Десять поверженных - Глен Кук

Ворон, покачиваясь, поднялся на ноги.

— Этот поганый Кукурузник. Он всё устроил, — в его руке опять появился нож. — Чёрт, я слаб, как котёнок.

А я удивлялся, почему это Кукурузник так много знал о нападавших.

— А, это не Кукурузник, Ворон. Кукурузник мёртв. Это Меняющий делает вид, что он Кукурузник.

Ему, впрочем, не приходилось делать вид. Он был настолько похож, что мог обдурить и родную маму Кукурузника.

Ворон опять присел рядом со мной.

— Так что же происходит?

Я ввёл его в курс дела.

— Меняющий хочет проникнуть к ним, используя Кукурузника в качестве верительной грамоты. Они, наверное, уже доверяют ему.

— Я буду стоять прямо у него за спиной.

— Ему это может не понравиться.

— Меня не волнует, что ему нравится. На этот раз Зуад не уйдёт. Он задолжал слишком много, — его лицо смягчилось и погрустнело. — А как Душечка? Она уже знает о Щелчке?

— Наверное, нет. В крепость никто не ходил. Элмо решил, что может здесь делать всё, что захочет, пока всё это не закончится и ему не придётся встретиться с Капитаном.

— Хорошо. Насчёт этого у меня с ним споров не будет.

— Меняющий — не единственный из Поверженных в городе, — напомнил я ему.

Меняющий говорил, что чувствует Хромого. Ворон пожал плечами. Хромой ничего для него не значил.

Изображение Кукурузника направилось к нам. Мы поднялись. Я немного дрожал, но смог заметить, что Ворон тоже слегка побледнел. Хорошо. Он не всегда остаётся холодным и бесчувственным, как камень.

— Ты будешь меня сопровождать, — сказал он Ворону. Затем пристально посмотрел на меня. — И ты. И сержант.

— Они знают Элмо, — возразил я.

Он только криво усмехнулся.

— Вы будете выглядеть повстанцами. Только кто-нибудь из Круга смог бы заметить подлог. Ни одного из них в Весле нет. Повстанцы тоже озабочены прежде всего своей личной выгодой. Мы воспользуемся их ошибкой. Тем, что они не вызвали подмогу.

Меняющий поманил Одноглазого.

— Что с полковником Зуадом?

— Ещё не помер.

— Он упрям, — сказал скупой на комплименты Ворон.

— Добыли какие-нибудь имена? — спросил меня Элмо.

У меня был целый список. Элмо остался доволен.

— Пойдём-ка, — сказал Меняющий. — Пока не ударил Хромой.

Одноглазый выдал нам пароли. Напуганный и убеждённый в том, что не готов к этому, я ещё более был уверен, что не испытываю никакого желания войти в число тех, кого отобрал сам Меняющий. Тем не менее я устало потащился вслед за Поверженным.

Я не заметил, как это произошло. Я только поднял глаза и увидел, что меня окружают незнакомцы. Я что-то злобно пробормотал Меняющему в спину.

Ворон засмеялся. И тогда до меня дошло. Меняющий накрыл нас своими чарами. Мы все были в высоких чинах людей повстанческого племени.

— Ну, и кто же мы? — спросил я.

Меняющий указал на Ворона.

— Твёрдый, член Круга. Шурин Кочерги. Они ненавидят друг друга так же, как Ловец и Хромой.

Теперь Элмо.

— Майор Риф, начальник штаба Твёрдого. А ты — Мотрин Ханин, самый злобный из когда-либо существовавших убийц.

Мы ничего не слышали ни об одном из них, но Меняющий заверил нас, что их присутствие не вызовет вопросов. Твёрдый постоянно мотался по Форсбергу и за его пределами, осложняя жизнь брату своей жены.

Хорошо, подумал я. Всё здорово и прекрасно. А вот как насчёт Хромого? Что мы будем делать, если появится он?

Люди, которые держали полковника Зуада, были скорее смущены, чем удивлены, когда Кукурузник объявил о прибытии Твёрдого. Они торопились выслужиться перед Кругом и не задавали вопросов. Очевидно, у настоящего Твёрдого был отвратительный и непредсказуемый характер.

— Покажите им узника, — сказал Меняющий.

Один из повстанцев одарил Меняющего взглядом, который говорил: Ну, погоди же, Кукурузник.

Здесь была просто целая толпа повстанцев. Я почти слышал, как Элмо разрабатывает план нападения на это место.

Они провели нас в подвал, через хитро запирающиеся двери, а потом ещё ниже, в помещение с земляными стенами и потолком, подпираемым разными стойками и брёвнами. Казалось, вся эта обстановка создана чьим-то дьявольским воображением.

Камеры пыток, конечно, существуют, но основная масса людей их никогда не видела. И поэтому они никогда по-настоящему в них не верили. Я тоже до сих пор ни разу не видел ни одной.

Я осмотрел все приспособления, посмотрел на Зуада, привязанного к огромному, причудливой формы стулу и удивился, почему Леди считают такой уж злодейкой. Повстанцы говорили, что они добрые ребята, которые борются за права, свободу и достоинство человека, но их методы были ничем не лучше, чем у Хромого.

Меняющий шепнул что-то Ворону. Тот кивнул. Я подумал, а как же мы будем улавливать намёки и понимать друг друга? Мы почти ничего не отрепетировали. А эти люди ждут, что мы будем действовать как Твёрдый и его головорезы.

Мы сели и стали наблюдать за допросом. Наше присутствие ещё больше подстегнуло палачей. Я закрыл глаза. Ворон и Элмо были менее чувствительны.

Через несколько минут Твёрдый приказал майору Рифу что-то кому-то передать. Я уже не помню подробностей. Я только чувствовал, что потихоньку схожу с ума. Элмо нужно было выбраться обратно наружу, чтобы он смог организовать облаву.

Всё зависело от Меняющего. Мы должны были сидеть тихо, пока он не подаст нам знак. Я приготовился действовать. Когда Элмо перекроет всё на верху и паника распространится до самого низа, придётся пошевеливаться. Тем временем мы наблюдали за истязанием полковника Зуада.

Хотя по полковнику это не особенно было заметно, но палачи уже поработали над ним. Я думаю, любой бы выглядел опустошённым и съёжившимся, попади он к ним в руки.

Мы сидели как три истукана. Я мысленно подгонял Элмо, потому что был приучен получать удовольствие от исцеления, а не от терзания человеческой плоти.

Даже Ворон выглядел неважно. Без сомнения, он неоднократно придумывал различные муки для Зуада, но когда это начало воплощаться в жизнь, его внутреннее человеколюбие всё-таки победило. В его духе было просто ткнуть человека ножом — и дело с концом.

ГЛАВА 9

Земля зашаталась, как будто громадная нога топнула по ней. Со стен и потолка всё посыпалось. Воздух наполнился пылью.

— Землетрясение! — заверещал кто-то.

Все повстанцы ринулись к лестнице. Началась потасовка. Меняющий спокойно сидел и улыбался.

Земля вздрогнула опять. Я боролся с инстинктом самосохранения и продолжал сидеть. Меняющий не беспокоился. А с какой стати тогда должен волноваться я?