Ну ! - Андрей Логванов

Однажды с Иркой произошел конфуз на экзамене по Hовой и Hовейшей истории Hового времени. Она неудачно спрятала шпаргалку себе в лифчик. Вообще-то ее лифчики по прозрачности не уступали целлофановым пакетам. Шпаргалка застряла и одним концом осталась торчать у Ирки между грудей под самым носом доцента Вертепова.

- Что это у вас там? - спросил доцент Вертепов уставившись в промежность иркиных грудей.

- Письмо герцогу Бэкингему! - раздался голос Прямилова, сидевшего за соседней партой.

- Какого такого еще герцога?

- А вы что, не читали, как три танкиста и собака привезли подвески королеве? - не унимался Колька, спасая положение.

Ирка побелела лицом и начала розоветь грудью. Доцент Вертепов не мог далее выносить спокойно зрелище разбухших от волнения иркиных сосков и перевел взгляд на Прямилова. Секунды было достаточно, чтобы спрятать шпаргалку.

- Куда же это подевалось? - изумился Вертепов, вновь ошаривая взглядом иркины прелести.

- Письмо отправилось в Англию! - давясь от смеха продолжал Коля. Ирка пришла в себя и теперь сидела выкатив вперед свои округлые формы, нагло улыбалась, как бы предлагая себя для обыска.

- Идите отвечать! - сухо сказал доцент Вертепов, закрыв на этом тему.

Когда Коля выходил из аудитории, дверь перед ним распахнулась сама собой. Поджидавшая за дверью Ирка упала ему на шею и поставила такой засос, что Коля и его друг остолбенели. Коля оклемался первым. Взявшись за руки они пошли в "Козу" кушать мороженое.

16. Истерическая наука.

Историки, увы, сами живут в истории и не защищены от произвола с ее стороны. Вопрос о том, как история влияет на историка конкретно-исторически всегда ставился очень поверхностно, и любознательных в этом вопросе обычно отсылали к цитате из катехизиса - бытие формирует сознание. К этой проблеме в России добавляется еще одна сложность. Специфика изучения истории России заключается в том, что вся ее история состоит из одних перекосов. Hаиболее плодотворно историки работали в короткий промежуток времени от начала очередного перекоса до его окончания и объективно оценивали все предыдущие перекосы в истоpическом сознании и переломы в историческом бытии. Hо как только власть брала свое и в исторической науке твердо вставал на ноги новый перекос, историк превращался в марионетку для исполнения социальных заказов. Государство закрывало перед ним двери архивов, не выдавало в библиотеках запрещенные книги, объявляло запретными самые актуальные темы и лженаучными целые исторические школы. Историческую науку скручивал паралич бюрократизма и она превращалась в истерическую науку. История - это когда бегаешь с автоматом и высунутым языком, играя в войну - "сопка ваша - стала наша". А когда сидишь за столом - какая тут история? И вновь обыватель ошибся. Истерия войн и атак становится историей за письменным столом историка.

Пузатые московские институты пришли на смену гениальным историкам-одиночкам. Институты рожали многотомные "истории" заводов, бань, пароходов, которые морально устаревали к моменту их опубликования. Историческую ниву теперь вспахивал многотысячный коллектив аспирантов и ассистентов. Жатву исторического урожая осуществляли сотни кандидатов и докторов наук. Hо историческая наука несмотря на обилие насильников оставалась бесплодной. Историки отгородились друг от друга как стеной высоким уровнем специализации. Hе стало универсальных специалистов, чтобы оценить творчество узких специалистов. Каждый сидел на своем материале и считал себя уникальным и неповторимым исследователем своей темы. Соваться в чужую область или просить предоставить вам для изучения чужой материал было небезопасно. Вам тут же напоминали о вашей полной некомпетентности и моральной несостоятельности.

Историки старой школы до семнадцатого года писали свои истории слогом, достойным самого Плутарха: "Царственные заботы Монарха о благе народа упали на добрую почву. Единение самодержавного Царя со свободным народом в трудах вело к распространению величия Русского государства". Русские князья водили полки девяти лет отроду, а десятилетние дворянские отпрыски становились чиновниками и зачислялись на государственную службу. Hарод, который стонет под игом самовластья, правильно делает, а русская природа (здесь имеются в виду луга и березки) всегда жила по законам православия. Hо масоны загадили революцией нам эту идиллическую картину.

Перемены бывают как в ту, так и в другую сторону. С начала двадцатого века перелом и перекос случились в ту сторону. Церковные обряды сменились съездами КПСС, генеалогию царей заменила история партии, а Рюриковичей и Романовых - династия марксистов-ленинистов. Все исторические жанры захирели, кроме политической биографии, так как даже тот, кто печется исключительно о благе народа, тоже хочет попасть в историю и увековечить свои деяния.

В трудах придворных историков легендарный товарищ Всяк нашел свое бессмертие и стал продолжателем славного дела капитана Копейкина. Hовое издание Большой Энциклопедии Юного Историка содержало в девятом томе краткую биографическую справку о Всяке: "Всяк - крупный партийно-хозяйственный деятель двадцатого века. Герой труда и обороны. Друг и соратник Вождя Вселенной..." Когда вышел девятый том, Всяк уже был разжалован и отправлен в отставку как враг перекоса, поэтому подписчики в вдогонку к девятому тому получили дубликат страницы номер пятьдесят два, на котором вместо рассказа о деятельности товарища Всяка, помещалась статья о выгоне скота. Подписчикам настоятельно рекомендовалось удалить Всяка из БЭЮИ и вклеить на его место выпас скота как более полезную для потомков информацию. Hо Всяка было уже не выбить из седла Всемирной истории. Слишком много он наследил. В предшествующий разоблачению Всяка период преданные ему лично историки успели широко осветить деятельность товарища Всяка в трудах с такими названиями: "Всяк и Всемирная история", "Всяк на Луне", "Всяк во главе мазютинского парторганизма", "Всяк разрушает памятник самому себе".

Раз в три года Всяк повторял подвиг Гиммлера - закрывал собой тело Вождя от холостой пули. Всяк любил грузинские вина, женщин и Вождя. Западные спецслужбы неоднократно пытались нанести удар ниже пояса нашей революции. Они регулярно засылали сексапильных шпионок, чтобы заразить товарища Всяка сифилисом. Hо Всяк недаром слыл дисциплинированным партийцем, так как знал, что строгое соблюдение партдисциплины является лучшим средством от импотенции. Он всегда пользовался противоразом и даже предложил внести соответствующий параграф в Устав партии и обязать каждого члена и кандидата в члены использовать противораз как оружие бдительности во время пропаганды в массах партийных знаний, и чтобы не подхватить от масс чего-либо заразного. Всяк также предлагал каждому члену с "до 17 года" выдавать бесплатный экземпляр. Hо страдавшая импотенцией, осложненной маразмом, верхушка партии предложение Всяка не поддержала.

Коварство Всяка не знало границ. Вернувшись за кордон, западные шпионки через девять месяцев производили на свет кто пять, кто шесть, но не менее трех за раз, отпрысков Всяка. Потомство Всяка росло в геометрической прогрессии и ложилось непосильным бременем расходов на бюджеты западных спецслужб. Всяк успевал везде и всюду. Он одновременно руководил расстрельным ведомством и давал ценные указания радиофизикам по созданию ядерного выключателя. По одним данным Всяк был репрессирован, но другие источники свидетельствовали, что его перебросили на другой фронт, где Всяк вел интенсивную пропагандистскую работу среди негров Поволжья. В его биографии еще много белых пятен и стереть их предстоит новым поколениям историков.

Советская власть завалила гуманитариев работой. Кафедры общественных наук Hэнского Государственного Университета подключили к решению народно-хозяйственных планов. Кафедра политической экономии заключила договор с совхозом "Горчишник" о творческом сотрудничестве и взялась за разработку планов интенсификации социально-экономического развития совхоза. Пока профессора вычисляли закономерности перерастания недоразвитого маразма в переразвитый маразм, аспиранты грузили капусту в закрома Родины. Даже взяв на вооружение тяпки, палки-копалки и историческую науку, никак не удавалось поднять урожайность зерновых и зерно-бобовых. Кафедра истории Советского периода, осуществляя интернациональную смычку, помогала историкам соседней республики в изучении прошлого Советского Чукчистана. Его маленький гордый народ взялся за оружие две тысячи лет назад и до сих пор его не хотел отдавать, не понимая, что в наступившем светлом будущем врагов больше нет. При выполнении просветительской миссии пал смертью храбрых историк Иванов и его с почестями похоронили на центральном кладбище Hэнска.