Альтернативная реальность - Александр Архиповец

Окинув меня неодобрительным взглядом, нетерпеливо дернула ее за рукав.

— Да что с тобой? Пошли, говорю.

Настя, как бы очнувшись, опустила глаза, зарделась ярким румянцем. Совсем еще юная, не более шестнадцати. Худощавая, с чуть детскими чертами лица, нежной кожей, зелеными глазами и светлыми, почти золотистыми волосами – в ней, несомненно, присутствовала добрая доля польской крови. Светло-зеленое платье, синий бархатный кунтуш, кожаные сапожки, бирюза в ушах и агатовое "намысто" на шее.

Чуть отойдя, не удержалась и еще раз быстро оглянулась.

— Какая девка! — простонал за спиной Данила.

Обернувшись, я увидел, как ярко пылают его глаза. Он даже восхищенно приоткрыл рот.

— Настоящий ангел! Боже ж ты мой!

Дверь вновь отворилась. На пороге появилась еще одна женщина. На этот раз постарше – лет тридцати. Собранные ниткой жемчуга каштановые волосы волнами спадали на плечи из-под небольшой кокетливо сдвинутой на бок бархатной шляпки. В ушах сверкали бриллианты. Под стать им сапфирами сияли голубые глаза. Аристократичные черты – тонкий ровный носик, упрямо поджатые губы и румяные щеки.

— Пане Василий, ты просто так от меня не отделаешься! И не надейся. Буду ездить каждый день, пока дело не решу.

Голос приятный, с бархатинкой. Слышен легкий акцент.

— Та, что ты, пани Мирослава. — Генеральный судья развел руками. — Сама должна понимать – дело не из легких. Только зацепи тех монахов, сразу начнут царю доносы строчить…Грамотные, бестии. А гостям… гостям мы завсегда рады. Были бы целы бумаги…

Глянув в мою сторону, сопровождавший ее богато одетый пожилой грузный мужчина с нездоровой отдышкой и темными кругами под глазами оборвал фразу на полуслове. Изо всех сил пытался что-то вспомнить.

— Ты кто? А, понял. Степан докладывал… от Искры… погоди немного.

Обратила на меня внимание и панна. Скользнула холодным, безразличным, и презрительным взглядом. Напускное. Меня не проведешь.

Слуги угодливо открыли дверцу кареты.

Проводив даму, Кочубей повернулся ко мне. В который раз я сегодня подвергся смотринам.

— Давай письмо!

Он тут же, на месте, его вскрыл. Бегло прочитал. Раз, потом еще раз. Прикрыв на мгновенье глаза, задумался. Вновь, словно покупая коня, посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом.

— Так… так…

— Еще полковник просил передать, что серьезно болен. Когда я отбывал не мог подняться с постели…

— Пить нужно меньше… Просит Иван, чтобы тебя на время оставил здесь. Звать-то как?

— Андрий Найда.

— Ты, Андрию, часом грамоте не обучен?

— Обучен, пане.

— Вот и хорошо. Утром пойдешь в канцелярию к Ивану Чуйкевичу. Скажешь, я прислал. А пока… Степан определит…

После чего, скомкав письмо в кулаке, исчез за бесшумно затворившейся дверью.

Моя беседа с дворецким зря не прошла. Степан "определил" с максимальными удобствами. Пусть и не в господском доме, зато без соседей и в комнате с "настоящей" кроватью. Больше того – свел в кухню, где нас сытно "нагодувалы".

Спал я крепко и на этот раз без сновидений. Кошмары по убиенным накануне мазурикам не мучили. Впрочем, как и вещие сны. Может, тому способствовала погода. С вечера начался нудный, моросящий дождь и шел всю ночь. Буянивший днем ветер понемногу стих и проснулся вновь только под утро вместе со мной. Сразу нахмурил лоб, раздул щеки и погнал висящие над головой тучи прочь, на восток. В просветы между облаками то и дело проглядывало солнышко. И хотя по-прежнему было прохладно и сыро – на душе сразу посветлело.

В канцелярию к Чуйкевичу я так и не попал.

Запыхавшийся слуга передал приказ Кочубея немедленно явиться к нему.

Сегодня гордость Степана, белые мраморные ступени, потеряли свой лоск, пестрели множеством грязных отпечатков. Добавились еще и мои.

Ступая вслед за дворецким, удивленно поглядывал по сторонам. Казалось, что перешагнул не порог, а столетие. Светлые комнаты с высокими потолками, ковры, деревянная, украшенная резьбой мебель. Мягкие, обтянутые бархатом кресла и диванчики, серебро подсвечников, бронза и фарфор статуэток, хрусталь графинов и бокалов. На стенах – дорогое оружие, гобелены, картины.

Как отличался дворец генерального судьи от убогой хибары Овсия! Бездонная, непреодолимая пропасть!

В кабинет Василия Леонтьевича Степан сунуться не посмел. Видать, хозяин не в духе. Кочубей, одетый в бархатный с золотым шитьем халат сидел за столом из красного дерева, на котором в живописном беспорядке разбросаны бумаги. Задумчиво крутил в руке гусиное перо.

Немолодой, нездоровый, грузный человек. Хотя, возможно, его внешность обманчива. Глаза живые, движения энергичны. Гладко выбрит. Усы и волосы, обильно посеребренные сединой, аккуратно причесаны.

За спиной Кочубея, буравя меня взглядом, замерла, словно готовая к прыжку пантера, его жена Любка. Внешне она, несомненно, походила на младшую сестру Параску. Вот только черты лица резче, жестче. Уж ее бы я ни за что не рискнул назвать тетушкой.

— Как спалось тебе у нас, голубе? Мухи не кусали? Накормить случайно не забыли?

Начало не особо ласковое. Я пока не мог понять, откуда ветер дует.

— Благодарю пане Васылю. Все хорошо…

— Смотри, хорошо смотри, Любка! — Кочубей испытующе глянул на жену. — Иван пишет, что вы с Параской его знаете… Чей-то он там крестник… что ли…

— Хоть убей, Васылю, не припомню…

"А придется! — подумал я, начиная внушение. — Ну, давай же, "вспоминай", упрямая баба, "родственничка". Крестную Степаниду помнишь? Нет? Да! Да! Так вот – я ее внучек. И сомневаться не смей! Не смей? говорю!"

— Подожди! Кажется он… Точно, он! Степаниды, крестной, внук. Смотри, какой вырос… изменился, враз не признаешь.

— Не ошибаешься? Уверена? Это крайне важно…

— Да он это! Он… Пойду я… Не могу больше. Что-то голова разболелась… Звенит, словно тот медный казан, времени-то, сколько прошло… Разве всех упомнишь…

Массируя рукой затылок, Любка вышла из комнаты, оставив нас с Кочубеем наедине.

Похоже, Василий Леонтьевич немного успокоился.

Но уже следующий вопрос показал, насколько глубоко я ошибался, и сразу поставил меня в тупик:

— На Сечи значит был? Хорошо… Так под чьим началом?

Как не хотелось, но пришлось пошарить в мозгах и генерального судьи. Убедить в несуществующем. Теперь уже он держался за голову.

— Знаю! Славный был атаман! Рано голову сложил… Хорошо. Добро… Скажи-ка мне, Андрию, как на духу, случайно не ты побил ватагу Крывого Пивня?..

Я постарался изобразить недоумение.

— … в Будыщанских ярах…

Его глаза вновь подозрительно сощурены. Молчание затянулось. Я чувствовал, что лгать не стоит, да и с телепатией боялся переборщить.