Обвенчанные утром - Лиза Клайпес

— Я пришла взять кое-какие книги, если… если позволите.

Лео только кивнул и снова вернулся к своим чертежам.

Испытывая чувство острого смущения, Кэтрин подошла к книжным полкам и стала искать нужные книги. В комнате было так тихо, что ей казалось, будто наверняка слышно, как стучит её сердце. Ощущая жгучую необходимость разрушить напряжённое молчание, она спросила:

— Вы проектируете что-то для поместья? Дома для арендаторов?

— Пристройку к конюшне.

— О.

Кэтрин уставилась невидящим взглядом на ряды книг. Они собираются притворяться, что прошлой ночью ничего не произошло? Она-то уж точно на это надеялась.

Но тут она услышала голос Лео:

— Если рассчитываете на извинение, то вы его не получите.

Кэтрин повернулась к нему:

— Прошу прощения?

Лео всё ещё рассматривал чертежи:

— Если вы приходите к мужчине ночью, когда он в постели, не ждите мирной беседы за чашкой чая.

— Я не приходила к вам, когда вы в постели, — защищаясь, сказала девушка. — То есть, вы были в постели, но у меня не было желания застать вас там.

Сообразив, что несёт какую-то несуразицу, Кэтрин еле удержалась, чтобы не стукнуть себя по голове.

— В два часа ночи? — уточнил Лео. — В это время меня практически всегда можно найти на матраце за двумя занятиями. В одном случае я сплю. И не думаю, что нужно пояснять, чем я занимаюсь в другом.

— Я только хотела проверить, нет ли у вас лихорадки, — сказала она, густо покраснев. — Не нужно ли вам чего-нибудь.

— Вероятно, нужно было.

Кэтрин никогда раньше не чувствовала себя так ужасно неловко. Её нервы были натянуты до предела.

— Вы расскажете кому-нибудь? — заставила она себя спросить.

Одна из его бровей выгнулась, делая выражение лица насмешливым.

— Вы боитесь, что я собираюсь болтать о нашем ночном рандеву? Нет, Маркс, мне от этого выгоды никакой. И, к моему большому сожалению, мы почти ничего и не делали для более или менее приличной сплетни.

Краснея, Кэтрин подошла к наброскам и обрывкам бумаг, лежащим на углу стола. Она выровняла их, сложив в аккуратную стопку.

— Я сделала вам больно? — удалось ей спросить: она вспомнила, как нечаянно толкнула его в раненое плечо. — Утром всё ещё было больно?

После небольшой паузы Лео ответил:

— Нет, стало полегче, когда вы ушли. Но держу пари, многого не понадобится, чтобы боль вернулась.

Кэтрин охватили угрызения совести:

— Простите. Может быть, наложить на него компресс?

— Компресс? — озадаченно повторил он. — На не… о. Мы говорим о моём плече?

Кэтрин смущённо моргнула:

— Конечно, мы говорим о вашем плече. О чём ещё мы можем говорить?

— Кэт… — Лео отвёл взгляд. К её удивлению, в его голосе слышалась усмешка. — Когда мужчину возбуждают и оставляют неудовлетворённым, ему обычно после этого больно.

— Где?

Он послал ей красноречивый взгляд.

— Вы имеете в виду… — её лицо вспыхнуло, как только она поняла. — Что ж, мне безразлично, что у вас болит там, я переживала только за вашу рану!

— Она намного лучше, — заверил её Лео, сверкнув весёлым взглядом. — А что касается другой боли…

— Это не имеет ко мне никакого отношения, — перебила его Кэтрин.

— Позволю себе не согласиться.

Чувство собственного достоинства Кэтрин основательно пострадало. Было ясно, что ничего другого не оставалось, кроме как отступить.

— Я ухожу.

— А как же книги, за которыми вы приходили?

— Я возьму их позже.

Она повернулась, чтобы уйти, но край её расклешённого рукава зацепился за стопку бумаг, которую она только что привела в порядок, и те полетели на пол.

— О, Господи.

Девушка упала на четвереньки и стала собирать бумаги.

— Оставьте, — услышала она голос Лео. — Я сам.

— Нет, это я…

Кэтрин внезапно замолчала, увидев кое-что среди эскизов зданий, ландшафтов и страниц с заметками. Карандашный набросок женщины… обнажённой женщины, лежащей, облокотившись, на боку, со светлыми, разметавшимися во все стороны волосами. Стройная нога скромно лежала на другой, частично скрывая изящный женский треугольник.

А на носу балансировали до боли знакомые очки.

Дрожащей рукой Кэтрин подняла набросок, между тем как её сердце зашлось в бешеной скачке, глухими ударами отдаваясь в рёбра. Когда же наконец после нескольких попыток она всё-таки смогла хоть что-то произнести, её голос прозвучал как-то тонко и сдавленно.

— Это я.

Лео опустился на ковёр рядом с ней и кивнул с покаянным видом. Его лицо тоже слегка покраснело, отчего глаза казались поразительно голубого цвета.

— Почему? — прошептала она.

— Я не хотел унизить вас, — сказал он. — Это только для моих глаз, больше ничьих.

Она заставила себя снова взглянуть на набросок, чувствуя себя выставленной напоказ. Вряд ли бы она могла смутиться больше, даже если бы он действительно видел её обнаженной. Но при этом рисунок совсем не было пошлым. Женщина была нарисована длинными, точными штрихами, в изящной позе. Чувственной.

— Вы… вы никогда не видели меня такой, — смогла она проговорить, а затем слабо добавила: — Нет же?

Он самоиронично улыбнулся

— Нет, я ещё не опустился до подглядывания, — он сделал паузу. — Всё верно? Это нелегко — угадать, как вы выглядите под всеми этими слоями.

Нервный смех прорвался сквозь чувство стыда.

— Даже если вы и угадали, я бы этого не признала, — она положила трясущейся рукой набросок на стопку бумаг рисунком вниз. — Вы и других женщин также рисуете? — спросила она робко.

Лео покачал головой:

— Я начал с вас, и дальше пока не сдвинулся.

Краска на её лице стала гуще.

— У вас есть другие такие рисунки? Изображающие меня обнажённой?

— Один или два, — он пытался выглядеть раскаивающимся.

— О, пожалуйста, пожалуйста, уничтожьте их.

— Непременно. Но моя честность заставляет меня уверить вас, что я наверняка буду ещё рисовать. Это моё любимое хобби — рисовать вас обнаженной.

Кэтрин простонала и закрыла лицо руками. Из-за стиснутых пальцев донёсся её голос:

— Как бы я хотела, чтобы вместо этого вы занялись коллекционированием чего-нибудь.

Она услышала хриплый смех:

— Кэт. Дорогая. Вы можете посмотреть на меня? Нет?

Она вся напряглась, но не пошевелилась, когда почувствовала, как его руки обнимают её.

— Я всего лишь дразнил вас. Я не буду больше рисовать вас в таком виде, — Лео не отпускал её, осторожно склоняя её лицо к своему здоровому плечу. — Вы сердитесь?