — вполне, работаю помаленьку.

Вы думаете, самое сложное (и, если можно так выразиться, веселое) — это установка автоматических добывающих станций? Ха-ха-ха! Если вы такие наивные, значит, не доводилось вам работать на частный концерн в Тремезианском поясе. И слава богу, добавлю от себя.

Самое сложное начинается, когда паром привозит очередную порцию АДСок. Особенно для новичков.

Кто готовит станции? Правильно — техническая служба, совершенно отдельная от полетной секции. Оборудование, как говорилось выше, страшно битое. Иногда к реанимации малопригодное, так что его легче списать, чем чинить. А как ты его спишешь? Это ж целая история!

Выход простой и незатейливый: подсунуть дефективную штуковину пилоту. Если он ее принял, значит — вся ответственность на нем. АДС гробанулась? Ну-ка, кто ее устанавливал? Румянцев (например) — с него и спрос; кто последний, тот и папа. А стоимость станции вычтут с тебя, то есть с меня.

Хорошо, что остаточная балансовая стоимость высокой не бывает. Но тысяч на десять-пятнадцать можно встрять. Несложные вычисления показывают, что десять-пятнадцать месяцев ты будешь работать бесплатно. Или меньше, если твоя разрядность выше четвертой. Все одно — ни хрена приятного. Форменное рабство!

Не хочешь в рабство — разуй глаза и не ленись проверять оборудование в процессе приемки.

Ведь что такое АДС? Это двадцатитонный стальной комбайн с контейнерами для породы, буровым агрегатом, гусеничным шасси, четырьмя реактивными движками и довольно тупеньким парсером. Но какой бы он ни был тупенький, а пообщаться с ним можно. И даже нужно. По крайней мере сохранится протокол, и если коллеги нахимичили с парсером так, что он вам наврал насчет работоспособности систем, вам будет чем прикрыть задницу от сеньора Роблеса. Больше бумажек — чище жопа, такая у нас жизнь.

Я к чему веду?

Со мной этот подлый трюк попытались провернуть ровно на второй вахте.

Вылезли мы из астероидного пояса в точку рандеву, задрыхли, поиграли в преферанс. Прилетел паром, принял нас, а вот уже модули рядками стоят, в них АДС.

Ко мне подошел Данкан Тес и сказал на неподражаемом русском:

— Мистер Румьянцефф, вы есть человек новый. Мой вам советовать, проверяйт модуль 4–7. Его сейчас вам делать загружать в борт, да.

— Спасибо, Данкан.

— Зовите вы меня лучше Дан!

— Спасибо, Дан, — говорю, — зови и ты меня Андреем.

Я подключил свой парсер к модулю, а там, мама дорогая — натуральный металлолом. Хорошо если час проработает, но скорее всего не переживет даже приземления.

Техники в ангаре сказали, что они тут вообще ни при чем, есть приказ — они грузят.

По здравом размышлении разумным показалось связаться с диспетчерской, что я и сделал. В диспетчерской соединили с Роблесом.

— В чем дело, Румянцев?

— Сеньор Роблес, считаю своим долгом доложить, что АДС в модуле 4–7 я принять на борт не могу ввиду его аварийного состояния.

— Румянцев, вы пилот, или поп?

— Извините?

— Я херенте супериор огромной корпорации! Вы думаете, мне есть дело до вашего кривого оборудования? Разбирайтесь сами, и не вздумайте еще раз обратиться ко мне с подобной ерундой!

И отключился.

Блацкович объяснил, что все просто: пишешь докладную записку, тебе выгружают аварийный модуль, а если сменного модуля нету, то дневная норма автоматически снижается на одну АДС, всего делов.

— Кстати, Андрей, такие выкрутасы оставлять без внимания нельзя. Ни в коем случае! Я бы на твоем месте начистил рожу дежурному технику. Это его работа. Докладная записка, раз. Прилетаешь домой, находишь этого козла и бьешь ему в бубен, два. И Данкану не забудь проставиться, три.

— Это само собой. Только Дан не пьет.

— Пирожков купи — он, хоть и тощий, а пожрать любит. Насчет полировки хлебала я серьезно. В следующий раз подумают, прежде чем подставы лепить. А то давай вместе сходим? Я техников с такими замашками страшно не люблю!