Альтернативная реальность - Александр Архиповец

Вернувшись в "люкс", собрал "конфискованное" тряпье, добавил к нему долговую расписку пана Тадеуша и, поразмыслив немного – одежду слуг.

Все это свалил в костер и не отходил до тех пор, пока старая "змеиная кожа" не сгорела.

Приняв надлежащий вид, отправился в гости к Ивану Искре, нет – к его благоверной Параске. А поскольку дама всегда остается дамой, то заглянул по пути к профессиональному цирюльнику.

Пока он меня стриг и брил, то беспрестанно тараторил. Из его болтовни я почерпнул немало интересного. Оказывается, с раннего утра город гудел о вчерашней драке в шинке. Будто бы там "наши" не на шутку сцепились с поляками. А те потом, желая сорвать на ком-то злость, попытались ограбить еврея Манишу Блюца. Его слугам пришлось палить в них из ружей. И если пан Михась отделался легкой царапиной, то Анжей Вышнегорский ранен в плечо и, забравший его к себе домой Искра, вызвал лекаря. Больше того, Иван уже с утра побывал у Левенца и вернулся чернее тучи. Поговаривали, что на этот раз ему просто так дело с рук не сойдет. Разве поможет свояк. И еще, вроде теперь разыскивают всех, кто вчера вечером был в шинке.

Во дворе Искры царила необычная суета. Слуги таскали ведрами воду. Громко спорили, дымя люльками и махая руками, стоявшие у входа казаки. Выполняя приказы хозяйки, носились туда-сюда "дивчата-наймычки".

— Скорее! Скорее! Несите горилку, чистое полотно. Лекарь пулю вынимает. Ох, ты, Боже мой! Какое несчастье!

Здесь явно не до меня. Придется немного подождать.

Присев чуть в сторонке на одну из колод, которые еще не успели поколоть и занести в дом, поглядывал по сторонам.

Хозяевам, похоже, скучать не приходилось. Искра, как мог, старался замять вчерашний инцидент. Ему самому досталось порядком. Со лба на переносицу и глаза напирала багрово-синюшная опухоль. Глаза стали узкими, как у китайца. К тому же, его заметно пошатывало. Вот

Короче, вещественные улики, свидетельствовавшие об участии в драке, были налицо. только отлежаться никак. Счастье, что казацкий череп оказался крепче табуретки.

Из дома донесся вопль, потом еще и еще. Лекарь извлекал "кулю". Шумевшие казаки сразу затихли.

— Все ходим под Богом! Неведомо, кто следующий ляжет! — перекрестившись, прошептал один.

— Бог ему в помощь! Хоть и поляк! — вторил другой.

Наконец, окончив операцию, лекарь, преисполненный собственного достоинства, удалился.

Вышедший на порог полковник отослал казаков. Похоже, наступил и мой черед. Поймав за руку, проходящую мимо "наймычку", шепнул, вложив в ладонь серебряную монету:

— Солнышко, передай хозяйке, что к ней родственник приехал.

Девушка вначале вроде испугалась. Но, увидев серебро и мою добродушную улыбку, оттаяла.

— Добро, пане! Все сделаю… — молодка исчезла за приоткрытой дверью.

Вскоре на пороге появилась раскрасневшаяся Параска, раздраженная несвоевременным визитом бедной родни. А что бедной, она нисколько не сомневалась. Желанные гости не стоят у дверей и не посылают служанок.

Но при виде "добре вдягненого, высокого та гарного козака" ее суровое сердце мигом смягчилось.

Сейчас она напряженно вспоминала, пристально вглядываясь в мое лицо: "Кто бы это мог быть?"

— Добрый день, тетушка! — почтительно поклонился я. Желая облегчить ее муки, намекнул на степень родства.

— Добрый день, козаче! Извини, тут легко с ума сойти! Хоть убей, не помню, как тебя зовут…

— Андрий… Найда я!

Давай, давай "вспоминай"! Покопайся в своих мозгах. Наконец, придумай что-нибудь, да уверуй как в святую правду.

— Да неужто крестной Степаниды внук? Говорили, полег на Сечи.

— Да жив я, тетушка! Жив! Немного поцарапали…

— Теперь и сама вижу! Вот какой сокол вырос. Да заходи в хату, чего стоишь под отворенной дверью, словно чужой?

Провела в комнату для гостей. Значит, признала за родню. Предложила присесть.

— Сейчас мужа позову. Интересно, Иван признает?

По местным меркам комната была обставлена богато. На стенах – вышитые "рушныкы" и дорогое оружие, под ногами впервые встреченный здесь ковер, стулья и стол резные, дубовые, с серебряной ажурной окантовкой ножек и спинок. На столе красуется серебряный графин и под стать ему бокалы.

— Только глянь! Смотри, говорю!

Параска "тащила" изо всех сил сопротивляющегося Ивана. Ему точно сейчас не до родни. Раскалывается башка, дрожат ноги, все сильнее тошнит. Больше всего на свете он мечтает, прикрыв глаза, спокойно полежать в тишине. Толком обдумать случившееся. А тут чертов "родыч". Нелегкая принесла…

Увидев полковника я встал, учтиво поклонился.

— Ну и что? Признал?

Искра сердито отмахнулся.

— Хватит, Параско! Говори! И без него тошно!

— Не узнал! Вот и я вначале… Это же Андрий… внук Степаниды. Помнишь, болтали, что на Сечи сгинул. А он вот – живой! Статный да пригожий!

Полковник, пытаясь перебороть дурное самочувствие, стал меня рассматривать. Но быстро оставил эту пустую затею.

— Андрий, говоришь… Накорми хлопца. — Тут он остановился и еще разок пристально на меня глянул. — Андрию, ты к нам по делу или так, проведать?

— По делу, дядько Иване. Хотел просить где-то пристроить на службу.

Искра задумался. Мое появление было для него как нельзя более кстати. Свои казаки все на виду. Отсутствие сразу заметят. Почему бы не послать к Кочубею "родыча". Тем более что в письме будет только то, что весь город и так знает. Риска никакого.

— На службу говоришь… Добрый козак всегда в пригоде станет… Дам я тебе письмо, отвезешь в Диканьку генеральному судье Кочубею. Слыхал о таком?

— Кто ж не слыхал про Кочубея? Конечно, дядечко, слыхал.

— Вот и хорошо. Вижу, козак ты справный. Конь у тебя есть?

— Есть и конь, и двое слуг, дядечко…

— Остановился, сынку, где?

— На постоялом дворе, возле шинка.

При упоминании о шинке он болезненно поморщился. Воспоминания далеко не из приятных. Потрогал отекшую багровую переносицу, болезненно поморщился.

— Ты случайно вчера вечером туда не заглядывал?

— Я же с дороги, дядечка. Спал как убитый…

— Вот и славно. Приходи завтра утром. Будешь верно служить – не пожалеешь! А сейчас, сынку, извини, голова кругом. Пойду. Завтра утром… Параско, не забыла? Хорошо накорми козака.

Параска не поскупилась, не только накормила, но и дала "харчив" слугам: пушистых пахучих пирогов со шкварками, да еще "кров'янки". Чем до глубины души меня удивила. Вот уж не представлял, что из не переваривающейся у "нормальных" людей в желудке крови, можно делать колбасу.

Однако, мои "парубкы", очевидно того не зная, уплетали ее, как первейший деликатес за обе щеки.