Охота на канцлера - Платон Обухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Второй вариант — более безопасный, — заметил Хаусхофер. — А это стоит всех возможных политических и пропагандистских дивидендов…
Отто фон Мольтке несколько секунд подумал и заявил:
— Будем действовать по второму варианту.
Польша (Варшава)
— Видите самолет? — прокричал в микрофон командир отряда особого назначения министерства внутренних дел Польши Кшиштоф Лещинский.
— Да… да… да… — отозвались подчиненные из разных точек аэропорта.
— Как только он коснется колесами посадочной полосы, начнем действовать по плану!
Вскоре серебристый лайнер с польским флагом на фюзеляже и хвостовом стабилизаторе замер в нескольких десятках метров от окрашенных в защитный цвет автомобилей спецгруппы.
Лещинский терпеливо ждал, когда к лайнеру подъедет трап и первые пассажиры начнут сходить на землю, с тем, чтобы не спугнуть террориста.
* * *Командир грузового аэробуса «А‑300‑600» «Люфтганзы» Хорст Кюнхакль прикинул, как он проведет в Варшаве остаток дня, и улыбнулся. Спору нет, Варшава по сравнению с Берлином или Мюнхеном грязный город с забитыми автомобилями улицами. Но такого количества красивых девочек, готовых ради долларов на все, Кюнхакль не встречал даже в Кении, куда раньше часто летал. Он не считал себя расистом, но спать с белокожими девушками было гораздо приятнее, чем с негритянками. Тем более, что ласки их стоили почти одинаково.
«Надо бы назвать Варшаву „Сексуальной столицей Европы“», — улыбаясь, подумал Кюнхакль и поудобнее устроился в кресле. Самолет совершит посадку в аэропорту «Окенце» через каких-нибудь пару минут.
Раньше аэробус «А‑300‑600» обслуживали два пилота. Но после нескольких лет успешной эксплуатации этих машин руководство авиакомпании решило, что держать второго пилота — значит, расходовать деньги попусту. Совершенная электроника полностью брала на себя заботу о взлете и посадке аэробуса и уверенно пилотировала его в воздухе. Кюнхакль не без оснований опасался, что на каком-то этапе руководство «Люфтганзы» сочтет и его присутствие в кабине излишним.
Обширный грузовой отсек аэробуса был заставлен наполовину коробками с живыми цветами, наполовину — банками с маслом для двигателей и роторов турбин. Кюнхакль надеялся, что ему удастся быстро оформить сопроводительные документы и менее чем через полчаса появиться в одном из ресторанов на хорошо ему известной Кролевской улице.
* * *Салон самолета опустел. Расточая направо и налево обворожительные улыбки, Анна протолкалась сквозь толпу спешивших к выходу пассажиров и остановилась возле Леха. Он по-прежнему сидел на одном из задних сидений «Боинга».
— На летном поле стоят… — деревянным голосом начала Анна.
Лех оборвал ее коротким:
— Уже видел…
— Что же делать? — прошептала стюардесса. Сейчас она походила на блондинку кисти Пальма Веккьо, которую Лех видел в Национальной галерее в Лондоне.
— Ничего, — усмехнулся поляк. — Готовиться к следствию, суду и заключению в тюрьму.
* * *— Что за черт! — прошептал Хорст Кюнхакль, с ужасом наблюдая за тем, как аэробус, внезапно изменив курс, начинает круто пикировать на летное поле в районе пассажирских терминалов. Он схватился за рукоять управления, резко потянул на себя. Однако это не оказало никакого воздействия на траекторию полета самолета. Наоборот, она стала еще круче. Серые плиты взлетно-посадочных полос «Окенце» неумолимо приближались. Вскоре Кюнхакль мог уже различить зазоры между ними.
Его плечи ссутулились, голова поникла. Что бы пилот ни делал, он был не в силах предотвратить гибель самолета. Совершенная электронная система управления и навигации позволяла пилоту отдыхать, летая на «Аэробусе». Но она же делала его абсолютно беспомощным в случае отказа компьютерных систем. На ручное управление перейти было невозможно.
В последнюю секунду Хорст вспомнил, что говорил ему и другим пилотам грузовых лайнеров «Люфтганзы» инструктор на курсах повышения квалификации в Дюссельдорфе полтора года назад: «Шанс выхода аэробуса из строя — один из сотни тысяч». Что ж, судьбе угодно именно на нем проверить эту математическую закономерность…
* * *— Погоди, — вдруг яростно прошептал Лех.
Стиснув зубы, он ринулся вслед за последней пассажиркой, покидавшей салон лайнера. Террорист настиг ее, когда Вера Наумова уже перенесла ногу в дорогой красной туфле через порожек самолета, готовясь ступить на трап.
— Обожди, красотка! — с деревянной улыбкой сказал Мазовецкий, стискивая локоть пассажирки. В спину Веры уткнулось тупое дуло пистолета, и она покрылась холодным потом.
— Мы еще поглядим, как запоют эти подонки, когда увидят, что взяли заложницу! — криво улыбнулся Мазовецкий. Его глаза сверкнули: — Тем более такую красивую!
Вера умоляюще взглянула на стюардессу, но та пустыми глазами смотрела мимо нее. Ей было не до сантиментов. Инстинкт самосохранения в этот критический момент сработал у Леха. Требовалось напрячь все силы, как духовные, так и физические, чтобы продумать, как попытаться реализовать этот ничтожный в последнее мгновение подвернувшийся шанс вырваться из глухого тупика.
В эту секунду трап задрожал от топота десятков ног. Бойцы отряда особого назначения рвались на штурм лайнера.
Неожиданно уши Леха заложило от страшного грохота. «Боинг» дернулся в сторону и с обломленным крылом повалился на бок. На Леха и Анну, отброшенных к иллюминаторам, посыпались пластмассовые детали обшивки салона. От ядовитого серого дыма горло раздирало словно наждаком.
— Где… «стингер»? — прохрипел Лех.
Анна уставилась на него безумными глазами. До нее не доходил смысл вопроса.
— Куда ты положила «стингер»? — настойчиво повторял Лех.
— Рядом с дверью, — выдавила Анна.
Лех с трудом поднялся, перешагнул через распростертую без каких-либо признаков жизни на полу Веру и заковылял к двери. Неожиданно прогремел мощный взрыв. Корпус сильно тряхнуло, Лех потерял равновесие и упал на пол. Он сильно кашлял — с каждой минутой дышать становилось все труднее.
— Подожди! — послышался сзади истошный крик Анны.
Она рвалась вслед за Лехом.
— Не бросай меня!
Но поляк даже не оглянулся. Он подсознательно чувствовал: вызванные взрывом всеобщие суматоха и растерянность — его единственный шанс на спасение.
— Не оставляй меня одну! — молила Анна.
Но для Леха не существовало сейчас ничего, кроме «стингера», до которого он должен был во что бы то ни стало доползти.
Наконец он добрался до нужного отсека «Боинга», до неузнаваемости искореженного взрывом. Лех сразу узнал «стингер» благодаря афганскому ковру, в который была запеленута ракета. Он ухватился за его край и изо всех сил потащил на себя. Высвободив «стингер» из-под обломков, Лех подпрыгнул и уцепился руками за край дверного проема. Подтянувшись, выбрался наружу. Переводя дыхание, уселся на искореженную и почерневшую от копоти обшивку «Боинга».
Рядом догорал остов большого самолета. Лех понял, что произошло. В бетонные плиты взлетной полосы врезался аэробус. Взрывная волна разметала бойцов спецгруппы, опрокинула «Боинг» и сломала его крыло. Грузовой лайнер пылал, и огонь перекинулся на пассажирский «Боинг».
Прикрывая лицо ладонью, чтобы спастись от нестерпимого жара, Лех зорко оглядывался по сторонам. К горящим останкам «Боинга» и аэробуса, завывая и мигая синими огоньками, мчались пожарные машины и «Скорая помощь».
— Лех! — послышался снизу голос Анны. — Где ты?
— Я здесь, наверху, — спокойно ответил Лех. — Подай мне «стингер».
Стюардесса нагнулась, с трудом подняла ракету и протянула ее Леху, который бережно положил «стингер» на обшивку.
— Давай руку…
Черный от сажи и копоти, Лех вытащил дрожащую Анну из «Боинга», лег на живот и, притормаживая руками, съехал по полукруглому краю обшивки на бетон.
— Бросай ракету! — крикнул он.
Анна нетвердыми руками приподняла «стингер», бросила Леху. Поляк поймал его и уложил между ног.
— Теперь прыгай!
Стюардесса, закрыв глаза, прыгнула. Лех бережно подхватил ее и опустил рядом с собой.
— А теперь бежим! Самолет может в любую минуту взорваться!
Не успели они отбежать от останков «Боинга», как над ними взметнулся столб оранжевого огня, сопровождаемый взрывами, подобными раскатам грома.
Анна и Лех бросились на прохладный бетон и несколько секунд неподвижно лежали, уткнувшись в шероховатую поверхность плит. Потом Анна вскочила на ноги и бросилась бежать. Лех остался лежать на бетоне. Встревоженная стюардесса оглянулась, но Мазовецкий по-прежнему не двигался с места.
Превозмогая страх, Анна вернулась к нему. Заглянув Леху в лицо, увидела, что глаза поляка закрыты, а зубы плотно сжаты. Мазовецкий тихо постанывал, и Анна поняла, что он ранен.