Ожерелье вечности - Марина Волкова

— Я получил своё золотко-Зайку, чего и всем желаю!

Когда объявили танцы, молодожёны открыли первый тур под восхищённые взгляды собравшихся. Маня буквально купалась в обожании, исходившем от Николая, и была счастлива. Всё её существо стремилось к нему и, когда он, улучив момент, прошептал, что можно было бы и сбежать уже, она долго не заставила себя упрашивать, последовала за ним. В карете Николай, видя, что ей овладело такое напряжение, что сцепленные руки побелели, попытался её отвлечь посторонним разговором, но она не поддавалась: сидела молча, опустив глаза, и мелко дрожала. Подъехав к дому, Николай подхватил её на руки, и бегом пустился в спальню, распугивая слуг, те только успевали открывать двери перед ними. В спальне, уложив Маню на пышную кровать, Николай вернулся к двери, и попросил слуг наполнить ванну. А сам вернулся к ней, чтобы успокоить и ободрить её. Она уже сидела в кровати с широко распахнутыми глазами и при приближении Николая сделала движение руками, подняв их в защитном жесте.

— Ну, что ты, глупышка! Я не Витюша, я уже покушал, довольно плотненько, я тебя сегодня не съем, оставлю на завтра, — пошутил Николай, пытаясь разрядить атмосферу. Маня улыбнулась, вспомнив фейерверк, и решила не бояться, ведь это же любимый рядом, тот, кого она видела во снах задолго до его появления здесь. Тот, кого сразу же узнала и полюбила, без вариантов, любви которого долго ждала, порой отчаиваясь пробудить к себе интерес. Тот, за кого, не раздумывая, отдала бы жизнь свою. И то, что сейчас произойдёт, только обогатит их обоих, сделает полнее ощущение любви и единения. Николай тем временем почти разделся сам и уже осторожно расстёгивал крючки на её платье. Она помогла ему и скоро осталась только в белье — корсаже и милых кружевных панталончиках. Николай даже притворно заскрежетал зубами от этой соблазнительной картины, опять подхватил её на руки и понёс в ванную, усадил на кушетку и, расшнуровывая корсаж, целовал обнажающуюся спину.

От этих поцелуев по коже Мани побежал озноб, вызывая необычные ощущения во всём теле, заставляя сжиматься соски и сладко ныть низ живота. Тело как будто стало жить отдельной от разума жизнью, откликаясь и реагируя на поцелуи и ласки Николая. Он повернул Маню к себе лицом и с восхищением, не ускользнувшим от её внимания, воззрился на полную красивую грудь. Вдоволь натешившись её упругой мягкостью и нежностью и наполняя тело Мани ощущением невесомости и безвременья, он лёгким, почти незаметным движением развязал верёвочку, на которой держались панталоны. Миг — и они упали к ногам, открывая его глазам восхитительные линии стройных бёдер и их сочленения. Задохнувшись от возбуждения, он попытался отвлечь себя, снимая и с себя оставшееся бельё. Маня, увидев его обнажённым, таким грозным в своей готовности к соитию, невольно закрыла глаза. Сердце гулко застучало где-то в горле, вызывая его спазм. Хриплым от возбуждения голосом Николай пригласил её в наполненную тёплой водой ванну и помог ей спуститься. Вода сняла излишнее напряжение, расслабила и открыла ещё одну прекрасную возможность — мыть и ласкать друг друга, дарила всё новые и новые ощущения прикосновений. У Мани разгорелись глаза, она была послушной в руках Николая, только почувствовав его в себе и, ощутив тянущую боль, невольно вздрогнула, боясь продолжения этой боли. Но это был какой-то миг, потом приятные движения стали доставлять всё большее наслаждение, пока сознание не взорвалось экстазом. Вскоре к её стонам присоединился и Николай. Казалось, он воспарил, настолько острым и продолжительным было ощущение обладания, наслаждение волнами накрывало его снова и снова…

Ничего подобного прежде с ними не было, и они даже представить себе не могли, какой силы может быть это чувство, какую ни с чем не сравнимую эйфорию приносит близость с любимым человеком. Тела их горели неутолимым огнём и они снова и снова, со всё возрастающим желанием начинали новое восхождение к вершинам наслаждения, пока совсем не выбились из сил. Сон сморил их, но даже во сне тела их были переплетены, как будто они боялись хоть на миг оторваться друг от друга…

IX.

Пробуждение было ужасным настолько, что, поняв, что находится в своей ростовской квартире, один, Николай подумал, что сойдёт с ума от горя. Воспоминание о блистательном ощущении недавнего счастья причинило острую боль, утробный крик вырвался из груди Николая, он согнулся пополам и в бессильном гневе замолотил кулаками и головой по полу, до кровавых пятен на нём. Физической боли он не чувствовал, настолько душевная боль поглотила его сознание целиком. Самое страшное было в этой ситуации то, что он сам был автором этого сценария и потому винить больше было некого, лишившись Мани, он лишился целого мира, части самого себя.

Прошло много времени, прежде чем ощущение реальности вернулось к нему. Вымазанный кровью пол взывал о чистоте, поэтому оглушённый и опустошённый Николай тяжело поднялся и побрёл в ванную. Из зеркала на него смотрел жуткий тип с разбитым в кровь лицом, с отвращением и ненавистью Николай рассматривал своё отражение. Ненавидел до зубовного скрежета себя самого недавнего, такого преступно ограниченного, сексуально озабоченного и самонадеянного глупца, возомнившего себя богом, не смогшим просчитать ситуацию хотя бы на шаг вперёд. И Маня, оставшаяся там, за этой реальностью, стала невинной жертвой его недальновидности. Вспомнив её, такую желанную, он глухо застонал. Мысли метались, не находя выхода. Всё, что он любил и чем дорожил, осталось там, за гранью. Оставалась одна, совсем малюсенькая надежда на Рамияра, что тот, мудрый учитель, поможет советом или хотя бы сможет утолить боль от этой зияющей раны души…

Умывшись, приведя в порядок комнату и замазав заживляющим бальзамом ссадины на лице, Николай отправился на поиски Учителя.

Солнце ослепило его на улице. Всё вокруг казалось каким-то чужим и чуждым. Он с трудом вспоминал и узнавал предметы и явления современного мира, мира двадцать первого века. Этот мир показался ему сплошь искусственным. Здания закрывали горизонт, казалось, они взяли в окружение Николая, громоздясь, и наползая друг на друга. Ущелья между ними были забиты железными средствами передвижения, суета которых вызывала опасение. Люди выглядели странно — все сплошь, и мужчины и женщины, были одеты практически одинаково — в шорты и футболки светлых тонов. Принадлежность к тому или другому полу можно было определить, лишь присмотревшись к очертаниям фигуры в мешковатых этих одеждах. Огромные рекламные щиты были развязно настойчивыми, приторно убедительными и вызывали только раздражение своей кричащей безвкусицей. Всё вокруг было враждебным. Николай почувствовал себя маленькой букашкой в городе великанов, никому не нужным, несовременным романтиком, этаким городским сумасшедшим, душевнобольным в буквальном смысле этого слова. Ему пришлось напрячься, чтобы вспомнить верную дорогу в этих современных джунглях.