Афера. Роман о мобильных махинациях - Алексей Колышевский

– Леночка, мне можно говорить все. Я ведь друг. Твой друг. Хоть я и не верю в долгую дружбу между мужчиной и женщиной, но в течение какого-то времени она возможна, покуда…

– Что «покуда»? – неожиданно быстро откликнулась она.

– Покуда эта дружба не перерастет в нечто совершенно иное.

Она задумалась. Опустила голову, и Картье потерял контакт с ней, словно на время вышел из тоннеля. Вернее, какой еще «тоннель»? Это называется иначе…

Представьте себе, что на свете есть знание, наука, мудрость и вся она заключена в одном единственном слове «каббала». Начав постигать каббалу уже невозможно, немыслимо остановиться. Ты сразу попадаешь в поток, который уносит тебя прочь от прежней жизни во тьме незнания, суеверий и предрассудков. Картье начал свой путь в каббале несколько месяцев назад. Кто-то подарил ему диск с записью лекций великого ученого Михаэля Лайтмана, и Виктор начал слушать этот диск в машине. В первый день он простоял под окнами офиса до тех пор, пока не закончилась первая лекция, так как ему вдруг очень понятным и простым языком объяснили многое из того, чего сам себе он никак не мог объяснить. Ему ответили на вопросы, на которые у него не было ответов. И Картье заболел каббалой. Сперва он с чем-то был не согласен, но после долгих размышлений понял: все, о чем говорит мудрец, является той единственной истиной, которая объясняет природу человека, лишая людскую породу ее псевдозагадочности. Владея каббалой, начинаешь читать людей, знать людей, любить людей. В умении любить заключается суть каббалы. Никто не умеет быть настолько счастлив в любви, кроме как каббалист. Он знает, что есть поток наслаждений и каким образом в этот поток не только попасть самому, но и поместить в него объект своей любви, навсегда сделав себя его смыслом.

Несмотря на свое увлечение, Картье себя каббалистом не считал. Его знания были чересчур поверхностными, он не вникал в теорию и схемы каббалы – великой науки, матери всех наук, известных на Земле. Но и того, о чем он услышал, сидя часами в салоне «Infinity», окруженный многочисленными динамиками из которых лился спокойный, приятный голос Лайтмана, было вполне довольно для того, чтобы в Картье проснулись его интуиция, его природный магнетизм. Это есть в каждом из нас. И дремлет до поры. И может так никогда и не проявиться. К счастью, с Картье случилось то, что случилось. Нет ничего случайного в мире, как не случайна была рука, в нужное время протянувшая Виктору диск с голосом Лайтмана. Одного лишь прослушивания достаточно, чтобы никогда уже не захотеть вернуться в прежнюю, слепую и глухую жизнь.

При входе в поток очень важно постоянно видеть глаза любимого человека. Вход в поток занимает от нескольких секунд до нескольких дней, но никогда не затягивается слишком надолго. Картье, стремительно влюбляясь, уже стоял в теплой, ласковой воде потока по щиколотку и тянул Лену за собой. До тех пор пока он смотрел ей в глаза, Лена была легка и податлива, она шла следом, словно не касаясь земли, и вот-вот уже должна была по его ощущениям коснуться воды. Но стоило ей опустить голову, отвести взгляд, как всякое движение прекратилось, и Картье беспомощно застыл на месте. Он понимал, что сейчас нельзя настаивать, нельзя прерывать ее мыслей, чтоб не утратить уже завоеванные позиции. Поэтому оставалось лишь с нетерпением ждать.

– Наверное, ты прав, – наконец, после некоторого раздумья медленно выговорила она и подняла глаза, в которые он тут же буквально впился взглядом.

– Знаешь, я ведь не случайно упомянул про дружбу между мужчиной и женщиной…

– Вот как? У меня ощущение, что ты вообще ничего не делаешь просто так. Есть люди простые, есть непростые, а ты совсем непростой человек.

Картье усмехнулся:

– Вот как? Ты так об этом говоришь, словно быть простым – это несомненное достоинство.

– Нет. В твоем случае это несомненный признак ума, и мне это очень нравится, – спокойно ответила Лена. – Прости, что я тебя перебила. Продолжай, прошу тебя. Мне нравится тебя слушать.

– Спасибо, но то, что я хочу сказать, весьма возможно, тебя не обрадует. Помнишь нашу первую встречу там, в том ресторанчике? Я был возмутительно нетрезв, но все свои ощущения прекрасно запомнил. Прежде чем подойти к вам с Костей, я некоторое время за вами наблюдал, и я вовсе не хочу сказать, что наблюдать, высматривать и тому подобное – это мое естественное состояние. Вовсе нет. Просто мне сразу бросилось в глаза ваше… Как бы это сказать? Несоответствие, что ли? Нет, не так. Ведь теперь-то я знаю, что вы супруги, а тогда я подумал, что передо мной как раз случай так называемой дружбы между мужчиной и женщиной. Когда оба вроде как расположены друг к другу, но в то же самое время друг другу скучны. Понимаешь меня?

Она кивнула:

– Вполне…

– Когда нет между людьми желания отдавать и получать, обмениваться между собой.

Тут Картье спохватился, что слишком уж идеализирует перед ней отношения ее со Штукиным, и сделал более сильный ход:

– Хотя, ты знаешь? Если быть совсем уж честным, то даже и дружбы между вами со стороны не наблюдалось. Это видно, когда один кто-нибудь любит, а другой относится с прохладцей. Вот это тоже можно счесть за дружбу. А я просто видел, что впереди, чуть справа от меня, сидят коллеги по работе, которые зашли, чтобы в ресторанчике, в неформальной обстановке, обсудить какой-нибудь рабочий вопрос, проект, что-то в этом роде. Знаешь, к чему я все это говорю? – Картье на мгновение затаил дыхание, словно прыгун в последний момент решал, сигануть ли ему в воду с обрыва или безрассудство это ни к чему хорошему не приведет, и решился: – Я хочу сказать, что на самом деле мужа своего ты не любишь. Такая женщина, как ты, не может простить пренебрежения, ведь ты прекрасна и сама это знаешь. Ты верна ему, а ему плевать и на это, и вообще на все, что с тобой связано. Ты хочешь отдавать ему себя, а он не хочет брать ничего, что от тебя. Таким, как наш Костя, хорошо самим с собою. Кто-то назовет это закомплексованностью, кто-то попытается сострить, обозвав его фригидным импотентом, хотя обычно так в сердцах делают женщины, я же скажу, что это свидетельство его глубочайшего, невероятного эгоизма. А уж эгоизм – это самое дурное, что есть на земле, и он, конечно же, совсем не признак любви. Эгоизм в такой форме, в которой он есть у твоего мужа, абсолютно неизлечим. Поэтому, – торжествуя, вышел Картье на финишную прямую, – должен тебя расстроить. В ваших отношениях никогда и ничего не изменится. Он никогда не станет относиться к тебе по-прежнему и то, что ты называешь пренебрежением, а я простым безразличием и отсутствием любви, так и останется. В поток нельзя войти дважды, – не вполне понятно для Лены выразился Виктор, – а значит, у тебя всего два пути на выбор. Либо оставить все, как есть, но это утопия. Ты молода, умна и прекрасна, а значит, просто обязана быть счастлива. Либо… Ну я собственно, уже все сказал. Ты должна быть счастлива, Лена, – закончил Картье и в этот самый момент почувствовал, что Лена стоит в потоке рядом с ним.

Так началось то, что должно было начаться. Так началась река их любви. Женщина любит слушать. Не стоит забывать об этом так же, как о правиле все делать своевременно, в нужное время и в нужном месте. Его слова были точно семена, упавшие в благодатную почву ее души. Они немедленно дали всходы, и, еще не признавшись в этом самой себе, еще не осознав этого до конца, Лена оказалась влюблена в этого и впрямь непростого человека.

Чужая жена

1

Костя Штукин катал по столу карандаш, и звук при этом выходил граненый, ребристый: тр-р-р. Триста тысяч долларов, да еще наличными, – это серьезнейшая цифра. Вот просто так взять и выдать ее по первому требованию мало кому под силу. У Кости такие деньги, конечно же, были, и Картье нарисовал перед ним более чем убедительный план их вложения, но Штукин продолжал сомневаться. Мало ли что может случиться?

– Вот уволят завтра этого Шедина, и что тогда? – задавал он Виктору вполне закономерный вопрос. – А если он просто возьмет и кинет? Такие варианты, между прочим, всему рынку известны.

– Костя, ты можешь сам встретиться с этим человеком и обо всем с ним договориться, – сохраняя показное равнодушие и разыгрывая легкую обиду недооцененного подчиненного, посоветовал Штукину Картье. – Только в этом случае, боюсь, могут наступить различные осложнения…

– Например? – Штукин подался вперед и на время оставил карандаш в покое.

– Подорожает. Вот самая главная неприятность. А еще большая неприятность заключается в том, что этот Шедин напряжется, увидев еще одного «терщика», и решит, что его водят за нос, следовательно, озлобится. Или еще того хуже, подумает, что это внутренняя проверка, чтобы прямо с поличным его и сцапать, а затем еще и посадить. И тогда он нам откажет, и мы больше никогда не сможем приблизиться к «МДС» и на пушечный выстрел, а тем временем это не просто клиент, это целый бизнес. Я договорился, Костя, – Картье проникновенно посмотрел своему боссу в глаза. – Или ты думаешь, что я перед тобой исполняю? Отнюдь. Вообще, чтоб ты спал спокойно, я тебе предлагаю как-нибудь проследить за мной в момент передачи мной денег. Как именно следить, я не знаю. Пусть доблестная служба безопасности этим занимается, в конце-то концов. А вообще…