Первое правило королевы - Татьяна Устинова

Примерно на середине газетного поля Инна сообразила, что просто так читать фамилии нет никакого смысла, их надо записывать и потом что-то с ними делать, сравнивать и анализировать, что ли, хотя, как именно можно проанализировать фамилии, было неясно. Подползши на коленях к столу, она достала из него бумагу, ручку и стала записывать. Бумага то и дело рвалась, и фамилии выходили с дырками посередине. Зинаида Громова — в каждой «о» по дырке. Грмва — что-то чешское было в этом буквосочетании и еще что-то от Стивена Спилберга, вроде «гремлинов»…

Фамилий было много, и на первый взгляд они почти не повторялись. За редким исключением. Ну, например, во всех белоярских «Московских комсомольцах» некто Петр Валеев громил местную администрацию.

Петра Валеева Инна Селиверстова знала хорошо. Он был фрондер и отчасти даже бунтарь, но… как бы это выразиться… свой, прикормленный. Он то и дело обрушивался на кого-нибудь или что-нибудь с праведным гневом Перуна и Зевса-громовержца, если бы таковые могли объединиться, но гнев этот был на редкость безобиден, не оскорбителен и местами конструктивен. У «читающей публики» Петр Валеев имел репутацию борца, у «сильных мира» — шавки, которая брешет, а ветер носит, а если заплатить ему, то кого хочешь покусает, хоть своих, хоть чужих, но не больно.

Ну, Маша Плещеева, она же Михаил Пискарев, риторически и безадресно вопрошала — доколе?! Доколе будет продолжаться грабеж, доколе простых людей будут притеснять, доколе чиновники будут издеваться над теми, кто от них зависит, доколе зимой будет идти снег? Инна была уверена, что никак невозможно получить на эти вопросы хоть сколько-нибудь внятные ответы, поэтому у Маши Плещеевой впереди простиралось еще не паханное поле — «доколе».

Еще была Дуняша Простоквашина, настоящее имя Юля Фефер, которая вразумляла красоток, как им еще лучше украситься, и советовала мужчинам, что лучше всего подарить любимой на Новый год или День святого Валентина. По Юлиному, Дуняшиному то есть, выходило, что самый лучший, после бриллиантов, подарок — это неделька у теплого моря, спортивная машинка и все такое. Простенько и со вкусом.

Остальные фамилии Инне были неизвестны, и она записывала все подряд, позабыв про время. В таком виде — в блузке, колготках и с дырявым листком в руке — ее и застал помощник Юра, приехавший, чтобы проводить се на теледебаты.

Про Юру она начисто позабыла.

— Инна Васильевна! — вскрикнул он, увидав ее колготки, и залился мальчишеской краской, и сорвал шапку, словно намереваясь ею закрыться, и заюлил, и стал отводить глаза.

— Простите, Юра, — растерялась Инна и спряталась за дверь, — а что, уже?..

— Уже полседьмого, Инна Васильевна! — громко объявил из-за двери Юра. От неловкости так громко, поняла Инна. — Нам пора… уезжать…

— Проходите, — пригласила она, — не пугайтесь так. Я буду готова через минуту.

Откуда-то сверху, совершенно непонятно откуда, на пол обрушился Тоник, сел, поглядел по сторонам, потом подошел к Инниным ботинкам и стал их обнюхивать, как будто никогда раньше не видел. Хвост трубой, на морде ухмылка.

Юра покосился на него. Тоник сел между ботинками и уставился на Юру.

Она моя, вот что было написано на усатой морде. Я не знаю, зачем ты пришел, но она моя.

Прибежала Инна, в костюме и с сумочкой, швырнула сумочку в кресло и стала обуваться. Юра с Тоником следили за ней очень внимательно. Тоник — открыто. Юра — исподтишка.

— Какая-то странная история со мной произошла, — пожаловалась она, когда Юра подал ей шубу, на этот раз другую, белую, коротенькую, и она принялась решительно заталкивать под мех консервативный английский шарф.

— Что за история?

— Ерунда какая-то, Юр. Вчера я вернулась после кладбища, а у меня тут незнакомая девица. Она сказала, что горничная и что подменяет мою постоянную, Аделаиду Петровну. Потом она ушла в чем была, а на улице весь день мело и холодно было. А сегодня Аделаида мне сказала, что никакой Наташи не знает и у них в штате вообще нет горничной с таким именем.

— Детектив, — оценил Юра. — А вы все посмотрели, ничего у вас не украли?

Инна перестала заталкивать шарф и уставилась на Юру.

Черт возьми!.. Ничего она не смотрела.

Господи, с ее манерой везде расшвыривать серьги, кольца, деньги — не потому, что неряха, а потому, что вечно ей было некогда искать соответствующую «тару» и потом еще нести «на место» — украсть у нее могли все, что угодно.

Не зря Аделаида переписала по пунктам все ее белье — не полагалась на хозяйкину память!

— Откуда здесь могут быть… воры? — строго, раздосадованная тем, что сама не догадалась, спросила она у Юры, как будто он уже украл у нее «комплект фисташковый „Лиз Шармель“».

— Кто их знает, Инна Васильевна. Они везде… могут быть. У них работа такая.

Это тоже было совершенно справедливо, и поэтому Инна рассердилась еще больше. Кроме того, ей очень хотелось побежать и посмотреть, все ли на месте, но времени уже не оставалось, следовало ехать «дебатировать».

— Юр, вы на своей или с нами?

Везти его ей не хотелось — от досады.

— Я на своей за вами.

Инна махнула рукой в сторону Юриной машины, похожей на темную гладкую рыбину, сияющую под фонарем чешуей, и забралась в свою.

— Опаздываем, что ли, Инна Васильевна?

— Нет. Осип Савельич, помнишь нашу вчерашнюю историю с девушкой Наташей?

Осип посмотрел на нее в зеркало заднего вида и пробормотал как бы себе под нос, но так, чтобы она слышала:

— Да у нас вчера сплошь истории случались… И утром, и днем, и вечером.

Инна замерла. О чем он? Знает, что Ястребов приходил?.. Или догадался, что Любовь Ивановну убили почти на глазах у нее, Инны?..

Осип сопел. Машина летела. Инна ждала.

Осип не выдержал первым:

— Так чего там с Наташей этой?

— Да ничего. Нет такой в хозяйственном управлении и не было никогда.

— Да ты что! — вскрикнул Осип.

— Ну да.

— Так откуда ж она взялась?!

— Понятия не имею. Юра спрашивал, не пропало ли чего, а я даже не посмотрела! Мне и в голову не пришло.

— Да-а, — протянул Осип. — Загадка.

— Точно.

До здания Белоярского телевидения оставалось езды еще минут пять, когда их машину неожиданно прижали к обочине какие-то мигалки. Осип выкрутил руль так, что сам почти повалился на бок, Инна стукнулась лбом в подголовник переднего кресла, со щитка полетели газеты и Иннины давешние темные очки. Она обеими руками ухватилась за кресло, уверенная, что сейчас что-то случится — взрыв, очередь, захват.

Господи, помоги нам!..

«Вольво» понесло по обледенелой дороге, пронесло немного, и машина ткнулась рылом в сугроб.

— А, чтоб вас!.. — заорал Осип.

Мигалки унеслись вперед. Их всполохи далеко разливались по сугробам. Следом за мигалками по белой пустой дороге пролетела машина, Инна даже не разобрала, какая именно, и все пропало, словно черти убрались обратно в свою преисподнюю.

Некоторое время было тихо.

— А, чтоб вам пусто стало! — начал Осип. — Да чтоб вам на первом повороте!.. Да чтоб, вашу мать, вам наперерез танк выехал! Чтоб колесо отвалилось, чтоб!..

— Осип Савельич.

— Чтоб вас всех до смерти убило, уроды бешеные, твою мать!..

— Осип Савельич! Все, хватит.

— Да что хватит, когда чуть не убили!.. Козлы, вчера права купили, а сегодня уже за руль!

— Осип Савельич, наша машина едет или не едет?

— Чтобы им сгореть, проклятым, прямо в их тачках!..

— Осип Савельич, мы можем дальше ехать или мне пешком идти?

Осип неожиданно осознал реальность, покрутил головой в знак того, что слов у него больше нет, и стал медленно выбираться из сугроба. Тяжелая машина почти не слушалась, колеса крутились, разбрызгивая снег, двигатель ревел, корпус подвиливал — и было непонятно, вылезет она из сугроба или нет.

Инна оглянулась на пустую дорогу. Где Юра, может, с ним поехать, пока Осип тут будет… откапываться?

— Уроды, господи прости… На дороге нет никого, четырех полос им мало, надо чтоб в кусты башкой, они без этого никак не обойдутся, сволочи. Я вот мужикам своим скажу, чтоб поприжали где-нибудь сволоту эту проклятую, приезжих этих…

Инне стало смешно.

— Осип Савельич, что ты несешь?! Каких приезжих?! Сам-то, тоже мне, сибиряк нашелся!

— Я-то, может, и не сибиряк. Я-то, может, из Москвы приехал. А эта сволота откуда поналезла мне неизвестно. Да еще в начальство прет!..

Инна громко выдохнула. Осип выбрался на дорогу и нажал на газ. Юры все не было видно.

— Кто прет в начальство?

— Да этот хрен моржовый, что нас с тобой в кусты загнал! Его машина. Губернатором он будет! Вот кем он будет!.. — и всегда сдержанный и солидный Осип сделал неприличный жест.

Инна посмотрела в сторону.

Итак, Ястребов Александр Петрович. Пролетел мимо, спихнув Осипа вместе с Инной с дороги в сугроб.