Спасатель (СИ) - Старицкий Дмитрий

- Неужто никто из девок не приглянулся? А красавицы есть – глаз не оторвать, - попытался я нащупать его слабое место с этого боку.

- Моряк я. – твёрдо ответил мичман. - А у моряка в каждом порту если не невеста, то шлюха отыщется. А тут у тебя долго ещё ни шлюх, ни честных давалок в упор не наблюдается даже в бинокль. Этим бабам семья нужна, дети и чтобы муж к юбке привязан был. Не моё.

Отпустил я мичмана гулять по своим делам, потому как в душе сильное раздражение на Никанорыча выросло, что не способствовало продолжению общения, тем более в жанре дискуссии.

Я ему, можно сказать, жизнь спас, а он... Хотя и понимает это, да не желает потрудиться на спасшее его общество, эгоист. Присяги, видите ли, он мне не давал… А у меня на него были большие планы.

Сам виноват. Договариваться всегда надо ««на этом берегу»» и четко, без двусмысленностей, а не намёками. Типа я понимаю, что ты понимаешь, что я понимаю.

Это Жмурову тут в кайф, Сосипатору, Шишкину… Иной раз мне кажется, что они сами мне готовы приплачивать за возможность заниматься тем, чем занимаются. А боцману море подавай. Да где я тебе его здесь возьму?

Курю и слушаю как боцман весело напевает, удаляясь от меня.

- В кейптаунском порту

С какао на борту

««Жанетта»» починяла такелаж…

Настроение у него хорошее, в отличие от моего.

Глава 11

Весь день насмарку. Укрылся от народа в своём домике. Никого не желал видеть. Депрессия у меня. Даже на обед не ходил. Накатил шустовского под лимон и шоколадку. И чтобы не травить душу о том, какой я несчастный да неудачливый, достал томик Гёте и стал читать ««Фауста»». Может гений мне что подскажет?

Ничего не подсказал поэт, кроме доставленного эстетического наслаждения от чтения великолепного текста.

Надо идти к Тарабрину. Старик, скорее всего, с такими выкрутасами уже сталкивался. И опыт разрешения таких конфликтов, наверняка, имеет.

Тем более, что запас шустовской ««Финь шампани» кончился у меня. А запас золотых монет у Степаныча.

Хотя… зимой с 1917-го на 1918-й год… В период саботажа чиновниками временного правительства Советов, можно конфисковать даже не золото, а бумажные кредитные билеты в любом банке Петрограда или Москвы. Да хоть во всероссийском казначействе. И не зависеть от Тарабрина при закупках в дореволюции. К тому же деньги сгинувшей империи никому там уже навредить не смогут.

Но тут – чёрт его подери, - Никанорыч опять будет нужен, как напарник ограбления века.

Тарабрин, когда я поделился с ним своими сомнениями и соображениями насчёт мичмана, пододвинув ко мне вычурную серебряную пепельницу, высказался просто.

- Сколько твой боцман тебе прибытку принёс по прошлому походу в революцию?

- Миллион фунтов стерлингов в довоенных банкнотах, - ответил я. – В смысле выпущенных до первой мировой войны. От восьмидесятых годов девятнадцатого до десятых двадцатого века. Банкноты банка Англии.

Я их давно уже на кучки разложил по годам выпуска, как раньше с долларами возился. Чтобы в случае надобности на сортировку времени не терять.

- Отложи десять процентов на его долю, – выдал проводник совет.

- А не до фига ему будет? – возразил я возмущённо. – Это же больше пятисот тысяч долларов. Тех долларов, обеспеченных золотом, а не резаной бумаги, как у меня.

- Совсем, Митрий, ты капиталистом стал, - ворчит Тарабрин, укоризненно качая головой. – По-доброму его доля в этом вашем разбое половинная за вычетом затрат на подготовку. Так что выдавай ему десятину с чистым сердцем. Хватит ему и на парусник и на стартовый капитал. А брюлики Коминтерна, если у вас всё получится, можно будет тогда реализовывать в долгую и помаленьку, чтобы амстердамские евреи цену нам не сбили. А если ничего у вас с камушками не выгорит, то и бог с ними.

- Можно тогда просто в пустыне Намиб песочек просеять и алмазов набрать, - выдвинул я встречную версию. – Безо всякого риска получить пулю в пузо от дипкурьера коминтерновского или его охраны. Там только с водой тяжело. Но с нашими возможностями темпоральных окон не вижу и тут проблемы. Бочка на прицепе.

- Долго думал? – смеётся Тарабрин. – Мы бы туда сразу сходили после ручья Сакраменто. Годная идея, если ничего лучшего нет. Ты точные места знаешь, где алмазов полно там? Вот и я не знаю. Что-то мы, через сетку тонны песка просеяв бы, нашли. Но далеко не индийская Голконда там. Мне дикие люди самоцветов больше приносят, безо всякой возни с земляными работами. И затрат меньше, как временных, так людских и материальных. Да и приятно делать людей счастливыми, бесполезные камешки они меняют у меня они на очень нужный им в быту инструмент, который им жизнь облегчает.

Тарабрин разлил квас по кружкам. День сегодня жаркий, но дюже хороший. Сидим душевно на веранде у Тарабрина. В тени виноградной лозы, распустившей листву. Лето вступило в свои полные права. Так что холодный квас в кайф шел. Отпил проводник шипучего напитка и продолжил.

- Кроме того, думал я над тем, что ты мне намедни наговорил про глобальное потепление и возможный катаклизм, связанный с таянием ледника. Сходил в Беларусь рубежа миллениума, посидел в интернет-кафе. И вот что надумал. Надо нам заранее запасную базу готовить, чтобы в случае катастрофы не метаться в режиме курицы с отрубленной головой. И тут твой боцман ой как в кассу ложится. Мы его финансируем, он натурализуется в Аргентине. Где-то в годах восьмидесятых девятнадцатого века. Пусть ходит по своим морям под аргентинским флагом. Заводит связи в местном истеблишменте. С чиновниками там, банкирами. Узнает всё про земельный вопрос. Где, что и почём. А в случае чего страшного мы просто к нему присоседимся. Всё не на голый берег вылезать, брода не ведая. Как тебе такая идея?

- А потянет он такую важную миссию? – усомнился я.

- Почему не потянет? – пожал плечами Иван Степанович. – Мы ему сбычу мечт – он нам разведку и плацдарм. Нормальная сделка. Главное правильное место заранее застолбить. Лучшее, а не те, что сходу чиновники раздавать будут всяким понаехавшим. Достань подробную карту Аргентины. И историю ее экономики. Тогда и подробнее поговорим.

- А если он нас кинет? Океанов в мире пять. Заныкаться можно в легкую, особенно в девятнадцатом веке, – озвучил я свои подозрения. Всё же я продукт своего времени и ««ревущие девяностые»» меня многому обучили. В том числе и опаске.

- Вроде не тот он человек, чтобы договорённости не исполнять, - ответил мне Тарабрин. – Хотя чужая душа и потёмки, но ему выгоднее будет с нами, чем без нас. А пропасть на паруснике в девятнадцатом веке можно и без черных мыслей в отношении компаньонов. Тут всё в руках божьих. К тому же мы соломки подстелем. Не всё ему в одно рыло, а создадим простое паевое товарищество по британскому праву. И корабль купим на троих. Но он – капитан! А мы так – директора пароходства, - смеётся Степанович. - На обед остаёшься?

Жмуров проводил презентацию макета церкви.

Подгадал к празднику Троицы.

Полста дней в ««колхозе»» от Пасхи уже прошло, а я и не заметил. Как один день всё мелькнуло. Плотно живу.

От лица нашего священника можно было свечи зажигать – так оно светилось в предвкушении обладания своим храмом. Да ещё таким, какого ни у кого в общине нет. Даже в Темрюке.

Выпустили и наших освобождённых пленниц из санпропускника - вроде как инкубационные периоды болезнетворных бацилл все прошли, - да и руководство ««колхоза»» туда шастало постоянно. Давно бы уже разнесли инфекцию, если таковая бы и была.

Ажиотаж среди колхозников дамы произвели. Изголодались мужики. Но хулиганства себе никто не позволял. Вчера Онуфрий с ними беседу провёл, что женщин освободили из неволи мы не для блуда, а для христианской семейной жизни. И любого, кто посягнёт на честь девы, ждёт изгнание с завода, если вообще не из общины. А по согласию каждый сможет себе из них жену выбрать. Но только по согласию.