Чужое сердце - Ирина Градова

Через час и десять минут я вбежала в офис, задыхаясь от бега по лестнице: в огромном бизнесцентре не работали лифты, потому что отключили электричество! За окном темнело, и, так как лампы нигде не горели, я двигалась по узкому коридору на ощупь. Дверь справа от меня оказалась приоткрыта, и в щель просачивался слабый мерцающий свет.

– Сюда! – услышала я звонкий голос Вики, распахивающей дверь навстречу мне. В руке у девушки была толстая свечка.

Когда я вошла в офис, мне показалось, будто я попала в церковь: повсюду горели свечи: толстые и тонкие, большие и маленькие, даже в большом блюде с водой на столе рядом с «умершими» компьютерами Вики тускло сияли плавающие свечки.

– Красиво, правда? – мечтательно произнес Павел, глядя на меня поверх своих толстых бифокальных очков. – Романтика!

– К сожалению, мы тут вовсе не по романтическому поводу собрались! – сказал Лицкявичус, выступив из тени. – Есть важные новости, поэтому я и решил не дожидаться завтрашнего дня.

– И что же такого срочногопроизошло? – поинтересовался Леонид, как обычно, забившийся в самый дальний угол. Пламя свечей таким удивительным образом освещало его бледное лицо, что делало патологоанатома похожим на своих «клиентов». – Мне пришлось бросить одно очень интересное тело.

– Ох, Лень, только не надо о телах! – взмолилась Вика.

– Вотвот, – поддержала девушку Ивонна. – У нас и так проблем хватает!

– Так в чем делото? – не выдержала я.

– А дело, Агния, в том, что Карпухин нашел мужа Елены Красиной.

– Правда? – обрадовалась я. – Значит, у Владика теперь все будет в порядке?

– Что касается мальчика, – ответил Лицкявичус, – то у него теперь точно все хорошо – необходимость в пересадке костного мозга отпала. Он потихоньку поправляется.

– Тогда что не так? – подозрительно спросила я.

– Дело в том, что когда мы брали у Красина пункцию, то еще не знали о том, что его помощь не понадобится. Экспрессанализ провели очень быстро, и результат просто потрясающий: костный мозг отца также не подходит мальчику!

Мы все пооткрывали рты.

– Это невозможно! – мотнул головой Никита. – Ну ладно, у одного родителя, но – у обоих?!

– Более того, – продолжал Лицкявичус, – кровь тоже другой группы. Группа крови Елены Красиной и ее мужа – первая, а у мальчика – третья.

– Нонсенс! – буркнул Леонид. – Если у родителей первая группа, то у детей может быть только первая. Лаборатория допустила ошибку.

– В томто и дело, что нет, – возразил Лицкявичус. – Они перепроверили дважды – с тем же результатом.

– Но это же значит... – пробормотала я и осеклась.

– Это значит, что Владик – не родной сын Елены, – закончила мою мысль Ивонна. Она тоже выглядела взволнованной. – А вы, Андрей Эдуардович, уже сказали ей о результатах анализов?

Глава ОМР покачал головой.

– Это так, с бухтыбарахты, не делается, – сказал он.

– Да чего уж там! – отмахнулся Леонид. – Они же знают, что усыновили ре... Погодитека!

– Вот именно! – воскликнул Никита, подавшись вперед и едва не свалившись при этом со стула. – Если они знают, что Владик – не их биологический сын, то почему стали послушно сдавать анализы? Почему Елена сразу не поставила нас перед фактом, ведь она заведомо должна была понимать, что пробы не подойдут?

– Ну, – ответил Павел задумчиво, – тут может быть несколько объяснений. Вопервых, ты думаешь, Никита, это так легко – признаться почти незнакомым людям, что ребенок, которого ты привык считать родным, таковым на самом деле не является? Вовторых, Елена могла и не знать своей группы крови, а уж тем более – группы крови бывшего мужа. И, наконец, втретьих, при всех прочих возможностях костный мозг одного из приемных родителей вполне может подойти ребенку – чем черт не шутит?

– Это все так, – кивнул Лицкявичус. – И все же меня беспокоит четвертыйвариант: что, если ни Елена, ни ее муж понятия не имеют, что мальчик – не их биологический сын?

– Да, но как такое возможно? – развела руками Ивонна.

– Бросьте, дорогая, о чем вы говорите – в нашето время! – усмехнулся Павел. – Могли в роддоме недоглядеть, ведь такие случаи отнюдь не единичны, или еще чтонибудь. Надо подумать, как бы поаккуратнее эту информацию до Елены донести и посмотреть, явится ли она для нее новостью.

– Это еще не все, – снова заговорил Лицкявичус. – Теперь о Тамаре Решетиловой. Мы с Ивонной и Павлом побеседовали с ней...

– Да что там – побеседовали! – перебил его Кобзев. – Настоящий допрос этой несчастной тетке учинили – даже стыдно, честное слово!

– Вот и напрасно, – серьезно заметил Лицкявичус. – Нам стыдиться нечего, а ее требовалось как следует проверить. В конце концов, после того, что она пережила со своим сыном, немудрено крышей съехать. Женщина она нервная, дерганая, но, судя по всему, вполне адекватная. Все, что она рассказывает о преследовании, звучит вполне правдоподобно. С одной стороны, надо бы подключиться к проблеме Решетиловых, с другой – как это сделать?

– Роме Решетилову нужна защита, – подал голос Павел. – Но они живут, если не ошибаюсь, в Кировске!

– Может, им сюда перебраться – временно? – предложила Ивонна. – Могу принять их сама: у меня есть совершенно свободная однушка в центре.

– Это ничего не изменит, – покачал головой Лицкявичус. – Как вы представляете себе сам процесс – как защиту свидетелей в какойнибудь Америке? У них есть специальная программа, средства, а у нас ничего подобного нет. Так что Карпухин не сможет выделить людей. Никто из нас также не может заниматься охраной мальчика: вопервых, мы не обладаем соответствующими полномочиями, вовторых, каждый из нас, помимо ОМР, имеет еще, по крайней мере, одну работу, которая является основной.

– Но, послушайте, – вмешалась я, – мы говорим о защите, забывая о том, от чегонужно защищатьРому Решетилова!

– Агния права, – поддержал меня Кобзев. – То, что семью преследуют, похоже, сомнений не вызывает. Однако встает вопрос: это те же люди, что были в первый раз, или другие?

– Знаете, Павел, – хмыкнул Никита, – если это другие, то Решетиловы – самое невезучее семейство на свете!

– Согласна, – кивнула Ивонна. – Но тогда это означает, что...

– Трудно поверить, – подхватил Лицкявичус, – но это значит, что, несмотря на смену места жительства, те, кто похитил мальчика в первый раз, хотят сделать это снова. Они что – собираются «доить» его до тех пор, пока не выпотрошат подчистую?!

От этой мысли тошнотворный комок подкатил к моему горлу.

– А другие дети? – спросил Никита. – Значит ли это, что они тоже в опасности?

В комнате повисло тягостное молчание.

– Подождите, – проговорила Ивонна, – вы предполагаете, что похищения именно этихдетей были не случайными?

– Я думал, что мы все это уже и так понимаем, – пожал плечами глава ОМР. – Ведь у нас всего двенадцать подобных случаев, когда детей все же возвратили.

– Это из тех, что известны! – парировал Никита.

– Да, но это само по себе отличает их от всех остальных преступлений, когда дети пропадали, как говорится, «с концами». Решетиловы переехали, и все же это не спасло их от преследования и, возможно, повторной попытки похищения. Это заставляет вернуться к началу и вновь спросить себя, что же общего у всех этих детей?

– Ну, давайте посмотрим? – предложил Павел, тяжело поднимаясь со своего стула и подходя к белой пластиковой доске. Несколькими привычными движениями он маркером нанес на нее имена всех пострадавших, включая Лавровских. Он быстренько пририсовал стрелочки от родителей к детям. Таким образом, на доске появилось два круга – большой, а в нем еще один, поменьше.

– Что вы видите? – спросил Павел, отступая и озадаченно глядя на дело рук своих.

– Помоему, то же, что и раньше! – секунд через десять ответил Никита.

– Давайте от обратного, – предложил Лицкявичус. – В чем разница?

– Ну, некоторые родители до сих пор живут вместе, а другие развелись, – неуверенно пробормотала я.

– Отлично, Паша – отрази! – скомандовал глава ОМР, и Кобзев, заглядывая в свои записи, отметил тех, кто в разводе. Их оказалось три пары. – Что еще?

– Может, номера поликлиник? – предложила Ивонна. – Некоторые из детей проходили плановое обследование.

– Карпухин проверил это, – ответил Лицкявичус. – Только две семьи живут в одном районе и, соответственно, приписаны к одной и той же поликлинике. Тем не менее рисуй, Паша!

– И фамилии врачей! – выкрикнул Никита.