Паутина противостояния (сборник) - Рамиль Юсупов

— Нужно лечь на дно подальше от Москвы, осмотреться и придумать, как использовать твои деньги с умом.

— Я ни с кем делиться не собираюсь! — заволновался уйбуй.

— Не потребуется, — успокоил работодателя Сиракуза. — Я имел в виду, что с помощью денег и моих дельных советов ты запросто сможешь вернуться в Москву героем семьи.

— И Кувалда меня не повесит?

— Он тебе памятник поставит.

— После того, как повесит?

Сиракуза посмотрел на миллионера и ответил:

— Прижизненный.

— Почему вы это сделали? — потребовал объяснений Схинки. — Почему помогли дикарю?

Сантьяга улыбнулся:

— Копыто — занятный персонаж, но он — типичная Красная Шапка. Он должен был отнести добычу Урбеку или любому другому скупщику краденого. Юрбек — не его лига, визит к нему выше понимания Копыто, тем более визит в моем присутствии. Я понял, что за Копыто кто-то стоит, и решил подыграть.

— Полагаю, вы очень горды собой, — язвительно протянул Схинки. — Такую предусмотрительность даже Дегунинский Оракул не всегда демонстрировал.

— Я довольно давно живу в Тайном Городе и кое-что понял, — любезно ответил Сантьяга.

— Наблюдениями поделитесь?

— Охотно.

— Я весь обратился в слух.

— Я понял, — Сантьяга помолчал, — что в Тайном Городе ничего не происходит просто так. Любая мелочь способна положить начало самым невероятным событиям. Главное — заметить ее, обратить внимание, позволить состояться. И чем больше мелочей вы поддерживаете, чем сильнее запутываете вероятности, тем легче вам реализовать свои планы — возникает больше степеней свободы, больше возможностей для маневра.

— То есть вы способны обратить любую мелочь к своей выгоде?

— Благодарю за комплимент.

— Так говорит мой господин, — махнул рукой Схинки. — Лично я не считаю вас настолько сметливым, вам просто везет.

— Везет лошадь повозку, — уточнил Сантьяга, — а я работаю.

— Вы допускаете ошибки.

— Благодаря им я избавляюсь от самонадеянности.

— Мой господин вас сотрет.

— Ему потребуется очень большой ластик.

— Смешно. — Схинки поерзал в кресле. — Выпьем?

— Мы занимаемся этим несколько последних часов.

— Я предлагаю тост.

— Какой же?

— За мелочи! За те мелочи, что ложатся в основу грандиозных событий. И за те, что разрушают самые продуманные планы. — Схинки в упор посмотрел на Сантьягу. — Ведь бывают и те, и другие, не так ли?

— Согласен, — кивнул нав, — некоторые мелочи изрядно раздражают.

— Наконец-то вы искренни со мной, комиссар.

— Вы с самого начала знали, что мне от вас нужно, Схинки. Я этого не скрывал.

— Правду?

— Правду.

— Поэтому я и предложил выпить за мелочи, — медленно произнес Схинки. — Кому как не вам, комиссар, знать, что правда кроется в мелочах. На публику вытаскиваются объяснения, описания, хорошо подготовленные истории, а правда… правда остается в мелочах. Мелочи способны вызвать невероятной силы лавину, поставить крест на хитроумных замыслах, но лгать они не умеют.

— Опять сасвинс! — недовольно пробурчал Манан.

— Ты же его любишь, — улыбнулась Тратасара, выставляя перед мужем тарелку.

— Я много чего люблю, женщина, но это не повод всю неделю есть это… — Турчи шумно втянул ноздрями запах блюда. — Это…

— Ты сам говорил, что хочешь похудеть.

— Но я не знал, что избавление от лишних килограммов будет столь неприятным. — Манан взялся за ложку. — Набирать вес — занятие куда интереснее.

Турчи любил горячее, густое, острое и жирное, а жидкий молочный сасвинс удовлетворял лишь первому условию. В принципе, Манан ничего не имел против старинного шасского блюда, тем более Тратасара готовила его консервативно, на верблюжьем молоке, однако, вынужденный есть не в охотку, а потому что «надо», испытывал понятное раздражение.

Впрочем, плохое настроение Турчи было вызвано не только молочной причиной.

— Вкусно. — Он проглотил первую ложку. — Ты замечательная хозяйка, женщина!

Тратасара кивнула, с достоинством принимая комплимент, едва слышно вздохнула и, потеребив полотенце, которым вытирала руки, спросила:

— Ты встречался с ним?

— Да, — односложно ответил Манан. — Дай мне соль, женщина.

— Что он сказал?

Тратасару воспитывали в истинно шасском духе, она была настоящей женой: покладистой, послушной, работящей, но когда упиралась, как сейчас, например, то переупрямить ее не смог бы даже Сантьяга.

— Что он сказал?

Манан съел еще две ложки сасвинса, посопел и проворчал:

— Это все магия, черт бы ее побрал!

— А может, твое воспитание?

— Нет, магия, точно тебе говорю. Было бы у Лаи поменьше способностей, она бы стала хорошей хозяйкой, осчастливила бы какого-нибудь славного мальчика, родила бы… — Манан запнулся.

Не родила бы. Не смогла. Поганое сочетание генов, с которым не смогли совладать даже эрлийцы, сделало старшую дочь Манана бесплодной. И в этом — все указывало на то, что именно в этом — таился корень всех бед. Однако у Турчи было собственное мнение на этот счет.

— Это все магия! В семье Фарины у всех большие способности к магии. Они этим гордятся, а на самом деле… на самом…

Манан с трудом проглотил еще одну ложку сасвинса.

Родная мать Лаи, любимая жена Фарина, умерла при родах. Турчи горевал искренне, с трудом выбрался из депрессии, однако уже через год посватался к молодой вдове Тратасаре, взял ее с ребенком и оставшейся от мужа лавкой, ввел в дом, родил с ней еще двух детей. Но от старшей дочери правду не скрывал, рассказал, как было.

Может, Лая мстит ему за ту торопливость?

Нет! Это магия! Она изменила дочь! Она!

— О чем ты говорил с Гримом?

— Не волнуйся, я не стал приглашать его в гости.

— Может, зря?

— Женщина! Не делай мою жизнь хуже, чем она есть! — Манан доел сасвинс и попросил: — Дай буженины!

— Сегодня нельзя.

— Черт!

— Ты просил меня следить за тобой, я так и делаю.

— Женщина… — Полуголодный, а от того еще более раздраженный Турчи тяжело откинулся на спинку стула. Посмотрел жене в глаза, понял, что не отстанет, и неохотно ответил: — Нанял его для одного дела.