Дело «Норильский никель» - Александр Коростелёв

Ведя речь о справедливости российской промышленной приватизации, Борис Березовский сетовал: «Потанину досталось больше. Гусинскому где-то досталось больше. Я недоволен, конкурирую, считаю, что собственность распределена несправедливо. А что говорить о людях, которые не только не приобрели, но ещё и потеряли, стали жить хуже?». (Б.Березовский, «Искусство невозможного», том 1, стр.103)

Конечно, не всем членам «семьи» доставалось поровну с «родительского стола» в качестве приватизационного презента из государственной промышленной собственности, везде и всегда были свои любимчики. По всей видимости, были и те своевольные ребята, которых «отеческая рука» предпочитала больше шлёпать, да вон изгонять, нежели кормить да в приближённые олигархи определять. Однако приведённое высказывание ныне опального олигарха способно приоткрыть завесу над тем, как ещё в октябре 1994 года Президент России Борис Ельцин передал под полный контроль Владимира Потанина ряд крупнейших промышленных предприятий России, в числе которых был и Российский государственный концерн «Норильский никель» в обмен на поддержку его, Ельцина, во власти.

В 90-х годах XX века Анатолий Чубайс выступил в роли связующего звена интересов некоторых частных лиц и высокопоставленных государственных чиновников, стремившихся к ещё большей реальной власти, к получению в своё обладание большей собственности, больших денежных средств. Несомненно, воля к власти — нестерпимое желание скорейшего образования новой правящей буржуазно-капиталистической элиты, финансово-экономическое укрепление её позиций — двигала этими людьми, а не какая-то там, как официально принято говорить, насущная необходимость построения и укрепления в стране демократии.

«Воля к власти, специализирующаяся как воля к пище, к собственности, к орудиям, к слугам (повинующимся) и господам… Более сильная воля управляет более слабой. Нет никакой иной причинности, как от воли к воле», — писал Фридрих Ницше, продолжая: «Всё, что делается с известной целью, может быть сведено к цели умножения власти». (Ф.Ницше, избр. произведения в трех томах, том 1, «Воля к власти», параграф 658 стр.306, параграф 663 стр. 309)

В России, где на начальном этапе практически полностью отсутствовал частный капитал, уже не говоря о фондовых рынках и определённом уровне экономических знаний у населения, без гарантированного привлечения иностранного капитала можно было бы достаточно успешно и с лучшим экономико-правовым обоснованием провести процесс приватизации мелких и средних государственных и муниципальных предприятий. Однако это не давало никаких гарантий достаточно длительному существованию политического режима Бориса Ельцина, лишённого в этом случае серьёзных финансовых спонсоров.

Причём здесь речь не идёт о демократии как таковой, речь идёт именно о личной власти Бориса Ельцина и властных, а также зачастую откровенно корыстных притязаниях его ближайшего окружения. В этом нет ничего удивительного, скорее, наоборот, в этом есть определённая житейская закономерность, хорошо подмеченная ещё в 1926 году выдающимся американским философом обществоведом Джоном Дьюи в книге «Общество и его проблемы»: «Личности подвержены всевозможным социальным воздействиям, оказывающим определяющее влияние на то, о чём они могут думать, что планировать, что выбирать… Личности — это агенты общества, они его представляют, общество же действует только через них… Иными словами, любой агент общества — независимо от того, представляет ли он его в качестве избирателя или в качестве государственного чиновника — выступает в двойственной роли. Это обстоятельство являет собой самую серьёзную проблему правления. Обычно, говоря о типах правления, мы противопоставляем представительные формы всем иным, которые таковыми не являются. Согласно же нашей гипотезе, представительными являются все типы правления — в той мере, в какой они готовы выражать интересы общества, простирающиеся на деятельность индивидов и групп. Однако здесь нет никакого противоречия. Ибоправлением занимаются такие же люди, и ничто человеческое им не чуждо. У них тоже есть частные интересы и интересы конкретных групп, интересы той семьи, той группировки или того класса, к которому принадлежат они сами. Редко когда личность достигает полного отождествления с выполняемой ею политической функцией. Лучшее, на что способно большинство людей, — это сделать заботу об общем благе доминирующей надо всеми остальными своими устремлениями… Присущая каждому официальному лицу двойственность (интересов) ведёт к возникновению внутриличностного конфликта между, с одной стороны, истинно политическими целями и действиями, а с другой — теми, что заложены в его неполитических ролях». (Д.Дьюи, «Общество и его проблемы», стр. 56–57)

Из приведённого отрывка книги видно, Джон Дьюи, как признанный специалист в области социальной философии, не делает какого-либо исключения в возможной линии поведения государственного чиновника, осуществляющего свою деятельность в обществе, построенном на принципах демократии или в обществе, построенном, например, на принципах авторитаризма. Иными словами, противоречия интересов частных лиц и Государства возможны и при демократии, и при любой иной форме правления.

Явно просматривавшиеся противоречия между долгом государственной службы и частнособственнической заинтересованностью присутствовали в действиях и некоторых известных ответственных высокопоставленных государственных чиновников-демократов в течение периода проведения промышленной приватизации в России. К примеру, к таким лицам совершенно свободно можно отнести бывшего первого заместителя Председателя Правительства Российской Федерации Владимира Потанина.

Примечательно, но, по прошествии всего какого-то десятка лет эти же самые лица, правда, за время «непосильно-надрывного» служения народу успевшие разбогатеть и сделаться известнейшими капиталистами, уйдя с госслужбы на пригретые именно под них места в крупнейших частных корпорациях, иногда не прочь увлечённо порассуждать о наносимом коррупцией вреде Государству и частному бизнесу.

Социально-экономическое положение большинства россиян серьёзно пострадало от действий госчиновников из команды управленцев первого российского президента, который вместо того, чтобы защищать экономические интересы своих избирателей, видимо, по наущению своих советников, в обход Закона и на основании своих указов безвозмездно передал ряд государственных, ещё вчера общенародных, социалистических промышленных предприятий в частные руки. При этом с высоких трибун было заявлено, что это — цена демократии.

Следовательно, российская демократия, уже к тому времени щедро оплаченная потерей многих человеческих жизней, территорий и внешнеполитического влияния России в решении международных вопросов, получила и своё конкретное финансово-стоимостное выражение, соответствовавшее цене неправомерно приватизированных промышленных предприятий и объединений (концернов). В цену российской демократии также включалось и молниеносное разделение гражданского общества, с одной стороны, на категорию очень богатых и просто богатых людей, с другой стороны, на всех остальных - просто бедных и незаслуженно нищих людей, появившихся одновременно и вдруг, буквально ниоткуда, прямо из социально-уравненного социалистического вчера.

Любой мало-мальски образованный человек хорошо представляет себе природный химико-физический закон сохранения массы, в соответствии с которым масса веществ, вступивших в химическую реакцию (реагенты), равна массе веществ, образовавшихся в результате реакции (продукты).

Попытаемся применить этот фундаментальный природный закон, открытый ещё знаменитым русским учёным Михаилом Ломоносовым, к «химическим» процессам российской промышленной приватизации по-Чубайсу. Представим в роли условных реагентов государственные и муниципальные предприятия и промобъединения (концерны), а также десятки миллионов россиян, получивших право участвовать в ваучерной приватизации. В результате взаимодействия условных реагентов, то есть реализации россиянами своего приватизационного права, каждый из них должен был получить маленькую долю от приватизируемой государственной собственности, первоначальное распределение которой должно было, в целом, пройти равномерно между всеми гражданами Российской Федерации, изначально сравнительно единообразно безденежными. Так обязательно случилось бы, если бы промышленная приватизация по-Чубайсу действительно носила общенародный характер.

В то время с самого начала в частную собственность двух — трёх десятков физических лиц попала большая часть государственной промышленной собственности, а суммарно в собственности десятков миллионов россиян оказалась её меньшая часть, что никак не произошло бы без использования в процессе приватизации административноуправленческого ресурса высокопоставленных госчиновников команды российского президента. Иными словами, с одобрения Бориса Ельцина Анатолий Чубайс «нахимичил», и в итоге промышленной приватизации получился не всенародно ожидавшийся продукт наделения всех относительно равновеликими долями бывшей госсобственности, а «олигархические сливки» и незначительное число мелких акционеров частных компаний (миноритариев), да ещё огромный «осадок приватизации» в виде десятков миллионов обедневших россиян.