Жребий принцессы - Джудит Тарр

Хирел ударил пятками в бока своей кобылы и пригнулся к ее шее. Она стрелой понеслась на холм.

За спиной Хирела раздался крик. Он хлестнул кобылу длинным концом уздечки, и ее галоп превратился в настоящий полет.

Его тюремщики остались далеко позади. Хирел улыбнулся встречному ветру.

Но его радость померкла и исчезла. Над землей летела серая тень, глаза ее горели зеленым огнем, и она приближалась. Она охотилась за ним. Она хотела отрезать ему путь к свободе. — Нет, — сказал он негромко.

Пригнувшись еще ниже, он принялся петь в прижатое ухо Кобылы, умоляя, угрожая, приказывая ей скакать вперед. На Холм. На холм.

Она споткнулась. Хирел удержал ее, изо всех сил рванув поводья, и продолжал подгонять вперед. Краем глаза он видел Юлана. Огромная пасть была разинута, сверкали белые клыки. Камни. Если бы Хирелу удалось добраться до камней, он смог бы защищаться. До самого конца, как и подобает. Будь проклят этот невероятный кот — порождение самого ада.

Перед ним маячил каменный круг. На самом высоком камне сидел Аварьян, и его раскатистый хохот заполнял мозг Хирела. Даже в отчаянии он понимал, что его положение крайне невыгодно: у него нет бога, который защитил бы его от этого пылающего монстра. Логика была жалкой защитой, философия рассыпалась в прах, словно башня из песка. А тысяча богов Асаниана оставалась всего лишь сказкой, которой пугали детей.

Кобыла резко отпрянула в сторону. Челюсти Юлана щелкнули там, где только что было ее горло. Хирел изо всех сил лупил ее пятками и хлестал длинным концом уздечки, направляя ее к западу. Она сопротивлялась, упираясь ногами и мотая головой. Юлан издал рык. Она окончательно обезумела.

Медленно, будто нехотя. Хирел взлетел в воздух и оказался на земле, ничего не соображая. Острые раздвоенные копыта молотили землю возле него. Ему оставалось только лежать, задыхаясь, и ждать смерти.

Неясная огненная тень превратилась в лицо Саревана. Хирел хрипло вдыхал благословенный воздух. Мысли его путались, однако крошечный уголок разума, сохранявший хладнокровие, отметил, что лицо Саревана не предвещает ничего хорошего. Однажды Хирелу уже довелось видеть, как оно пылает от гнева, и тогда юноше было страшно. Но эта застывшая холодная маска показалась ему намного ужаснее.

Мало-помалу его легкие встали на свое место. Все его тело покрывали синяки, но ничего не было сломано. Он с трудом сел. Никто не подал ему руки. Все они сидели верхом и таращились на Хирела, лишь Сареван стоял возле него на одном колене. Его глаза ничего не обещали. В них не было ни милосердия, ни ярости, ни даже презрения.

Хирел с трудом поднялся и сглотнул ком в горле. Они оказались лицом к лицу с Сареваном. Пальцы юноши невольно сжались в кулаки. Наконец принц Аварьяна тихо и холодно сказал: — Ты дал мне слово.

Хирел рассмеялся, хотя это причинило ему боль. — Мое слово чести не распространяется на скотов. Наступила тишина, длившаяся даже дольше, чем предыдущая пауза. Она была длиннее, холоднее и намного ужаснее. Сареван поднялся. Он возвышался подобно громоздящимся вокруг камням, подобно богу, взошедшему на трон из этих камней. Он поднял руку.

3хил'ари, поспешивший на призыв, не был приверженцем мягкого обращения. Он связал руки Хирела за спиной так туго, что это причиняло боль, и посадил его на спину взмыленной и дрожащей кобылы, а потом связал его ноги ремнем, пропущенным под ее животом. Взяв в руки повод, он вскочил на своего высокого жеребца. Сареван уже ждал в седле. Они продолжали свой путь на восток.

Глава 6

Собственно говоря, Хирел не слишком страдал. Он застыл в седле, чтобы лучше приспособиться к своим оковам. Он их заслужил и гордился ими, как боевой наградой, потому что он не трус и не предатель, чтобы покорно следовать в стан врага. Спустя несколько первых изнурительных часов его мучители смягчились, оставив связанными только руки, но уже не за спиной, а впереди.

Хирел смирился с тем, что за ним постоянно наблюдают — днем и ночью. Он смотрел на своих стражей без злости и обиды, тем более что и они никогда не выказывали ему подобных чувств. В самом деле, они относились к нему даже с некоторым уважением. Они следили за тем, чтобы он был накормлен, вымыт и чтобы у него было все необходимое.

— Ты сделал попытку, — сказал однажды 3ха'дан, — а это поступок мужчины.

Нет, он мучился совсем не из-за того, что лишился свободы. Причиной его страданий стал главарь его тюремщиков. Сареван единственный из всех не сказал ему ни единого слова, он даже не подошел к нему и не обращал на него никакого внимания. Остальных можно было бы считать врагами, раз уж это было обусловлено законом войны, но лично Хирелу они не желали зла. Сареван же не просто ненавидел Хирела — он его презирал.

Но что Хирел сделал такого, что сравнялось бы с поступками самого Саревана или превзошло их? Да он просто дурак и глупый ребенок, если так оскорбляется, а Хирел несомненно сошел с ума, если это его беспокоит. Это вообще не должно иметь значения. Они рождены, чтобы быть врагами, ведь они сыновья двух императоров, правящих в мире, где места достаточно только для одной империи. Их взаимоотношения с самого начала были отмечены духом соперничества. Им неизбежно предстоит война и последняя схватка, в результате которой один из них станет единственным правителем мира, а сейчас в нем существуют два трона.

И все же это имело значение. Хирелу не нравился Сареван, никогда не нравился. Но все не так просто и не так безобидно. Вот он скачет впереди отряда, отчужденный и высокомерный, и с каждым часом становится все слабее. Ему уже с большим трудом удается держаться прямо; еще немного, и он не сможет сидеть в седле. Хирелу хотелось разорвать свои проклятые оковы, ударить пятками в бока кобылы, направив ее к рыжему жеребцу, и ругать этого дурака до тех пор, пока тот не улыбнется своей ослепительной улыбкой, не склонит свою надменную голову и не позволит позаботиться о себе. Или по крайней мере не признает существования Хирела. И не позволит кому бы то ни было поддержать его угасающие силы.

Сареван вступил в Сто Царств, похожий на тень смерти, однако он был жив, он дышал и сам управлял своим сенелем. Лишь в одном он смирился с необходимостью, приказав воинам зхил'ари привязать себя к седлу. Это им не понравилось, но они послушались. Гордость такого рода они понимали.

Хирел тоже обладал этой гордостью. Она заставляла его держаться поодаль и молчать: король даже в плену остается королем. И она же в конце концов поставила перед ним новую проблему. Пусть он войдет в Эндрос Аварьян связанным, но он не может смириться с тем, что Сареван презирает его. Дурак он или безумец, но он принц. Этого Хирел отрицать не мог. Им полагается непримиримо и яростно ненавидеть друг друга, а презрение унижает их обоих.