Полет мотылька - Алексей Калугин

Глава 5

Ближайший кабинет генетического картирования находился в двух кварталах от дома. Геннадий Павлович решил заглянуть туда в четверг, с утра пораньше, перед тем как отправиться на очередную встречу в «Поджарку».

Едва Геннадий Павлович вышел на улицу, как у него появилось странное ощущение, что за те несколько дней, что он просидел дома, город странным образом изменился. Нет, внешне он не стал другим, но в привычно напряженной атмосфере города явственно сквозило ощущение нервозного беспокойства. Город был похож на выросший среди густой травы на прогретом солнышком пригорке огромный переспелый гриб-дождевик, вот-вот готовый лопнуть, чтобы рассеять вокруг облако крошечных спор, каждая из которых содержала в себе крупицу новой жизни. Вот только чем могло прорасти нависшее над городом напряжение, пока было непонятно.

Москва во все времена была городом агрессивным, замкнутым на себе, на манер ленты Мебиуса, не приемлющим таких понятий, как «снисхождение», «взаимопонимание» и «сострадание». Этот город не приспособлен для жизни людей. Даже самые простые повседневные дела требуют здесь адских усилий, изощренного хитроумия и нечеловеческой изворотливости. Слова «закон» и «порядок» ничего здесь не стоят. Зло движется по улицам города в плотном людском потоке, то и дело выхватывая новую жертву. И это уже не проблема жизни, а проблема выживания, требующая не только особого склада ума и чрезвычайно устойчивой психики, но еще и специальных навыков, которым нигде не учат. Каждому жителю этого города приходится на собственной шкуре тестировать достоинства и недостатки того или иного средства нейтрализации едкой городской среды. Город-свалка, город-базар, город – постоялый двор. Столица? Быть может… Вот только какое это имеет значение?

Сегодня агрессивная среда города была настроена воинственно. Ее напряжение ощущалось едва ли не на физическом уровне. Все вроде как обычно, но при этом неприятный холодок то и дело пробегает по позвоночнику от основания шеи до самого копчика. Кажется, что солнце сегодня чрезмерно яркое, воздух пропитан пылью и запахами выхлопных газов, машин, припаркованных на пешеходных дорожках, как никогда много, а тормоза тех, что проносятся мимо, визжат на редкость омерзительно. И на душе как-то неспокойно, как будто никак не можешь вспомнить, выключил ли утюг, выходя из дома.

Выйдя из подъезда, Геннадий Павлович увидел группу молодых парней, лет по семнадцать-восемнадцать, коротко остриженных, в одинаковых ядовито-зеленых майках, черных широченных штанах и огромных ботинках с тупыми раздутыми носами, похожими на морды бегемотов. Ребята толкались вокруг лавочки напротив соседнего подъезда, покуривая и о чем-то негромко переговариваясь. Приметив Геннадия Павловича, они как-то очень уж недобро стали посматривать в его сторону. Чтобы разминуться с резко не понравившейся ему группой парней, Геннадий Павлович повернул в сторону от проезжей части. Теперь для того, чтобы выйти на главную улицу, ему нужно было обойти весь длинный двенадцатиподъездный дом. Не особенно хитроумный маневр Геннадия Павловича не остался незамеченным, и вслед ему полетели смешки и крайне нелицеприятные замечания. Проявив вполне обоснованное благоразумие, Геннадий Павлович сделал вид, что к нему это не имеет никакого отношения.

Дойдя до конца дома, Геннадий Павлович свернул за угол. И тут взору его предстала надпись на стене: «Уничтожим всех уродов!» – аршинные буквы были аккуратно выведены масляной краской зеленого цвета. Геннадий Павлович не помнил точно, когда последний раз обходил дом с этой стороны, но готов был поклясться, что прежде стена была чистой.

Размышляя о странной надписи на стене, смысл которой остался для него непонятен, Геннадий Павлович вышел на главную улицу. На другой стороне проезжей части находилась автобусная остановка. Коммерческого рейса дожидались семь человек. Геннадий Павлович давно уже приметил, что люди на остановках чаще всего мрачно и недовольно поглядывают друг на друга, словно подозревают всех вокруг в саботаже, вызвавшем перебой в движении автобусов. Но сегодня ожидавшие автобус граждане что-то весьма оживленно между собой обсуждали. Причем в разговоре принимали участие одновременно все. О чем именно шла речь, Геннадий Павлович не слышал, но беседа была весьма эмоциональной. И похоже, не совсем безобидной. Геннадий Павлович увидел, как высокий молодой мужчина с черной сумкой на плече неожиданно толкнул в грудь своего собеседника, который был примерно одного с ним возраста, но чуть ниже ростом. Тот попытался отмахнуться, но на него тут же замахала сложенным зонтиком женщина средних лет с ярко-рыжими, не иначе как крашеными волосами. Причем она явно имела намерение угодить оппоненту зонтиком по голове. Увернувшись от пары не слишком удачных выпадов зонтом, невысокий сделал шаг назад. Четверо из шести человек, оставшихся на остановке, последовали за ним, продолжая угрожающе кричать. Невысокий попытался было что-то возразить, но, наткнувшись на бетонную стену непонимания, был вынужден продолжить отступление. Пятясь, он сделал еще пару шагов, после чего в сердцах махнул рукой и, повернувшись спиной к что-то возбужденно орущим вслед ему гражданам, быстро зашагал прочь от остановки.

Среди тех, кто принимал участие в инциденте на остановке, не было ни одного, чей внешний вид свидетельствовал бы о том, что с ним лучше не связываться. Да и тот, что был изгнан совместными усилиями всей честной компании, также не производил впечатления отъявленного бузотера, только и ищущего, где бы проявить свои природные способности. Странная была сценка. Но к Геннадию Павловичу это не имело никакого отношения, а посему, сделав вид, что его нисколько не интересует то, что происходит на остановке, Калихин чинно прошествовал мимо.

Место для районного кабинета генетического картирования было выбрано далеко не самое удачное. С задней стороны небольшого гастронома, рядом с пунктом приема стеклотары, имелась металлическая дверь, выкрашенная в аспидно-черный цвет. Сколько раз ни проходил мимо нее Геннадий Павлович, на массивных петлях, приваренных под дверной ручкой, неизменно висел тяжелый амбарный замок. Нынче же замок с двери был снят, а над притолокой красовалась табличка: «Кабинет генетического картирования ь 110. Р-н Марьино-3». Надпись была выполнена типографским способом, не очень аккуратно и почему-то в зеленых тонах. Слева от нее был нарисован еще и красный крест, обвитый змеей. Удлиненная нижняя часть креста делала его похожим не на медицинскую эмблему, а на церковный символ. На невысоком парапете, покуривая и негромко о чем-то переговариваясь, сидели четверо человек, здорово смахивающих на магазинных грузчиков. В стороне от них своей компанией стояла группа молодых парней в возрасте от восемнадцати до двадцати двух. При первом взгляде на них Геннадий Павлович решил было, что это та же компания, которую он встретил возле дома, – такие же ядовито-зеленые майки без рукавов, широкие черные штаны и тяжелые ботинки на высокой подошве с широким рантом. Те же бритые затылки и блеклые самодельные татуировки на накачанных бицепсах. И, что самое главное, точно такие же взгляды – одновременно насмешливые и злые, – которые они искоса бросали в сторону Геннадия Павловича. Один из парней с маленькими, близко посаженными глазками что-то сказал своим приятелям, в ответ на что те дружно заржали. Однако за этим не последовало никаких агрессивных действий или оскорбительных замечаний. Скорее всего, по той простой причине, что в двух шагах от двери стоял, заложив руки за спину, рослый сержант службы охраны общественного порядка, облаченный в черную униформу с шевроном на левом рукаве. На шевроне – раскинувший крылья орел, вцепившийся когтистыми лапами в два перекрещенных меча. На поясе у охранника висели резиновая дубинка, пара наручников и кобура с пистолетом. Охранник глядел на мир сквозь зеркальные стекла солнцезащитных очков в тонкой металлической оправе и не спеша, размеренно двигал нижней челюстью, гоняя жвачку во рту. Ну разве можно было не проникнуться любовью и уважением к столь харизматичному типу защитника общественного порядка? Невольно подтянувшись и расправив плечи, Геннадий Павлович подошел к охраннику.