Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Максим Горький
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ИЗ СБОРНИКА «COR ARDENS»[90]
(1911–1912)
Из цикла «Солнце — сердце»
Хвала Солнцу
О Солнце! вожатый ангел божийС расплавленным сердцем в разверстой груди!Куда нас влечешь ты, на нас непохожий,Пути не видящий пред собой впереди?
Предвечный солнца сотворил и планеты.Ты — средь ангелов-солнц! Мы — средь темных планет…Первозданным светом вы, как схимой, одеты:Вам не светят светы, — вам солнца нет!
Слепцы Любви, вы однажды воззрели,И влечет вас, приливом напухая в груди,Притяженный пламень к первоизбранной цели, —И пути вам незримы в небесах впереди.
И в расплавленном лоне пока не иссяклаВихревой пучины круговратная печь, —Нас, зрящих и темных, к созвездью Геракла,Вожатый слепец, ты будешь влечь!
Любовью ты будешь истекать неисчерпнойК созвездью родному, — и влечь, — и влечь!В веках ты поволил венец страстотерпныйХриста-Геракла[91] своим наречь!
Завет Солнца
Солнце ясное восходит,Солнце красное заходит,Солнце белое горитВо свершительном притине —И о жертвенной судьбинеСолнцу-сердцу говорит:
«Ты, сжимаясь, разжимаясь,Замирая, занимаясьПылом пламенным, горишь,Сердце, брат мой неутомный,И в своей неволе темнойСветлый подвиг мой творишь!
Истекаешь неисчерпно,Поникаешь страстотерпноВо притине роковом;Весь ты — радость, ранним-рано,Брат мой, — весь ты кровь и ранаНа краю вечеровом!
Будь же мне во всем подобен:Бескорыстен и незлобен,И целительно-могуч,Сердце, — милостный губитель,Расточитель, воскреситель,Из себя воскресший луч!
От себя я возгораюсь,Из себя я простираюсь,Отдаюсь во все концы,И собою твердь и землю,Пышно-распятый, объемлю:Раздели мои венцы, —
Острия и лалы терна,Как венчаемый покорно,Помазуемый в цари!Уподобься мне в распятье,Распростри свое объятье —И гори, гори, гори!»
Сердце Диониса
Осияв алмазной славой,Снеговерхий, двоеглавый, —В день избранный, — ясногранный, за лазурной пеленойУзкобрежной Амфитриты[92],Где купаются Хариты, —Весь прозрачностью повитыйИ священной тишиной, —Ты предстал, Парнас венчанный, в день избранный, предо мной!
Сердце, сердце Диониса под своим святым курганом,Сердце отрока Загрея, обреченного Титанам,[93]Что, исторгнутое, рдея, трепетало в их деснице,Действо жертвенное дея, скрыл ты в солнечной гробнице, —
Сердце древнего Загрея, о таинственный Парнас!И до дня, в который Гея[94], — мать Земля сырая, Гея, —Как божественная Ниса[95], просветится заленея, —Сердце Солнца-Диониса утаил от буйных нас.
Из цикла «Година гнева»
Озимь
Как осенью ненастной тлеетСвятая озимь, — тайно духНад черною могилой реет,И только душ легчайших слух
Незадрожавший трепет ловитМеж косных глыб, — так Русь мояНемотной смерти прекословитГлухим зачатьем бытия…
1904
Из цикла «Сивилла»
На башне
Л. Д. Зиновьевой-Аннибал[96]
Пришелец, на башне[97] притон я обрелС моею царицей — Сивиллой[98],Над городом-мороком, — смурый орелС орлицей ширококрылой.
Стучится, вскрутя золотой листопад,К товарищам ветер в оконца:«Зачем променяли свой дикий сад,Вы, дети-отступники Солнца,
Зачем променяли вы ребра скал,И шепоты вещей пещеры,И ропоты моря у гордых скал,И пламенноликие сферы —
На тесную башню над городом мглы?Со мной, — на родные уступы!..»И клекчет Сивилла: «Зачем орлыСадятся, где будут трупы?»
Медный всадник
В этой призрачной Пальмире[99],В этом мареве полярном,О, пребудь с поэтом в мире,Ты, над взморьем светозарным
Мне являвшаяся дивнойАриадной, с кубком рьяным,[100]С флейтой буйно-заунывнойИль с узывчивым тимпаном, —
Там, где в гроздьях, там, где в гимнахРдеют Вакховы экстазы…В тусклый час, как в тучах дымныхТлеют мутные топазы.
Закружись стихийной пляскойС предзакатным листопадомИ под сумеречной маскойПой, подобная менадам!
В желто-серой рысьей шкуре,Увенчавшись хвоей ельной,Вихревейной взвейся бурей,Взвейся вьюгой огнехмельной!..
Ты стоишь, на грудь склоняяЛик духовный, лик страдальный,Обрывая и роняяВ тень и мглу рукой печальной
Лепестки прощальной розы, —И в туманные волокна,Как сквозь ангельские слезы,Просквозили розой окна —
И потухли… Все смесилось,Погасилось в волнах сизых…[101]Вот — и ты преобразиласьМедленно… В убогих ризах
Мнишься ты в ночи Сивиллой…Что, седая, ты бормочешь?Ты грозишь ли мне могилой?Или миру смерть пророчишь?
Приложила перст молчаньяТы к устам, — и я, сквозь шепот,Слышу медного скаканьяЗаглушенный тяжкий топот…[102]
Замирая, кликом бледнымКличу я: «Мне страшно, дева,В этом мороке победномМедно-скачущего Гнева…»
А Сивилла: «Чу, как тупоУдаряет медь о плиты…То о трупы, трупы, трупыСпотыкаются копыта…»
Песни из лабиринта
1
Знаки
То пело ль младенцу мечтанье?Но все я той песни полн…Мне снится лучей трепетанье,Шептанье угаданных волн.
Я видел ли в грезе сонной,Младенцем, живой узор, —Сень тающей сети зеленой,С ней жидкого золота спор?
Как будто вечерние водыНабросили зыбкий пленНа бледно-отсветные своды,На мрамор обветренный стен.
И там, в незримом просторе,За мшистой оградой плит, —Я чую, — на плиты мореВолной золотой пылит…
Чуть шепчет, — не шепчет, дышит,И вспомнить, вспомнить велит, —И знаки светом пишет,И тайну родную сулит.
2
Тишина
С отцом родная сидела;Молчали она и он.И в окна ночь глядела…«Чу, — молвили оба, — звон…»
И мать, наклонясь, мне шепнула:«Далече — звон… Не дыши!..»Душа к тишине прильнула,Душа потонула в тиши…
И слышать я начал безмолвье(Мне было три весны), —И сердцу доносит безмолвьеЗаветных звонов сны.
3
Память
И видел, младенцем, я море(Я рос от морей вдали):Белели на тусклом мореВ мерцающей мгле корабли.
И кто-то гладь голубуюПоказывал мне из окна;И вещей душой я тоскуюПо чарам живого сна…
И видел я робких оленейУ черной воды ложбин.О, темный рост поколений!О, тайный сев судьбин!
4
