Золото севера - Юрий Запевалов

Вначале, закрывается табель. У Георгия тетрадь, там записаны все выхода, вся «трудовая деятельность». Не бригады, нет, каждого работника. Если вдруг какое недоразумение – Георгий открывает тетрадь.

– Что, Николай, смены, говоришь, не хватает? Давай посмотрим. Так, так, вот смотри, двенадцатого, помнишь, тебе дочку к врачу везти надо было, отпрашивался ты. Вспомнил? Вот, она и есть, эта твоя смена.

– Черт возьми, действительно, было, вспомнил. Так же и по выполненным объемам.

– Что, потерял три кубометра, говоришь? Давай посмотрим. А, вот смотри, восьмого, не сорок восемь, как у тебя значится, а сорок пять. Вспомнил, Федор Петрович, мы с тобой три кубометра старых нашли, в подгнившей поленнице, еще старатели, а может, геологи, еще до нашего прихода когда-то заготовили, мы с тобой эти кубометры из твоей заготовки и убрали. Ты их, видимо, чисто случайно к своим объёмам заготовки засчитал. Вместе мы с тобой их тогда и убрали, вспомнил?

– Да помню, помню, – смеются все, – хотел узнать, ты-то помнишь ли!

Когда все уточнялось – и табель, и объемы, Георгий почти на сутки уходил в расчеты. Дома сидел, считал. Он бухгалтерам выдавал готовые наряды, полный расчет зарплаты.

– Ты что, Георгий, ты зачем за меня работу делаешь? – бухгалтер смеется. Наряд закрыт полностью, со всеми доплатами, со всеми вычетами. Выведена чистая зарплата. Чистые деньги, что к выдаче «на руки» полагаются. «Касса» выведена!

– Да понимаешь, Оленька, рабочим то, когда они подписывают наряд, зарплата нужна, не смены, не объемы. Вот когда он, работяга, увидит, что заработал, какие конкретные деньги в наряде, который я ему даю подписать, числятся, вот, тогда он и поймет – хорошо сработал, или не очень. Ты посмотри, не ошибся ли я в чем, завтра с утра эти «бумаги» будем подписывать в бригаде, беда, если ошибусь. Ты же понимаешь, какой там завтра, в бригаде, гвалт подымется, какой там «балаган» начнется. Нет, ошибиться в расчетах мне никак нельзя.

А утром, да, настоящий «балаган».

– Василий Петрович, у тебя пятьсот восемьдесят. Это чистыми, уже без вычетов всяких. Бухгалтером проверено. Подпиши. Если не найдешь крамолы какой. А у тебя, Петя, всего сто восемьдесят. Это вместе с твоими надбавками, и с твоим районным коэффициентом.

– Это почему же? Чем это Петя хуже Василия Петровича. Работаем, вроде, в одной бригаде, выполняем одни объемы. Это что ты, засранец, здесь устраиваешь? А? Загреметь хочешь? Устроим!

– Петя, ты прогулял три смены. Вот смотри, видишь числа? Два раза приезжал на попутках, отставал от рабочего автобуса, появлялся здесь у нас, на работе, с солидным опозданием. Я тебе все засчитал, но ровно столько часов, сколько ты отработал. Хочешь числа? Вот, смотри. Премии ты лишен полностью. На сто процентов. Так что, получил ты свое, свой заработок, что и заработал. Заработок чистый, по расценкам, по тарифу. Никакого обмана, ни каких обсчетов. Что заработал, то и получи. И подпиши вот здесь.

– Ну, ты даешь, ну ты, паскуда, даешь, да я тебя, да мы тебя … В бригаде хохот.

– Уймись Петя, все правильно, все по закону. И по «понятию». – Вступился за мастера бригадир, Василий Васильевич.

– Ты вспомни, как ты рассуждал – вам много надо, вы много и работайте! А мне хватает на пропитание и ладно! На тяжелой работе – говорил ты – и выносливые лошади дохнут! Так ты говорил, помнишь? Так что, обижаться не на что! И не на кого!

– А что, мужики, может, это и правильно. Не хочешь работать, не путайся под ногами. А то строим вечно невинные глазки. Боимся «заложить» ближнего. Он, этот ближний, к нам же в карман лезет, а нам стыдно упрекнуть его! Может, пришла эта пора – пусть каждый сам за себя отвечает! – Василий Петрович раскраснелся, давно не говорил вот так откровенно, при всех, принародно.

Притихла бригада. Да, по всему видно, что это не «случай», это надолго, теперь эта строгая дисциплина, навсегда, наверное. А что, и правильно, давно уже надоела эта вседозволенность, эта игра во «что хочу, то и ворочу»! Бригада соскучилась в твердом управлении. В твердом руководстве. Правда, в руководстве умном…

– Вот ты скажи мне, мастер, если мне надо, если я загулял, если нет у меня настроения работать сегодня, или просто – не могу я сегодня работать, заболел, еще что-то случилось – я что же, преступник? Я что не могу нигде отсидеться, спрятаться от тебя?

– Черт вас подери, да наоборот же, я же и даю вам возможность – работай, зарабатывай, но если не работаешь, не хочешь работать, не работай. Но и не мешай другим. При этом, ты ничего и не получаешь! Почему я тебе должен платить за счет дяди Васи? И почему я тебя должен заставлять работать, искать тебя, уговаривать – выйди, Петенька, поработай, ради Христа. Да на кой ты мне – не хочешь, не работай!

– Да какой дядя Вася, что ты сочиняешь? Ну, с прогулами ясно. Но, если вышел я на работу, значит плати, хотя бы тариф, если не сделал я норму. И не за счет дяди Васи, что ты разругать всех нас хочешь между собой? Государство нормы предусмотрело, заработной платой все это называется! А районный коэффициент да надбавки нам платят за то, что мы здесь, на Севере, живем. Вот и плати, не умничай!

– Нет, дорогие мои, «уравниловки» больше не будет. Сколько сделал, за то и получи. Не вышел на работу, черт с тобой, сиди дома. Но ничего и не получишь. В конце месяца сам задумаешься, а ради чего ты здесь на Севере «ошиваешься»? И районный коэффициент тебе здесь выплачивают не за то, что ты здесь живешь, а за то, что ты здесь работаешь! Вот и начисляется он, как и надбавки твои за выслугу лет, именно на ту сумму, какую ты сумел заработать. А насчет хочу не хочу, да ради бога, только оформи, как положено, напиши заявление, возьми отпуск без содержания. Сиди, не хочешь работать, сиди дома. Только смысл-то какой? Ты зачем на Север приехал, «сачковать»? Так «сачковал» бы в своем Саратове, зачем так далеко ехать?

Спрос, строгий учет, до мелочей, до минуты рабочего времени, до каждого сваленного дерева, до каждого закопанного «мертвяка» – не пропустить, учесть все, но и не приписать лишнего. Работать не с бригадой, работать надо с каждым членом бригады, с каждым в отдельности. Надо сделать так, чтобы каждый знал, видел – его труд учтен, оценен, оплачен. Вот тогда что-нибудь и получится! Не «жандармский» надсмотр, нет – надо чтобы все осознали – каждый работает на себя. И ты, мастер, помогаешь ему работать на себя. По принципу – «никто не забыт, ничто не забыто»!

«Ничего, – думал Георгий, – за зиму я наведу в бригаде порядок. Должен навести. Все, по-моему, и сейчас уже поняли – «туфта» не пройдет! Но это еще полдела. Надо, чтобы каждый еще понял, что сделанное им не потеряется!»

14

Короткий зимний день клонился к вечеру. Погода для этого времени года, уже конец ноября, для этих северных мест, не очень и холодная. Солнечно, ветра нет. Тепло. Всего каких-то двадцать пять. Минус. Сегодня суббота, банный день. На улице полно гуляющего народа. Георгий все приготовил для бани – белье там, веник. Им с Петром одного веника никогда не хватает, они берут каждый по венику и за два банных часа «измочаливают» их до самых прутиков. Вот и сидит Георгий у окна, Петра, техрука драги, поджидает. Они в баню всегда вместе ходят. Напарят там друг дружку как следует, нахлещутся вениками, потом обсыхают в буфете, пивком охлаждаются. Тоня, буфетчица, в лютые морозы пиво чуть подогревает, чтобы после бани горло кто не застудил. Пиво бочковое, бодайбинское, лучшее пиво по сибирскому Северу. Пивовара директор «Лензолото», Горбунов, выписал аж из Риги. Нашел он там его, будучи в отпуске, предложил хорошие условия, квартиру дал. Вот теперь вся Сибирь и завидует бодайбинцам – их пиво по северным окраинам развозят как самый лучший деликатес. Ну, а уж по родному району такое пиво сам бог велел новому-то пивзаводу развозить без всяких ограничений, по всем «жилым» местам. Горнякам – по две-три кружечки после баньки освежиться – огромное удовольствие!.

«Ну, наконец-то, вот и Петро пришел, – подумал Георгий, заслышав чьи-то шаги по ступенькам крыльца.

– Вам телеграмма, Георгий Александрович. – Лиза, почтальон с почты, чем-то явно смущена.

– Откуда, что еще за телеграмма, – Георгий аж вспотел от предчувствия – «неужели с отцом что-то»…

«Выезжай срочно отец при смерти Мама». В дом тяжело ввалился Петро.

– Знаем, что у тебя случилось, переполох уже по всему поселку. Спрашивают, не нужны ли тебе деньги на поездку? Все-таки, недавно ты у нас работаешь, еще не успел, наверное, запасы денежные создать.

– Да ведь вот, только пришла телеграмма, я ее только читаю, распечатал вот, на, сам прочитай.

– Да знаю я уже всё, не будь ты наивным, все уже знают. Тебя спрашивают – деньги нужны?

– Да, нужны, наверное, я тут поиздержался с новосельем, да с какой ни на есть мебелью, нужны, наверное, будут. Но я выпишу в бухгалтерии, возьму авансом, рассчитаюсь, когда приеду. Петя, машину надо, в аэропорт мне срочно… – Георгий нетерпеливо заходил по комнате, еще плохо соображая о происшедшем, растерян, не успел еще осознать, еще не понимал – что же произошло?..