Вивальди - Вирджилио Боккарди

И она свернула в переулок, сопровождаемая верным Филиппето.

Рождение первенца прошло как по маслу, и на свет появился мальчик с рыжими волосиками. Бабушка Камилла с помощью Маргариты перепеленала младенца, а Дзанетта побежала за Мауро, чтобы сообщить ему радостную весть.

— Мы с мужем решили назвать его Пьеро, — сказала молодая мать, прихлёбывая из чашки крепкий бульон, который повитуха Маргарита неизменно предписывала всем своим пациенткам после счастливого разрешения для «возобновления сил».

— Что скажет дон Антонио, когда увидит рыжеволосого племянника? — сказала бабушка, любуясь цветом волос новорождённого.

Ещё вчера, погладив сестру по животу, Антонио заверил её, что на полнолуние у неё должен родиться мальчик.

На следующее утро с кипой нот под мышкой он отправился на гондоле в театр Сан-Мозе, который заказал ему оперу. Это означало, что Венеция наконец признала его как оперного композитора. Сам театр был небольшой и пользовался широкой известностью у простого люда, обычно приходившего на представление целыми семьями. Премьера оперы назначена на 16 февраля — начало карнавала. На сей раз Вивальди отказался от услуг Браччоли и выбрал либретто под названием «Обман, торжествующий в любви» венецианца Антонио Марки. Правда, либреттист он был с ленцой. На набережной Скьявони ему принадлежали причалы с гондолами, а это приносило куда больший доход, нежели литературный труд. В основу либретто легла история о соперничестве между Артабаном, вождём населявших Северную Персию диких племён, и армянским царём Тиграном, у которого соперник умыкнул невесту красавицу Дориклею. На роль Артабана Вивальди ангажировал молодого венецианского певца Денцио, которого не раз слышал на домашних концертах во дворце Веньер. Он решил как импресарио делать ставку на молодёжь, которой можно было платить меньше, чем известным актёрам. По расчётам Вивальди, успеху оперы могут способствовать три важных обстоятельства: прежде всего сочинённая им музыка; во-вторых, либретто, написанное хорошо известным среди гондольеров автором. Наконец, участие блестящего солиста Денцио, услышать которого в театр непременно придут многочисленные родственники и друзья певца, чей голос неизменно приводит в восхищение его поклонников.

Вивальди оказался прав. На премьере тенору Денцио пришлось на бис исполнять все свои арии, что затянуло спектакль на целый час. Но публика не спешила расходиться, она привыкла к неожиданным музыкальным паузам, и для неё было удовольствием в зимний вечер провести в хорошей компании любителей оперы лишний часок в тепле.

Слава Вивальди росла, и от либреттистов не было отбоя. Они лезли из кожи вон, чтобы понравиться ему, украшая титульные листы своих либретто такими или подобными им надписями: «Музыка известного композитора и прославленного скрипача дона Антонио Вивальди». Если же шумный успех в Сан-Мозе принёс ему истинное удовлетворение и позволил немного заработать, то с Пьета были связаны одни расстройства. Там его вновь ждал неприятный сюрприз. Попечительский совет в который раз пересмотрел своё решение, видя как pute неплохо справляются в отсутствие наставника, и лишил рыжего священника должности главного капельмейстера. Узнав об этом, Вивальди был вне себя от негодования, обвиняя восседающих в совете попечителей в элементарном непонимании роли руководителя хора, безалаберности и отсутствии вкуса и слуха.

— Они радеют лишь о деньгах! — возмущался он. — Для них хор и оркестр — это лишняя забота и головная боль.

Когда через пару месяцев те же попечители Пьета увидели, как зрители стали обходить стороной воскресные концерты, им пришлось вновь обратиться за помощью к рыжему священнику. Уже 24 мая было принято единогласное решение о его возвращении. Подавив в себе обиду и вспомнив о любимых ученицах, брошенных теперь на произвол судьбы, Вивальди согласился вернуться, даже не потребовав прибавки к жалованью. За ним осталась та же обязанность — преподавать и сочинять духовную музыку. Его ученицам надлежало не только в совершенстве овладевать инструментом и справляться с техническими трудностями, но и понимать стиль и верно передавать дух исполняемого произведения.

Снова оказавшись в знакомой среде, где послушные ученицы смотрели на него с обожанием, дон Антонио с удовольствием возобновил с ними уроки вокального мастерства и композиции. Ему с ними было удивительно хорошо и тепло. Для них он был не просто известным композитором, чьи партитуры издают голландские типографы, а прежде всего милым и чудаковатым наставником, который по-детски заражался весёлым настроением своих смешливых учениц и вопреки правилам композиции сочинял мелодии, подчиняясь лишь неуёмной фантазии. Девушки брались за их исполнение с энтузиазмом, и поначалу создавалась невообразимая какофония, когда фагот, надрываясь, вторил флейте, а скрипка или мандолина спорили с флейтой-осьмушкой.

— Моё имя Иоганн Георг Пизендель. Я прибыл из Дрездена — так представился однажды утром в консерватории Пьета дону Антонио молодой человек с длинной клинообразной бородкой и вьющимися волосами.

Он был элегантно одет и держал в руке тёмный бархатный футляр, в котором, по всей видимости, была скрипка. Этот ранний визит нисколько не удивил Вивальди. По городу уже разнеслась весть о прибытии Фридриха Августа Саксонского, будущего курфюрста. В составе его свиты был известный скрипач Пизендель, которому поручено стать за дирижёрский пульт во время большого концерта Дрезденской придворной капеллы. Немец появился в Пьета засвидетельствовать своё почтение и пригласить коллегу на концерт, который должен состояться во дворце монсеньора Тревизана.

Но не только с этим Пизендель пришёл в то утро. Он лелеял надежду, что дон Антонио, несмотря на всю свою занятость, согласится дать ему несколько уроков исполнительского мастерства и композиции. Ради этого он готов задержаться в Венеции до Рождества и даже вновь вернуться сюда, если бы маэстро соблаговолил выделить для него время. Робко изложив свою просьбу, гость никак не ожидал, что искусный музыкант не только с готовностью согласится, но и сочтёт для себя за честь дать уроки скрипки столь знаменитому коллеге.

Слушая немца, Вивальди немало дивился тому, с какой быстротой его имя обрело широкую известность за рубежом. Многие иностранцы, оказавшись в лагунном городе и побывав на концертах в Пьета, возвращались домой под сильным впечатлением от музыки и виртуозной игры рыжего священника. И хотя его сольные выступления в финале кое-кто считал просто выпендрёжем, на самом деле это была действенная форма саморекламы. Кроме того, Вивальди решил издавать свои произведения в Амстердаме. Издатель Роже был опытным человеком, сумевшим поставить дело на крепкую коммерческую основу.

Многие иностранные музыканты и композиторы, оказываясь в Венеции, частенько обращались к рыжему священнику с просьбой не просто получить ноты его произведений, но и разъяснения и указания, как следует исполнять самые трудные пассажи. Вивальди никому не отказывал.

Пизендель ещё мальчиком попал в придворную капеллу городка Ансбах, где его учителем был великолепный веронский скрипач маэстро Торелли, представитель болонской скрипичной школы. Между наставником и учеником сразу установились не только дружеские отношения, но и сложился славный скрипичный дуэт. На прощание Вивальди вручил гостю пару своих концертов. На одной из партитур было написано крупными буквами над басовыми цифрами — «для болванов».

Поблагодарив за щедрый дар и прочитав надпись, Пизендель от неожиданности покраснел. Заметив его недоумение, автор поспешил успокоить коллегу, пояснив, что эти слова никак его не касаются и обращены к неучам-дилетантам, которые вечно канючат, требуя, чтобы басы были обязательно снабжены цифровыми указаниями, оцифрованы. Так называемый «цифрованный бас» или basso continue являлся неотъемлемой технической и композиционной характеристикой всего периода итальянского барокко. Вивальди в основном был озабочен двухголосым звучанием, а именно: певучестью высоких и низких тонов, причём последние у него выполняли роль гармонической поддержки. Таким образом, басы всегда являлись «цифрованными» даже без цифрового обозначения. Нередко ему приходилось самому садиться за клавесин, чтобы обеспечивать гармоничность звучания, или поручать это наиболее способной из своих учениц — органистке Лючане.

Уделив немцу внимание и дав ему соответствующие разъяснения, он заторопился, ибо все его мысли были заняты предстоящей постановкой новой оперы в Сант’Анджело на либретто Доменико Лалли. У причала набережной Скьявони его ждал, как обычно, весельчак и болтун Меми, ставший как бы его личным гондольером. Вивальди предложил немцу довезти его до Сан-Марко, а сам поплыл дальше к Сант’Анджело. Там его встретил отец с озабоченным лицом. Он сообщил пренеприятное известие о том, что с открытием сезона придётся пока повременить.